— Внимание! Разрядка потока!
Тимофей оборотился от антарктических видов к пейзажам африканским, и его пробрала дрожь. На пустыню падала вода. Она не струилась, не лилась, не хлестала, а именно падала. Рушилась сплошным течением. Внешняя акустика донесла раскатистый грохот, низкий, воистину нептунический рёв и зык.
— И разверзлись хляби небесные… — пробормотал Тугарин-Змей, зачарованно глядя наружу.
— Дождик-дождик, — продекламировал Рыжий детский стишок. — Кап-кап-кап…
Вода мгновенно размыла, расплескала дюны, вымесила саванну, как жидкое тесто, закручивая в гигантских воронках красную латеритовую грязь, траву и деревья.
Замыкающая башня дрожала и сотрясалась, одна сопротивляясь буйству новой, рукотворной стихии. Через пару минут вода скрыла под собою даже высокие холмы, разливаясь до самых гор.
— Заканчиваем промывку! — крикнул Таггарт.
Вскорости доложились дежурные с направляющих башен на островах Кергелен и Восточный Крозе, на вершине Нджесути, что в Драконовых горах.
Тяжкий, убийственный гром постепенно стих, переставая терзать потрясённый рассудок, но состояние подавленности держалось долго.
Остатки разряжённого потока зависли тучами, хотя и вели себя странно для облачности — косматая хмарь металась вниз и вверх, вращаясь по вертикали, разрываясь в клочья и шпаря молниями во все стороны, как давеча океанцы палили из бластов.
Вспомнив о хантерах, Сихали посмотрел вниз — подножие башни купалось в мутных волнах, кругами гонявших грязную пену да измочаленные стволы деревьев.
— Вода ещё не спала, — сказал он. — Самое время выпить и закусить.
— Что пить, я вижу, — тоскливо воздохнул Рыжий, кивая на затопленную пустыню. — А закусывать чем? Компьютерятиной?
— Шурикатиной, — буркнул Харин и выразительно глянул на Цондзому.
Поняв намёк, бушмен сбегал за припасами. Вскоре он вернулся, волоча два маленьких биоконтейнера.
— Шашлычок! — застонал Белый.
— Кебаб! — нежно проворковал Сегаль.
— Пивасик! — залучился Рыжий. — А что…
— Налетай, — скомандовал Тугарин-Змей.
Основательно подкрепившись, Сихали откупорил биопак «Лио» и потянул из соска «тонизирующий, витаминизированный напиток». Одной левой раскрыв радиофон, он созвонился с женой. Ответила ему Марина Харина.
Её прелестная головка висела макушкой вниз, а длинные волосы вились во все стороны.
— Приветики! — радостно прозвенел Маринин голосок.
— А где Наташа?
— Я вместо неё!
— Летаешь?
— Ага! Тут так здорово! Мы сейчас в оранжерее были, дыню ели!
— Настоящую дыню? — восхитился Сихали.
— Да! Такая здоровенная! Вкуснющая-я…
— Тебе Илью дать? А то он тут уже весь исстрадался.
— Давай! — хихикнул голосок с небес.
— Змей! — окликнул Тимофей. — Тебя!
— Кто? — буркнул Харин, неохотно покидая мягкое кресло.
— Приветики! — послышался хрустальный колокольчик, и радостный Тугарин-Змей бросился на зов.
Сунув радиофон в жадные руки Ильи, Тимофей отошёл в сторонку, дабы не мешать басистому воркованию.
Вид за прозрачной стеной пугал и завораживал. Вода разливалась до горизонта, мутная и неспокойная, туман носился поверху, то собираясь в плотную пелену, то разрываясь в клочья. «Земля была безвидна и пуста…»
Часам к трём вода спала настолько, что сплошное зеркало разбилось на осколки-озерца. Тучи потихоньку рассеялись, и солнце принялось за дело — всё видимое пространство заволокло маревом испарений, далёкие горы заплясали в туманной дымке.
Сихали первым покинул лифт, но выйти сумел не сразу — двери завалило изломанными ветками и обкорнанными стволами деревьев. Парящую землю вокруг покрывал толстый-толстый слой липкой красной глины. И скользкой — Сегаль нелепо взмахнул руками и приземлился на пятую точку.
— Правильно, — оценил Белый, — так устойчивей.
— Пешком не пойдём, — решил Тимофей, выдирая ноги из чавкавшей болотины. — У нас транспорт есть. Цондзома, заводи!
Вездеход, мягко переваливаясь, спустился с возвышенности, занятой башней, и поехал в объезд невероятно разлившегося озера Этоша-пан, вода в котором ещё не отстоялась и не успокоилась — так и ходила волнами, хотя ветер утих.
— Вон, смотри, — Белый пальцем показал на берег, — это он прятался за спинами хантеров.
Из песка выглядывало тело человека в серебристом комбинезоне, напоминавшем спецкостюм космонавта.
— Тормози, — велел Цондзоме генрук и вышел наружу.
