грубый.
– Привет. Я Кики.
– Я знаю, – ответил Лей все еще раздраженно. Можно было не сомневаться, что источником его недовольства служила я. Он повернулся к Ашвини. – Теперь мы можем войти внутрь? Пока мы снаружи, мы беззащитны.
Когда я встала и впервые по-настоящему огляделась, то поняла, что он имел в виду, говоря снаружи.
Мы находились не во дворе. Мы стояли на большом балконе, вымощенном камнем, с маленьким звенящим мраморным фонтаном в самом центре. Рядом с ним я увидела мой пропавший письменный стол и занавески, обугленные и мокрые. Ашвини, должно быть, вытолкнула их из реального мира в этот, чтобы весь мой дом не загорелся, а Лей, наверное, облил их водой, пока она гонялась за асурой и мной.
Рассмотрев балкон, я повернулась узнать, что находится за его пределами. По краю шла низкая бронзовая балюстрада. А за ней, прямо под нами, простираясь до самых зеленых лесных вершин холмов Чамунди…
Там лежал Майсур. Мой Майсур. Я моргнула, потом еще раз, но он не исчез. Город лежал передо мной – сюрреалистическая смесь действительности и моей собственной фантазии. Дома и магазины были квадратными и аккуратными, как в настоящем Майсуре, но я выкрасила их в яркие цвета драгоценных камней: желтый, мятно-зеленый, темно-красный, сапфирово-синий. Радужное королевство, подобное моим радужным единорогам. Между пятнами цветов обозначались улицы и дворы, серебряными лентами извивались дороги, а вдалеке, на самой окраине с рисовыми полями и фермами, где выращивали сахарный тростник, текла река Кавери.
– Я… – начала было я, но из головы вылетели все слова. – Я…
– Серьезно? – заметил Лей Ашвини. – Она?
Я, почти не слыша его, шагнула ближе к низкой бронзовой балюстраде. Мои глаза отказывались моргать, жадно впитывая каждую деталь.
Бо́льшая часть города оказалась довольно низкой, не превышая высоту трех этажей, поэтому и дворцы горделиво возносились в небо. В центре города находился Майсурский дворец, самый большой и красивый. У него были кремовые башни, по две на каждом углу, увенчанные красными мраморными куполами, огромные каменные арки по всему фасаду, а в центре, возвышаясь над остальными, стояли три золотые башни с золотыми маковками. На вершине среднего купола покоилась статуя Гандаберунды, двуглавого орла.
В историях, которые рассказывала мне мама, Гандаберунда был защитником королевства Майсур. В моей версии Гандаберунда представлялся спящей каменной статуей, которая просыпалась только тогда, когда город нуждался в ней больше всего. Мне казалось, что сейчас самое подходящее время для ее пробуждения, учитывая обстоятельства, но, возможно, у Гандаберунды на этот счет имелись другие идеи.
На другом конце королевства находился еще один дворец – Лалита Махал. В настоящем Майсуре из него теперь устроили гостиницу, но в своем Майсуре я сделала его крепостью Махишасуры. Дворец был чистого белого цвета, с открытыми проходами и тремя куполами, как собор Святого Павла в Лондоне, а охраняли его сотни асуров.
За Лалита Махалом возвышались холмы Чамунди – горстка невысоких вершин, покрытых густыми изумрудными лесами. Я не нарисовала храм наверху, как в реальном мире, потому что еще не добралась до той части истории, где богиня Чамундешвари сражалась с Махишасурой и победила его. Интересно, где она? Я рисовала ее в своем альбоме. И ее льва тоже. Мысль о том, что они где-то внизу, в городе, сражаются среди домов из драгоценных камней и сверкающих дворцов, казалась невероятной.
Все вокруг было невероятным. Этот город до самой мельчайшей детали выглядел поразительнее всего, что я когда-либо видела.
За исключением, может быть, замка.
Я подняла взгляд высоко-высоко, к самому небу. К замку, парящему в облаках. И поморщилась. Этот дворец был совсем не такой, как те, что в городе. Это оказался даже не настоящий замок – с зубчатыми стенами и всем прочим. Это был замок из сахарной ваты. Пастельных цветов и с маленькими башенками. И он просто парил там, высоко над Майсуром, такой неуместный, что я бы рассмеялась, если бы не знала прекрасно, что сама поместила его туда.
Но, если подумать, чем этот замок был хуже всей остальной сюрреалистичной картины?
Все вокруг казалось нереальным.
И все же каким-то образом я это видела.
– Видишь статую Гандаберунды? – голос Ашвини вывел меня из задумчивого состояния. Я оторвала взгляд от города и посмотрела на нее. Она возбужденно раскачивалась взад-вперед на носочках. – Вот как ты можешь остановить Махишасуру.
– Ты хочешь, чтобы я разбудила статую? Это вообще возможно?
Девушка покачала головой:
– Нет, только Гандаберунда решает, когда ему проснуться. Никто не может его разбудить. Даже ты.
– Тогда что же мне делать? – пробормотала я в замешательстве.
– Мы можем поговорить об этом в другом месте? – спросил Лей, глядя в небо.
– Я хочу, чтобы Кики сначала увидела ее, – сказала Ашвини. Она полезла в рюкзак Лея и вытащила небольшую складную подзорную трубу, вытянула ее, сфокусировала и протянула мне. – Посмотри на статую.
Недоумевая, я вгляделась в окуляр.
– Мне известно, как она выглядит, – заметила я. – Это ведь я ее нарисовала.
– Ты видишь две головы орла? У каждой по два глаза?
– Да.
– А еще что-нибудь замечаешь?
Какое-то мгновение я не могла понять, о чем Ашвини говорит. Затем, продолжая щуриться в подзорную трубу, заметила, что три из четырех глаз Гандаберунды были изумрудно-зелеными, какими я их и нарисовала, а четвертый – ярко-золотым.
– Я рисовала Гандаберунде четыре зеленых глаза, – осенило меня.
Ашвини усмехнулась.
– Золотой глаз – вот и ответ, Кики. Все, что тебе нужно сделать, чтобы остановить Махишасуру, это разбить его.
– Все, что мне нужно сделать, это подняться к статуе и разбить ей золотой глаз? – с сомнением повторила я. – Так мы спасем этот мир от Махишасуры?
– Вот именно! – торжествующе воскликнула девушка.
– Но как? И зачем я вам нужна, если все, что нужно сделать, чтобы остановить его, – это разбить статуе глаз?
Лей нетерпеливо застонал, прежде чем Ашвини успела ответить.
– Мы должны идти, – сказал он ей, продолжая щуриться в небо.
– Еще одну минуту, – попросила она и повернулась ко мне. – Ты нам нужна, потому что ты единственная, кто может разбить глаз Гандаберунды, Кики. Помнишь, я говорила о том, что у тебя больше власти над этим миром, так как именно ты его создала?
– Думаю, в этом есть смысл, – кивнула я. – Но не понимаю: как разбитый глаз остановит Махишасуру?
– Брахма велел мне думать об этом как о запасном выходе, – объяснила Ашвини. – Он сказал, что если золотой глаз разбить, магия, которая оживила этот мир, будет уничтожена. Эта карманная вселенная, и все в ней снова станут просто чернилами и бумагой в твоем альбоме. Кроме тебя и Махишасуры,
