И ушел, не попрощавшись с грустным Игорем, который продолжал жевать стейк.
К лифту он тащился, не помня себя и мечтая надраться до беспамятства как можно скорее.
Но вдруг Стас увидел её. Точно спасательный круг, Даша Иванова появилась в тот самый момент, когда он проваливался в пучину безысходности. Язвительная такая и вредная. Настоящая.
До недавнего времени он не рассматривал её в качестве интимного интереса. Конечно, Иванова выделялась среди прочих. Единственная девушка на потоке, да ещё и симпатичная. Она вечно сидела с таким видом, будто сопромат вызывал в ней панику.
Чаще, правда, и на доску не смотрела, что-то вырисовывая в тетрадке. Аж язык высовывала от усердия и изредка неодобрительно мотала волосами. А Стаса всякий раз брало раздражение: что она там пишет?
Конечно, он не был безумным фанатиком и не считал, что нет ничего важнее его предмета. Есть, конечно.
Но если уж взялся грызть гранит науки — грызи и причмокивай от удовольствия. Никто ведь ей насилу учиться не тащил. Сама захотела.
Ну а потом это падение посреди пересдачи, когда Стас ощутил под собой мягкое, теплое тело. Податливое. Посмотрел на неё снизу вверх. На глаза удивленные, на покрасневшее лицо.
Какая же она… жаркая.
А тот раз на кафедре, когда он забил на свои принципы, только бы ощутить её? Наваждение, не иначе. И ведь согласилась. Почему? Ради оценки? Чтобы наконец-то отмучиться?
Или всё-таки было что-то ещё?..
Больше всего Стасу нравилось наблюдать за тем, как Иванова закипает от злости, как начинает возмущенно пыхтеть и хамить в ответ.
Как назло, отключили электричество.
Что это: знак свыше или заговор вселенной?
Сколько у них разница? Десять лет? Больше? Меньше?
А она так сладко стонет и так вжимается в него, словно в последний раз. И одежда с неё слетает очень просто. Даша дышит, всхлипывая, и от этого член твердеет в одну секунду. Не нужно никаких предварительных ласк, чтобы он упирался в белье, принося неудобство и даже боль.
Гораздо лучше, когда член скользит внутри неё. Такой узкой и влажной.
После такого «марафона» все идиотские мысли тотчас потеряли значение. Стас словно бы очистился, даже воздух стал пахнуть как-то иначе. Он наполнился страстью.
Так. Надо включить голову и заставить себя выйти из лифта.
На улице он потянулся, подставляя лицо холодному зимнему солнцу. К черту всё. Можно выдохнуть и ни о чем не думать.
К сожалению, кто-то свыше рассудил иначе, потому что телефон завибрировал в кармане джинсов. На дисплее высветилось «Настя». Стас долго сомневался: брать трубку или уже не нужно? Что он ей скажет? А она ему?
— Да?
На том конце провода заверещали:
— Я беременна! Слав, представляешь? Беременна! Ты станешь папой!
— Поздравляю, — сказал Стас не своим голосом и отключил телефон.
Наверное, он — полный моральный урод. Скотина. Не мужчина. Человек, недостойный существовать. Раз на восторги невесты отозвался равнодушием и даже злобой. Но на рубашке сохранился слабый запах духов Ивановой, и это казалось важнее любых новостей.
Тем более таких, которые точно не могут быть правдой.
* * *
Наверное, на обратном пути меня незаметно покусала Золушка, потому что мне дико захотелось что-нибудь прибрать. Иришки не было, поэтому следующие два часа я драила комнату под панк-рок, вопящий в колонках. Даже люстру протерла, что для меня было нетипично — ибо это высоко, неудобно и небезопасно. Люстра у нас такая, что одно неловкое движение, и рухнет вместе с куском потолка.
Но повезло.
Вскоре десять квадратных метров сверкали чистотой.
Не успокоившись, я рванула на общую кухню с каким-то рецептом пирога, который нашла по запросу «пирог, который невозможно испортить».
Забегая вперед: возможно.
Но пока я этого не знала и вдохновенно смешивала ингредиенты.
— Что с тобой, Иванова? — полюбопытствовала вечно сидящая на кухне Светка (она либо готовила, либо ела). — Ты в адеквате?
— А что? — Я сыпанула соли «на глазок», прямо как по рецепту.
«Глазок» получился с чайную ложку.
