Пока она говорила, Алекс смотрел на нее в упор. Прямой взгляд, гордо поднятая голова сказали ему, что на этот раз она не лжет. Тут у него не было никаких сомнений. В Бель-Шен жили сотни людей. И за всех этих людей он нес ответственность. Он научился разбираться в людях, будь то мужчина или женщина, и редко ошибался.
— Хорошо, Ники. Я поверю твоему слову.
— Поверите? — У нее был такой изумленный вид, что он чуть было не рассмеялся.
— Да. Именно это я и сказал. — Он протянул ей руку, но девушка не шевелилась, напоминая боязливого дикого зверька.
Он продолжал держать руку, чтобы она могла убедиться в искренности его намерений. Наконец, она протянула и свою.
Ее маленькие теплые пальцы утонули в его ладони, а улыбка тронула его сердце. Такую улыбку он видел лишь раз, и сожаление о том, что он выкупил ее контракт, стало быстро улетучиваться.
— Я думаю, ты успела проголодаться.
При упоминании о еде Ники облизнула губы.
— Да.
— Почему бы тебе не спуститься вниз и не отведать стряпни нашей поварихи? Я предупредил ее, что ты придешь.
— Спасибо, — сказала она, не трогаясь с места.
— Иди же.
Слегка улыбнувшись, она исчезла. Впечатление было такое, будто в комнате погас свет, и Алекс впервые осознал, что за окнами уже смеркается.
В последний раз Ники видела Бель-Шен совсем еще девочкой.
В ее памяти лишь смутно сохранилось великолепие большого белого двухэтажного дома, возносившегося над сырой черной приречной землей. Каждый уровень с промежутками в десять футов окружали колонны, которые поддерживали широкие веранды. Благодаря им летом в комнатах было прохладно.
Над двухскатной крышей с маленькими слуховыми окошками вздымались высокие трубы.
Подъезжая в ландо к поместью, Николь уже представляла себе, как увидит в гостиных красивые черные камины из редкого бельгийского мрамора, увидит большую розовую хрустальную люстру, которая обычно освещала вестибюль. Как ни роскошен был дом в Медоувуде, он не мог идти ни в какое сравнение с Бель-Шен.
Об их приближении к дому известил стук колес по вымощенной булыжником подъездной дороге, окаймленной дубами.
Алекс помог ей сойти, и они пошли вместе.
— Я привез вам помощницу, — сказал он экономке. — Ники, это миссис Линдер. Она поможет тебе устроиться.
Миссис Линдер, пышногрудая седеющая женщина на полголовы выше Ники, крепко взяла ее за руку и отвела в крошечную мансарду на верхнем этаже.
— Мы всегда найдем место для трудолюбивой работницы, — многозначительно произнесла миссис Линдер.
— Я буду работать, не жалея сил, — пообещала Ники.
Первую свою ночь она проспала беспокойно, беспрестанно ворочаясь. Хотя в мансарде было тепло, она дрожала. Ей все время снился Арман Лоран. В этих кошмарных снах ее били кулаками, ломали ей ребра так, что обломки костей высовывались наружу. Окрашивая все кругом в алый цвет, лилась кровь, бесконечно струились слезы.
Она слышала также грубый смех тюремщиков, крики и стоны женщин.
И вдруг, пробудившись, Ники села на кровати. Пропитавшаяся потом ночная рубашка плотно облепляла ее тело, в ушах отдавались тяжелые удары сердца. Она тут же осознала, что ей не грозит никакая опасность. Постепенно царившее в комнате тепло согрело ее. Веселые цветочки на стеганом одеяле вселяли надежду на лучшее.
С почти благоговейным чувством она натянула одеяло до подбородка и снова уснула.
Прошло почти две недели. За это время она видела Алекса всего дважды, но успела сделать для себя кое-какие открытия. Домашнее хозяйство велось очень слаженно, и она была не так уж сильно обременена работой. В основном работала на кухне за пределами главного дома, освобождаясь сразу же после ужина, а часто и до наступления темноты. После субботних обедов и по воскресеньям она могла отдыхать, как и рабочие, на сахарной плантации.
В небольшой приходской церкви, построенной для рабочих, еженедельно проходила католическая служба. Ники посещала эту службу, хотя в душе у нее отнюдь не было полной ясности. Она пользовалась свободой, которой не знала целых три года.
Говоря об Алексе, миссис Линдер и некоторые другие женщины сравнивали его с самим пророком Моисеем, которому все было по плечу. Они все время обсуждали его, тревожились, что он работает слишком много, а ест слишком мало, беспокоились, что у него слишком много забот. Ники чувствовала себя все более и более заинтригованной.
— Почему его жена живет в городе, а сам он — здесь? — как-то спросила она нарочито небрежным тоном, стараясь не выдать своего интереса.
— Мистер Алекс не женат, — сдерживая улыбку, ответила Даниэль Ле Гофф, горничная со второго этажа. Она была невысокой смешливой толстушкой с чуть печальными глазами.
Крепко сбитая, с густыми темно-каштановыми волосами, поблескивавшими в солнечных лучах, она была довольно хорошенькой. — Но он не скучает. У него хватает подружек.
— Вы хотите сказать, что у него есть… любовница?
— Да. В последнее время он… развлекается… с мадемуазель Лизетт, но…
Услышав тяжелые шаги миссис Линдер, Даниэль резко оборвала фразу.
— Она еще слишком юна, чтобы знать о таких вещах, — заметила экономка. — Вот подрастет, выйдет замуж и сама все узнает. — Она протянула Даниэль щетку, которую та отставила в сторону. — Принимайся за работу. — Затем, смягчившись, она поглядела на Ники:
— Что до тебя, молодая леди, если ты покончила с уборкой полов, берись за полировку серебра. Его тут целый сундук.
Ники пошла за ней следом в столовую, чувствуя большую симпатию к этой добросердечной пожилой женщине. Но ее мысли были далеки от серебряной посуды, которую ей предстояло чистить.
Она думала об Алексе и его любовнице Лизетт, которая жила в доме на Тулуз-стрит. Она, разумеется, слышала о существовании подобных девиц, но еще никогда с ними не сталкивалась. Поговаривали, что Ричард Пакстон, последний ее хозяин, встречался с замужней женщиной, но это было другое дело. Предполагается, что любовница должна быть красивой, остроумной и возбуждающей. Она была уверена, что любовница Александра именно такая, но эта мысль почему-то действовала на нее удручающе.
После того как Ники провела в Бель-Шен вторую неделю, появился Франсуа дю Вильер, и это, похоже, не предвещало ничего хорошего.
Глава 4
Одна из пожилых служанок заболела, и Николь поручили прислуживать за ужином.
Столовая была просторной роскошной комнатой. Здесь стоял хепплуайтовский[2] стол на двадцать мест, резные, розового дерева стулья с высокими спинками, а под потолком висела позолоченная хрустальная люстра. Окна, выходившие на ухоженный сад и небольшое искусственное озеро, были занавешены шторами персикового цвета.
