- Почему - офицерские? В тропических широтах и брюки, и шорты, и куртки у всех одинаковые. От командира до матроса. Только по погонам различаются...
Фехтование на шпагах. Тебе - укол, а ты уходишь, укол, а ты опять уходишь. И в каждом таком рывке, в каждом отходе рождается "легенда". Сам бы начал думать - не придумал бы, а так получалось. Мрачный собеседник, мрачный, несмотря на свою напускную веселость и иронизирование, рожденное, скорее всего, не страстью к иронии, а ощущением своего превосходства, беспроигрышности позиции в этом бою, сам того не понимая, помогал Майгатову.
- Как же тебя зовут, мат-рос?
- Абунин... Иван, - первой вспомнил круглую, улыбчивую физиономию.
- Возможно, - недовольно прохрипел угол. - В твоих брюках был какой-то вшивый документишко на это имя. Предположим, что ты не офицер, что ты Ваня. Это ничего не меняет...
- Вы попить еще дадите?
- Дадим. Мы много еще чего дадим. Но только, грешным делом, не осуждай и нас за требовательность. У нас может быть неплохая сделка, если ты пойдешь навстречу. Мне... нам нужна план-схема внутренних помещений вашего корабля.
- Я ее не знаю, - продлил "легенду" Майгатов и почувствовал, что укол прошел, достиг цели.
- Ой ли! Каждый матрос сдает на допуск, а уж там схема - первое дело...
- Я - приписной. Нас с тральщика перебросили на МПК за три дня до выхода в море, - вспомнил то, что рассказывал Абунин.
- Ничего, приписной. За месяц в море можно наизусть корабль выучить.
- А я не любопытный.
- Ох и утомил ты меня. Грешным делом, плюнул бы я на тебя. Ведь нутром чую - не матрос ты, не матрос. Мичман - как минимум. - Швырнул окурок в проем двери. - Думаешь, твоего сраного пароходишки в "Джейне"* нет? Есть, все там есть. Знаешь, как ваш проект называется?
- "Альбатрос", - ответил Майгатов тем, что уж точно знали все матросы.
- Валь-ба-трос, - гнусаво передразнил угол. - Хер тебе в нос, а не "Альбатрос". "Гриша-три" он называется. Водоизмещение стандартное девятьсот пятьдесят тонн, полное - тыщу двести. Длина - семьдесят два метра. Одна турбина, два дизеля. Максимальный угол возвышения кормовой пушки сказать?.. То-то: ------- *"Джейн" - английский справочник по кораблям и судам стран мира. восемьдесят градусов. Так что мы много знаем. Только вот чертежа трюмов в "Джейне" нет. А нам надо. Позарез надо. Вот такая петрушка получается, альбатрос. Так что, грешным делом, я тебя теперь буду в честь проекта не Ваней, а Гришей звать. Пойдет?
- А ты как в этих краях оказался? Гавном занесло? - ответил грубостью на грубость Майгатов.
Комод грузинского тела возник в дверях, почти напрочь закрыв дневной свет.
- Не надо, Сосо, - остановил его голос. - Закончим нашу сделку. Мы сказали, что нужно нам. Мы это покупаем. Тысяча баксов тебя устроит? Или, грешным делом, две?
Это был уже не укол. Так, выпад без выброса шпаги. И Майгатов на него не отреагировал.
- Молчишь? Да этих денег тебе на всю жизнь хватит. Двадцать лет будешь на флоте корячиться, а таких "бабок" никогда не заработаешь. Ну что?.. Молчишь. Сейчас тебе плохо. А будет еще хуже. Я это гарантирую. Но может стать и хорошо. И ты почувствуешь себя совсем другим человеком. Вот Али, заставил голос вскочить араба. - Был беден, страшно беден. А теперь у него есть все. И даже джамбия* из серебра за сто баксов с лишком. Подумай. А на сегодня, грешным делом, закончим... - Последнее слово вогнало в просвет двери мощную грудь грузина. - И учти: если ты не согласишься на наши условия, мы сделаем все, чтобы для своих ты стал предателем...
Майгатов вскочил и хотел было шагнуть в угол, чтобы врезать по роже, спрятанной за маской темноты, но грузин, как-то инстинктивно поняв, что ожидается, крикнул:"К стыне!", крутанул ему руку за спину и, чуть не размазав по переборке испуганно подскочившего араба, толкнул Майгатова во что-то твердое и осклизлое. За спиной вразнобой прогрохотали и затихли пайолины. Когда амбал отпустил руку, Майгатов обернулся и увидел фонарик, листки бумаги и ручку в протянутых худеньких руках араба.
- Пыши. Рысуй, - мрачно пояснил то, что и без того уже было ясно, грузин, бесцеремонно вытолкнул, словно сдунул пушинку, из трюма араба, еле успевшего положить принесенное на палубу, и с грохотом, от которого, наверное, где-нибудь в носу судна отвалилась и упала на палубу ржавая балка, захлопнул дверь. -------- *Джамбия - йеменский кинжал с криво загнутым концом.
2
- Абзац тебе, Анфимов. Полный абзац. Это ж надо: офицер дезертировал!