Ай, нормально!
— Впервые вижу тебя готовящей. Ты либо бешенство подхватила, либо…
Она не договорила. Видимо, в голову Светке второй вариант даже не пришел. Я лишь дернула плечом. Когда-то нужно начинать готовить самостоятельно, не вечно же сидеть на шее Шевченко.
Так, в рецепте сказано взять три крупных яйца или четыре мелких. У меня какие яйца? Я сжала их в ладошке. Не, ну крупные, наверное. Ладно, всё равно добавлю побольше. Яйцом пирог не испортишь.
— Так что с тобой, а?
— У меня хорошее настроение, и я хочу приносить пользу обществу.
— Тогда выйди из кухни, — заржала Светка.
Я не ответила, только врубила на полную катушку миксер.
Спустя пять минут у плиты столпилась половина этажа. Каждый считал своим долгом лично убедиться, что Иванова Даша готовит. По-настоящему. Пирог.
Я с видом фокусника добавляла ингредиенты, не заботясь о пропорциях.
— Дашка, пирог делаешь? — Миша Семенов подошел слева и резво обмакнул в тесто ложку. — О, вкусно. Дашь готовый попробовать? О, прикольная фраза: Даш, дашь?
Прозвучало неоднозначно. Настолько неоднозначно, что я на всякий случай сделала шажок в сторону. Ох, Мишутка, знал бы ты, чем закончился для меня просмотр фильма. Впрочем, день я провела отлично, за что тебе спасибо.
— Конечно, дам.
— Спасибо. А то я упарился с этим переездом. Голодный как слон.
В общем, всё шло хорошо, пока не появился надзиратель в лице Шевченко. Она проходила мимо кухни, мельком заглянула к нам, а потом вошла с очень мрачным видом.
— Что ты делаешь?! — Иришка отобрала у меня миксер, попробовала тесто и, отплевавшись, добавила стакан молока. — Сгинь, горе-повар.
Пришлось уйти. Не победителем, но и не побежденной в неравном бою с кулинарией.
— Как свидание? — спросила Иришка, когда вернулась в спальню. — Пирог будет через полчаса.
— Нормально, но Миша — не мой типаж.
— Миша вообще может быть чьим-то типажом? — прыснула она. — Он же такой… ну… тупенький.
— Да обыкновенный он, — обиделась я за добродушного Семенова. — Уж всяко лучше твоего Кошелева.
— Сережа хороший! Он хотя бы умный и веселый! И вообще! Ты будто кидаешься на любого парня, только бы с кем-нибудь встречаться.
Это меня задело за живое. Не сама ли Иришка недавно плакалась, как устала от одиночества?
— Вот давай только без нравоучений, а? Как-нибудь сама разберусь.
— Ну и ладно, — фыркнула она. — Можешь спать хоть с Мишей, хоть с кем угодно. Тебе будто не хватило одного неудачного опыта. Что, после Вити ещё тянет на приключения? Ничему тебя жизнь не учит, да?
ЧТО?!
Я подняла на Шевченко полный негодования взгляд. Подруга и сама поняла, что перешла границу, которую мы договорились никогда даже не затрагивать.
— Прости…
Я её уже не слышала, потому что схватила кроссовки, свитер и вылетела из спальни.
Идти было некуда. Поэтому я пошла к Копернику. Всё равно его соседей никогда нет в комнате. Наверное, даже они неспособны выдержать присутствие Вани больше, чем восемь часов в сутки.
* * *
Ваня встретил меня почти как родную. Даже с печеньем. Экологически чистым, конечно же. Таким невкусным, которое есть — сплошное неудовольствие. Но он раскошелился на печенье ради девушки — ради меня! — и это внушало уважение.
— Итак, ты изучила третью главу? — вопросил он менторским тоном.
— Почти.
— Почти — то есть даже не дочитала?!
— Почти — то есть дочитала, но ничего не поняла.
— Впрочем, ничего нового. Ешь печенье. — Он пихнул мне под нос непонятную каку, которая остро пахла картофельными очистками.
Я щедрый жест оценила и отказываться не стала.
Часа три мы посвятили демону по имени Наука. Но, признаться, к третьей неделе обучения я перестала походить на бревно и иногда даже осмысленно кивала. Коперник был неплохим педагогом. Занудным и раздражительным, зато не терпящим полумер. Захотела знать на «отлично»? Рот закрыла и учи.
