— Приятного тебе отдыха или развлечения, — Марин старалась говорить ровно, а у самой аж губы побелели от напряжения, — в общем, удачи.
— Марин! — Реакция Жордана оказалась молниеносной. Дверь резко распахнулась, и сильная рука, ухватив Марин за предплечье, втянула женщину внутрь.
Как только они оказались в квартире, Жордан отступил от Марин на несколько шагов, и она смогла внимательно его рассмотреть: взъерошенные от длительного контакта с подушкой волосы, воспалённые глаза, недельная щетина и пузырьковые высыпания красноватого цвета на лице и теле в небольшом количестве.
— Только не говори, что ты в моё отсутствие злоупотреблял апельсинами. — Марин улыбнулась и попыталась коснуться его лица, но он отпрянул от неё, и она опустила руку, ловя пальцами воздух. — Это была шутка. Я в состоянии определить ветрянку.
— Я не хочу, чтобы ты заразилась. — Он упрямо поджал губы. — Поэтому тебе сейчас лучше уехать.
Ради этой женщины он был готов на всё, кроме, наверное, одного — взвалить на её плечи ещё и свои проблемы. Даже ради её спокойствия. И встречу, которую Жордан с нетерпением ждал так долго, сейчас он бы предпочёл отсрочить.
— Я переболела ещё в детстве. И неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одного в таком состоянии? — поинтересовалась она, тщательно подчеркнув свои слова нахмуренными бровями. — Ведь, как я полагаю, к врачу ты не обращался?
Жордан молча мотнул головой. Сопротивляться её заботе у него больше не было ни сил, ни желания. Особенно когда Марин встала на цыпочки и коснулась его пышущего жаром лба носом, а потом и губами.
— Тебе нужно сбить температуру, ты весь горишь. А ещё много пить и правильно питаться, — не терпящим возражения тоном проговорила она.
— Для выздоровления мне будет достаточно твоих поцелуев. — Жордан провёл ладонью по её волосам, смахивая с них ещё не успевшие растаять снежинки.
Словами было не передать, как он соскучился по ней! “Работа заполнит весь твой день. Тебе некогда будет думать обо мне”, — сказала ему Марин перед отъездом. Возможно так и было бы, но болезнь внесла в его жизнь свои коррективы, подарив Жордану слишком много свободного времени для мыслей о любимой женщине. Она была для него словно солнечный удар в холодную зиму, словно горсть снега за шиворот в жаркое лето.
Несмотря на протесты Жордана, Марин всё равно позвонила своим охранникам, дав им конкретные распоряжения, и через полчаса те доставили ей медикаменты и продукты. Она насильно напоила Жордана лекарствами и обработала все поражённые участки кожи.
— Их нельзя расчёсывать! — Марин перехватила руку Жордана, всё время норовившую дотронуться до лица. — Заживать будут дольше и останутся шрамы. Они, конечно, украшают мужчин, но не в таком количестве.
— Тогда займи меня чем-нибудь. — Его, которого весь день знобило, сейчас бросало в жар. Это всё она! И её невероятно манящие губы!
Марин обхватила ладонями его лицо и стала осыпать короткими поцелуями покрытые красными пятнами места: лоб, нос, щёки. Когда она спустилась к уголку губ и поцеловала там, Жордан притянул её к себе, перехватывая инициативу.
Он отстранился всего на несколько мгновений, чтобы полюбоваться Марин. Он не мог на неё наглядеться: сколько объятий было потеряно, сколько поцелуев упущено, сколько слов любви не было сказано.
— Я понимаю, что я сейчас выгляжу не слишком привлекательно, поэтому… — Жордан замялся. — Одно твоё слово — и ничего не будет.
— А что нужно сказать, чтобы было всё? — Марин взглянула на него — смело и пронзительно — и сама подалась к нему навстречу, ощущая в своём голосе и действиях полную капитуляцию.
Жадные, нетерпеливые поцелуи, дорожкой поднимающиеся к просящим ласки губам и спускающиеся обратно; пробирающие до дрожи прикосновения; сбивчивое дыхание, иногда переходящее в несдержанные стоны; острое наслаждение, несколько раз за ночь прокатывающееся по их телам сладкими спазмами; приятная истома, окутывающая их дымкой пьянящего блаженства.
