удивление простая мысль. В этом умирающем мире Валера, при всей его несуразности и странности, был тем, кто помогал людям выжить. Просто помогал людям выжить. Поднимал из могил, лечил в долг, брался лечить тех, у кого не было денег на дорогие клиники.
И это при том, что Валера не был сильным человеком, он не мог себя защитить. А вот старший уполномоченный Горохов сильным был. И смыслом своей жизни считал защиту тех, кто слабее. И теперь этот сильный человек хотел знать, что произошло с Генетиком. Поэтому он сюда и приехал. Поэтому он поднял руку и нажал на кнопку звонка.
- Кто там? – донеслось из-за двери через некоторое время.
- Михаил Рябых и Роза Рябых тут проживают? – как можно более миролюбиво спросил уполномоченный.
- А что вам нужно? – продолжал диалог некто, казалось, не собираясь открывать дверь.
- Я по поводу нападения на Колю Рябых. Хотел задать вам и ему пару вопросов.
- Вы из милиции, из муниципальной?
- Да, следователь Сорокин. Муниципальная Криминальная Служба, - Горохов достал из внутреннего кармана пиджака милицейское удостоверение. Но не нашёл глазка камеры на двери. – Я могу показать документы.
Кто-то за дверью негромко переговаривался – судя по всему, ему тут были не рады, – и тогда он сказал:
- Мне нужно задать всего пару вопросов. Михаил, Роза, - когда люди тебе не доверяют, нужно обращаться к ним по именам и назвать своё имя, это иной раз помогает. – Моя фамилии Сорокин, я следователь. Я не отниму у вас много времени.
Только после этого ему наконец открыли дверь. И едва она приоткрылась, он просунул в щель своё удостоверение: вот, смотрите. Показал, вошёл и сразу снял респиратор, чтобы хозяева могли увидеть его лицо.
У мужчины старенькая винтовка в руках, а его жена… Горохов заметил, что она прячет в карман комбинезона маленький пистолет. Ну, это его не сильно удивило. А ещё он отметил, что в доме чисто, нет пыли, песка на полу и чёрной грязи тоже нет. Пахнет горячим кукурузным хлебом, но душно. Кондиционер еле-еле шуршит. Люди явно экономят на электричестве. Пройдя в комнату, он увидал мальчишку – конечно, это был Николай – и ещё девочку лет десяти. Перед ними тарелки с тыквенной кашей, в которой было больше крахмала, чем тыквы. И с краю, рядом с кашей, маленькие горки жареной саранчи.
«Хорошо, что прихватил с собой две банки».
- Привет, ребята, - уполномоченный проходит к столу, на ходу вытаскивая из кармана две маленькие баночки из белого пластика.
Он ставит баночки перед детьми, и те, даже не ответив на его приветствие, хватают гостинцы, начинают рассматривать красивые этикетки, и девочка сразу спрашивает у него:
- А это что?
- Яблочный мармелад, - отвечает уполномоченный.
- А это что? – продолжает интересоваться ребёнок.
- Это такая вкусная вещь, сладкая. Его мажут на хлеб, когда пьют чай.
- Я знаю, - тут же заговорил паренёк, - яблоки растут на деревьях. Там, на севере, у моря. Это такие персики.
- Ну, что-то типа, - соглашается Андрей Николаевич.
Родители стоят рядом и слушают, как он общается с их детьми. Они всё ещё настороже. Ничего, он знает, что они успокоятся, а когда успокоятся, он заговорит с ними, пока же ему лучше разговорить мальчишку.
- Мама, я хочу чай, - сразу сообщает девочка, пытаясь распечатать баночку.
- Стоп, стоп, - останавливает её уполномоченный, посмеиваясь. – Чай с мармеладом пьют только после каши, - девочка смотрит на него с недоверием, но он настаивает: - Только после каши.
И пока она нехотя брала ложку, уполномоченный переключился на мальчика:
- Слушай, Коля, я хотел, чтобы ты вспомнил тот случай.
- Это когда в меня стрельнули? – догадался паренёк.
- Да. Расскажи мне, как это произошло.
- Да я уже сто раз рассказывал, - Коля крутит коробочку с мармеладом в руках; ему, кажется, лень, но этот незнакомый дядька принёс такую интересную и, наверное, вкусную вещь, что он соглашается.
Глава 6
- Ну, мы с ребятами там, на барханах, за опреснилкой, собирали клещей, - начал мальчишка.
- На козодоев хотели поохотиться? Хотели силки поставить? – догадался уполномоченный.
- Ага, - кивнул Николай. – Ну, и тут это… Проезжали мимо двое…
- На чём?
- На мотоцикле.
- Степные? Городские? – уточнил Андрей Николаевич.
Мальчик пожал плечами:
- Да обычные такие… В пыльниках, в масках. Я уж и не помню.
- Коль, ты вспомни, человек не зазря сюда пришёл, - просит ребёнка мать. А тот только морщит лоб: показывает, как вспоминает изо всех силёнок. Горохов же продолжает:
- Мотоцикл какой был, не помнишь?
- Да нет… Черный, что ли…
«Чёрный! Никто не красит транспорт в чёрный, на солнце в полдень до ста градусов бывает, пластик и резина – всё раскаляется, теряет структуру, становится мягким, иной раз и бак, если плотно закрыт, может распереть. Чёрный! Парень ни черта не помнит!».
- Хорошо, и что дальше было?
- Ну, один такой слез и кричит: Рябых, Рябых… Ну, я подошёл, говорю: чего? А он говорит: ты Коля Рябых? Я говорю: ну, я. А он достаёт пистолет Галанина и стреляет мне в руку ни с того ни с сего. И всё, и уходит… Ничего даже не сказал. Садится на мотоцикл… И они уезжают.
- А ты всё помнишь…? Ну, как он на мотоцикл сел, как уехал?
- Ну, так… Плохо…
- Больно было? – сочувствует уполномоченный.
- Да не особо, - удивляет его мальчишка. – Как будто сильно ударили по руке, а потом как будто её отлежал, а так и не больно поначалу… Потом больно было… Когда по докторам ездили, – и добавляет гордо: – Но я терпел…
- Ты молодец, - хвалит его Андрей Николаевич. А сам берёт руку мальчишки и рассматривает её.
Рука ребёнка. Десятимиллиметровая пуля из пистолета системы Галанина могла эту руку просто оторвать. Три-четыре таких пули хватает крупной сколопендре.
Рука ниже локтя чуть белее всей остальной, кости в руке немного искривлены. Но на вид она вполне здорова, крепка и работоспособна. Так же, как и левая рука самого уполномоченного, которую так же восстанавливал заика Генетик. И