- Не верю, я не верю в это, - тихо не то, чтобы сказал, а как-то простонал Анфимов.
Он стоял в самой что ни на есть военной позе - стойке "смирно" - все в той же гостевой каюте, где еще недавно мог ну если не развалившись, то довольно вольготно сидеть напротив Бурыги, и ощущал себя матросом-первогодком.
- К заднице можешь свою веру пришпандорить! Что мне теперь наверх докладывать? Что целую ночь и полдня прощупывали весь корабль от киля до клотика и вместо Майгатова нашли только пару его грязных носков?
- Каких носков? - встрепенулся Анфимов.
- Это я образно... Видишь, Анфимов, у меня от твоего бардака уже "крыша" поехала. Я, как поэт, образами чешу... А ну вызови мне снова этого Полупридурка...
- Перепаденко?
- Да мне начхать, как его зовут! Вызови!..
Совершенно ошалевший от бессонной ночи, бесконечных, тут же начинающихся вновь, как только они закончатся, поисков, покрасневший в тон волосам Перепаденко вошел в каюту и тут же окаменел по стойке "смирно", словно всякий, попадающий сюда сегодня, заражался строевым столбняком.
- Значит, этот козел Майга...
- Тов-варищ капитан второго ранга! - не сдержался Анфимов.
- У-ух, какие мы мягкотелые, какие мы нежные! Нанюхались демократии! А теперь все подряд бегут за границу!
- Ну почему: подряд?
- По качану! Майгатов - предатель! Он Родину предал!
- Какую? - грустно отпарировал Анфимов. - Какую Родину, если даже предположить, что он сбежал, он все-таки предал? СССР, которому он присягал? Так нет уже той страны. СНГ? А что это такое? Украине? Так он никогда не был ее гражданином. России? Так он ее гражданином еще и не стал. Мы же - Черноморский флот, нечто эфемерное...
- Ни хрена себе эфемерное!
- Вин нэ сбижав, - подал голос Перепаденко.
- Ты что-то знаешь? - напрягся красным раздувшимся лицом Бурыга.
- Нэ знаю ничого. Але Майгатов николы б нэ збижав. Вин - чыстый...
- Чы-ы-ыстый, - передразнив, плюхнулся уж было привставший Бурыга в кресло. - У тебя, гляжу, Анфимов, не экипаж, а сплошные философы. А тебя, Сократ, - пальцем проткнул воздух в направлении Перепаденко, - не удивило, что в нарушение всех и всяческих инструкций тебя отправляют с юта в момент несения дежурства по борьбе с возможными подводными диверсантами?
- Может, голова закружилась и за борт упал, - самому себе пояснил измочаленный Анфимов, вскинул на Бурыгу мутно-красные, забывшие уже о сне глаза и тут же опал, остыл лицом: говори - не говори, а только Бурыгу уже ничем не переубедишь. Не из такого он теста, чтоб можно было мять.
- Не удивило?
- Так я ж на секундочку. Тики за вах-цером сбигаты. Шоб гранату за борт кынув...
- О-о, понял, Анфимов? Я запрещаю бросать гранаты ночью, а ему насрать на приказ комбрига... Нет, мало мы его песочили тогда. Сразу надо было увольнять, как сигнал от особиста прошел. Мгновенно. По дискредитации... Чем меньше таких говнюков на флоте останется, тем быстрее мы его спасем...
Хрустнул свежим хворостом, чуть-чуть пожевал его и тут же заполнился хриплым голосом динамик, висящий коричневой эбонитовой шкатулкой над столом:"Командир корабля приглашается на ходовой!"
- Может, нашли? - распрямился, стал выше ростом Анфимов. Разрешите? - и вылетел из каюты с такой скоростью, словно помолодел на двадцать лет...
Но на мостике его ждало разочарование. Анфимов это понял сразу по прокисшему лицу вахтенного офицера, лейтенанта-торпедиста.
- Что? - еще поднимаясь по трапу, впереди себя вбросил он на мостик вопрос.
Торпедист мотнул узкой, словно абрикосовая семечка, головой вправо, за борт. Вышло похоже, как если бы отбил в нужном направлении перепасованый ему мяч. Мотнул и стал еще грустнее.
- Чей-то катер на опасной близости. Посемафорили, а они все равно идут, товарищ командир.
За эти дни столько всего валилось и валилось на плечи Анфимова, что он скорее удивился бы, если бы сейчас ничего не произошло. Душа черствела, становилась бесчувственной, и только Майгатов, один Майгатов все еще зиял в ней рваной, ноющей раной, а все остальное... Да взорвись сейчас движок, рухни мачта - он бы воспринял это как должное. А тут какой-то чокнутый белый катер с каким-нибудь свихнутым на перестройке америкашкой.
Он спустился на верхнюю палубу, к трубам торпедного аппарата, где уже синели матросские "тропики", приложил ладонь козырьком ко лбу и кинул злое "Что надо?" через пять-семь метров проема, которые отделяли борт "Альбатроса" - выкрашенный от кормы до середины в черный, а от середины до носа - в шаровый, серо-синий цвет, старый, видавший виды борт - от слепящего стерильной белизной борта яхты.