Марин вскоре забылась сладким сном в его объятиях, а Жордан довольно улыбнулся, понимая, как сильно измотал её.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
Солнце заглядывало в комнату сквозь приоткрытые занавески, отбрасывая золотые лучи на стены и лица спящих людей.
Марин распахнула глаза и сладко потянулась, чувствуя себя выспавшейся и полностью отдохнувшей. На её запястье, поймав лучик света, заблестел подаренный Жорданом браслет, и Марин залюбовалась тем, как он сверкает. Жордан словно был её личным ловцом снов, отгоняющим любой из её кошмаров, а его подарок — её амулетом.
Солнечные зайчики прыгали по её волосам и лицу, мягкими лапками приманивая к губам улыбку, которая стала лишь шире, когда Марин повернулась к Жордану. На несколько мгновений она стыдливо зажмурилась, вспоминая события прошлой ночи, и то, что он своими ласками с ней вытворял.
— Доброе утро, — прошептала она тихо-тихо, чтобы его не разбудить, и ласково погладила покрытую красной сыпью щёку.
Ей совсем не хотелось покидать уютную постель, а, нырнув под руку Жордана, остаться в его объятиях ещё на несколько часов. Но она всё же поднялась и, тщательно укутав всё ещё спящего Жордана одеялом, отправилась на кухню.
Жордан проснулся в объятиях ласкового, морозного утра от витающего в комнате восхитительного аромата чего-то очень аппетитного. Он лениво распахнул глаза и, не обнаружив Марин рядом, приложил ладонь ко лбу, проверяя, быть может, вновь поднялась температура, и появились галлюцинации. Ведь если бы не смятая подушка на другой половине кровати, он бы мог предположить, что вчерашний визит Марин ему просто приснился.
Жордан поспешил на кухню, где запах становился ещё ярче и насыщеннее, отвоёвывая себе всё большее пространство. Каким бы невероятным ему это не казалось, но он действительно обнаружил Марин у плиты, тихо напевающей себе под нос что-то из репертуара Далиды{?}[Марин очень любит её творчество.]. Какое-то время он просто стоял у двери и наблюдал, как утренние лучи солнца искрились в её волосах. От былой сонливости не осталось и следа, а её место стремительно заполняло чувство нежности.
— А я всё задавался вопросом, умеют ли львы{?}[Марин — Лев по знаку Зодиака.] мурлыкать, а не только рычать. — Жордан обнял Марин сзади и потёрся щекой об её плечо, напрашиваясь на утренний поцелуй, а она скорее ощутила кожей его нежный выдох “Доброе утро”, чем услышала.
Он развернул её к себе и улыбнулся, а она наблюдала, как вспыхивали и переливались отсветы солнца в его глазах цвета жжёного сахара.
— Я знаю, о чём ты вчера подумала, стоя у двери. Что я был не один. Но знаешь… В чём-то ты была права. — Жордан выпустил Марин из своих объятий, и под её озадаченный взгляд направился в гостиную. Вернулся он через несколько минут, держа на руках маленького котёнка.
Марин охнула от удивления и неожиданности, и поспешила зажать себе рот ладонью, чтобы та радость, которую она сейчас испытывала, и которая рвалась наружу в виде улыбки, не упорхнула.
— Я нашёл его на улице на прошлой неделе. У меня сердце сжалось, глядя на его выступающие на худых боках рёбра. У него не было сил даже мяукнуть. И я не смог пройти мимо безмолвно молящего о помощи взгляда. — Жордан передал Марин этого маленького представителя семейства кошачьих, которые, как и политика, были её большой страстью. — Первое время он всего боялся — угрюмо сидел в углу днём и жалобно мяукал ночью. Но вскоре освоился — то и дело стремился слезть на пол и отправиться познавать мир, ограничивающийся для него стенами квартиры. Мы с ним подружились. Вот только я ещё не придумал ему имя…
Котёнок мяукнул, словно выражая своё недовольство тем, что до сих пор оставался безымянным.
Губы Марин растянулись в ещё более широкой улыбке. Она заводила очередную кошку, впуская её в свой дом и сердце, а она на пушистых лапках пробиралась в самое уютное местечко. И для этого малыша место тоже найдётся.
Она поднесла разомлевшего от ласк котёнка к своему лицу, и он несмело мазнул языком по её нижней губе.