Видок у трупа был так себе. Никаких документов при нём не оказалось, зато на волосатом запястье красовалась жирно намалёванная татушка — двенадцать рун «зиг», вписанных в окружность. Schwarze Sonne. Чёрное солнце.
Глава 4
«ВЕРХНИЙ СВЕТ»
12 декабря, 9 часов 20 минут.
Афросоюз, СШЮА, Кейптаун.
«Борт номер один» починял диффузоры, так что быстро вылететь в АЗО не получилось.
— Сделаем пересадку в Кейптауне, — сказал Сихали. — Сан Саныч туда обещал борт перегнать.
— Морем дотуда, — лаконично объяснил Тугарин-Змей, — и на юга.
На том и порешили. Сборы заняли не больше пяти минут, и «великолепная шестёрка» поднялась на борт экраноплана «Гиппогриф». Два его огромных сигарообразных фюзеляжа соединялись широким крылом, спаренные турбины разделял высокий киль.
Граждане ТОЗО и АЗО прошли внутрь правого корпуса и пересекли крыло по узкому проходу — места для них были заказаны в левой «сигаре».
— Всё будет о'кей, Димдимыч, — болтал Рыжий. — Отыщем мы этих «шварцев».[31] И так засветим, что…
— Обнаглели вконец, — процедил Купри. — Шпана, погань… Главное, средь бела дня! «Шварцы» драные…
— Ты с Самоа связывался? — спросил Тимофей, не оборачиваясь.
Илья кивнул. Вспомнив, что шеф его не видит, сказал:
— Связывался.
Вытащив радиофон и набрав серию кодов, он сунул его генруку. Стереопроекция оформилась в квадратное лицо Дженкинса.
— Коллегиально приветствую! — ухмыльнулось лицо. — Как отдыхается?
— Нормально. Что там насчет теракта?
— Ха! — хмыкнул Самоа. — Это мы так думали, что теракт. Там «гоп со смыком» был — эти, из «Чёрного солнца» которые, просто увели ценный груз. А тех, кто рядом был и всё видел, прикончили.
— И что за груз?
— Щас… Я с третьего раза запомнил… Интрапсихическая техника. О как. Волновой генератор для направленной передачи эмоций.
— И на фига он им?
— Дык, ёлы-палы… Вопрос! Да там вообще хрень творится, и непонятная какая-то. Помнишь, где это долбаное «Чёрное солнце» самый первый раз засветилось? На Таити-2. Девять убитыми. Ну, мы тогда тоже сразу — теракт, теракт! А сейчас копнули поглубже…
— И чего нарыли?
— Трупы — это зачистка была. «Чёрное солнце» никогда не оставляет свидетелей…
— Потому они и за нами гоняются, — вставил Сихали.
— Ну да… Так там ещё десятый был — и пропал. Получается, похитили его.
— Кого именно?
— Виджая Чарана. Говорят, крупный спец по волновой психотехнике. Величина!
— Вот, блин…
— И не говори.
— Ладно. Копай дальше.
Дженкинс кинул два пальца к виску, и стереопроекция угасла.
Белый, шествовавший последним и не слышавший переговоров, громко провозгласил:
— Занимайте места согласно купленным билетам!
Кресла были огромными и объемными — хоть клубком в них сворачивайся. Браун уселся ближе к проходу, Харин занял место у окна. Купри и Сегаль устроились напротив.
— Знаю я, — сделал вывод Борис, — почему криминал распоясался! Гангстеры совсем страх потеряли — их же больше не казнят, а Психонадзор никого не пугает.
— И зря, — сказал Сихали. — Борь, ты плохо знаешь, что такое Психологический надзор. Вот представь себе: ты совершил убийство, и тебя приговорили к трансформации по классу «А»… Знаешь, как это бывает? Сначала тебя помещают в изолятор — готовят к ментодеструкции. Преступнику дают время осознать и ужаснуться. Ведь не сеанс позитивной реморализации предстоит — та подействует с месяц, и блок «рассасывается» — наложенный гипноиндуктором запрет снимается, как заклятие. А тут — «полная переделка»! Тебя фиксируют на стенде, делают глубокое ментоскопирование, а потом начинается самое страшное — ментальная деструкция. Твою память постепенно стирают, ты теряешь себя — твоё тело живо, но личность распадается полностью. И чем это лучше медленной смерти? Да это и есть смерть! Ведь человек — это не тело, не мозг даже. Мы — это наша память. Эмоции, чувства — всего лишь реакции на раздражитель, ум — способность перерабатывать информацию. Но когда стирается информация о тебе самом — ты исчезаешь, перестаешь быть! Это хуже смерти, Борь. Ведь каждую минуту ментодеструкции, пока к тебе подступает небытие, ты всё-всё понимаешь! И знаешь, что твоё здоровое, сильное, молодое тело никуда не денется. В бывшем твоём мозгу нарисуют ложную память — мнемогенезис это называется, восстановят навыки… Родится как бы новый человек — с твоими генами, с твоим фенотипом, но не ты. И почему ментальную деструкцию называют гуманной, я понятия не имею. По-моему, это ужаснее электростула или гильотины!
