Павлыш не думал о том, что ждет его. Это было еще слишком невероятно. Он думал о том, чего не успел сделать на Земле и что отложил до своего возвращения. Симона — она окончила институт три года назад — звала на подводную станцию на Гавайях. Он очень хотел туда слетать. Потом ему стало жалко бабушку. Потому что он ее не увидит. А если увидит Симону, то она будет старой. С Жеребиловым они строили катер. Давно строили, третий год. Жеребилов сказал перед отлетом: «Шпангоуты я за год одолею, а обшивка на твоей совести». А почему он не отдал книгу Володину? Догадается Володин взять ее? Она на второй полке у самой двери. Там же кассеты старого диксиленда. У бабушки в деревне он посадил три яблони. Эти яблони тоже будут старыми. Бабушка стала слаба, яблони могут вымерзнуть, если наступят сильные морозы… Все это были ничего не решающие мысли.
И Павлыш понял, что он думает обо всем этом так, словно уже решил лететь дальше на «Антее». Потому что примеривается к потерям.
И примиряется с потерями.
Он вспомнил, что ему как-то попался фантастический роман. Из тех старых романов, которые появились еще до отлета «Антея». Там люди жили на космическом корабле поколение за поколением, рождались, умирали на борту и даже забывали постепенно, куда и зачем они летят. А если у них с Гражиной будут дети, то те вырастут к возвращению на Землю и совершенно не будут представлять себе жизнь на Земле. Да и они сами тоже не будут это представлять. Возвращение со звезд в мир, который ушел далеко вперед и забыл о тебе. К другому поколению. Ископаемый герой В. Павлыш! Где ему место? В заповеднике?
Так когда-то люди осваивали Землю.
Уходили в море полинезийские рыбаки, их несло штормом. Или течение. Многие погибали. Но одна пирога из тысячи добиралась до нового атолла или даже архипелага. Люди выходили на берег, строили дома, и только в легендах оставалась память о других землях.
И потом этот остров открывал капитан Кук. Хотя полинезийцы не знали, что их открывают. Может быть, это закон распространения человечества, который еще не сформулирован наукой?
А что, если мы никогда не вернемся на Землю?
Связь так и не восстановится, и почему-то — мало ли почему — «Антей» останется у альфы Лебедя. Он же старый корабль…
Вдруг Павлышу показалось, что в оранжерее холодно и неуютно.
Кошка сидела неподалеку, смотрела на него, склонив голову. Может, вспоминала о том, что люди кормят кошек?
— Ничего у меня нет, — сказал Павлыш вслух.
Кошка метнулась серой тенью к кустам и исчезла.
Павлыш пошел прочь.
Ему вдруг захотелось, чтобы рядом были какие-то люди, нормальные люди, которые знают больше тебя.
И он пошел к кабинам.
16
Там были уже все.
Витийствовал Варгези. Павлышу было ясно, что он — главная оппозиция на корабле.
— Гуси спасли Рим, — говорил Варгези, глядя на Павлыша пронзительными черными глазами. — Но никто не задумывается об их дальнейшей судьбе. А ведь гуси попали в суп. В спасенном же Риме. Так что на их судьбе факт спасения Рима никак не отразился. Представляете, что говорили их потомки: наш дедушка спас Рим, а потом его съели.
Варгези сделал вид, что улыбается, но улыбки не получилось.
— Мы не гуси, — возразил Павлыш.
— Пришло молодое поколение, готовое к подвигам, — съязвил Варгези.
— Формально Варгези прав. Но дело не в том, гуси мы или нет, — сказал Станцо. — Главная ошибка нашего доктора заключается в том, что домашние гуси функционально предназначены, чтобы их съели. Спасение Рима — для них случайность.
— Я все равно в принципе возражаю против героизации, — сказал Варгези. — Чего только человек не натворил в состоянии аффекта. Муций Сцевола даже отрубил себе руку. В тот момент он не представлял себе ни болевых ощущений, на которые он обречен, ни того, как он обойдется без руки.
— Так можно опошлить что угодно, — не выдержал Павлыш.
— Слава, не перебивайте старших, — сказал Варгези. — Я понимаю, что мои слова вызывают в вас гнев. Но научитесь слушать правду, и вообще научитесь слушать. Мы покоряем космос, а уважать окружающих так и не научились.
— Меня все это касается больше, чем вас. — Павлышом овладело упрямство.
— Любопытно, почему же больше?
— Вы уже все прожили, — сказал Павлыш. — А я только начинаю.
— Вы что же, думаете, что мне надоела жизнь?
— Нет, не надоела, но вы многое уже видели. Вам будет что вспоминать. А мне мало что можно вспомнить.
— Аргумент неожиданный, — сказал Станцо, — но очень весомый.
— Значит, вы за то, чтобы повернуть обратно? — спросил Варгези.
— Не надейтесь, я вам не союзник, — отрезал Павлыш. — Если все решат, я согласен лететь дальше.
— Почему, юнга?
— Потому что не верю в то, что подвигов не бывает.
— Значит, вам хочется славы? Хоть через тринадцать лет, но славы? И вы не уверены, что вам удастся ее нажить без помощи аварии, которая приключилась с нами?
— Я не думал о подвиге, — сказал Павлыш убежденно. — Но мне будет стыдно. Мы вернемся, и нас спросят: как же вы испугались? И все будут говорить: «На вашем месте мы бы полетели дальше».
— Такая опасность есть, — произнес Джонсон. — В воображении каждый полетит дальше.
— В воображении очень легко идти на жертвы! — почти закричал Варгези. — В воображении я могу отрубить себе обе руки. Им, которые так будут говорить, ничего не грозит. Они не запаковывают себя на четверть века в ржавой банке, которую закинули в небо.
— Жалко, — сказал Станцо.
— Что жалко?
Станцо говорил очень тихо, будто не был уверен, стоит ли делиться своими мыслями с окружающими.
— Жалко, что мы не долетим.
И в слове «мы» умещалось очень много людей. Как будто Станцо вдруг представил себе всю Землю, которая не долетит до цели.
— Жалко было бы в случае, — опять закричал Варгези, — если бы мы знали, что от нашего полета зависит судьба, жизнь, благо Земли! Но поймите же — ни один человек не заметит, долетели мы или нет. А вот если мы не вернемся, нашим близким будет плохо. Только в фантастических романах и бравых песнях космонавты навечно покидают родной дом. Ради Прогресса с громадной буквы.
Павлыш не заметил, как вошел капитан–1. Может, он стоял давно, его никто не видел.
— Простите, — сказал он. — Можно я не соглашусь?
— Разумеется, — проговорил Варгези воинственно. — Мне будет интересно узнать, в чем моя ошибка.
— Не ошибка. Перекос. Вы сказали, что никого не трогает, долетим мы или нет.
— Конечно, «Антей» — давно лишь символ.
— Вы говорите, что этот полет не отразится на судьбе Земли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
