— Я должен рассказать тебе про моего старшего брата Николая. Он совершенно особенный. Он самый одаренный из нашей семьи. Моя мать мечтала о военной карьере для него, и только чтобы доставить ей удовольствие, он окончил военное училище. Но его истинное призвание в другом, в исторических исследованиях. Большую часть свободного времени он проводит в петербургских и парижских архивах. Его биография Императора Александра I произвела в Парижской академии такое впечатление, что ее перевели на французский язык. Академия в Париже избрала его почетным членом, редкая честь для иностранца. Николай совершенно офранцужен. Я не представляю себе лучшего посла России во Франции, но в министерстве иностранных дел у него много врагов из-за его радикальных взглядов. У него даже прозвище «Филипп Эгалитэ». Но прозвавшие не представляют себе, что их царственный однополчанин в своих демократических взглядах идет гораздо дальше, чем когда-то брат французского короля. Я тебя с ним обязательно познакомлю.
Знаешь, в артиллерийской школе меня приучили к точности. Это настолько въелось в меня, что в 11 лет я спросил отца: «А сколько лет нашим кузенам, детям светлейшей княгини Юрьевской?» Отцу вопрос не понравился. Но ответ я все же получил: мальчику семь, а девочкам шесть и четыре года. Получалось, что Император имел двух жен. Они все ее ненавидели, члены нашей семьи. Особенно моя мать… А мне княгиня нравилась. А Ники, которому было тринадцать, забавляло, что у него есть дядя, по имени Гоги, Жоржик, которому всего от роду семь лет… Наши воспитатели, офицеры, строжайше неукоснительно следили за всеми тонкостями дисциплины. Они были абсолютно бессердечными. Нам не было разрешено выбирать занятия по душе. Это даже не обсуждалось. Только Сандро объявил войну и выиграл. Он таки стал морским офицером. Однажды мы с ним были в плавании, на его «Тамаре», но все в Бомбее прервалось, потому что неожиданно умерла наша мать от сердечной болезни прямо в поезде. Она ехала в наш любимый Ай-Тодор, на нашу дачу в Крыму. У отца в жизни были только две вещи, придающие смысл его существованию, — его любимый Кавказ и наша мать, немолодая, больная, почти инвалид, но он любил только ее. Вскоре он их потерял. После смерти матери пост наместника Кавказа отменили, и он потерял желание жить. И вот я… Мне двадцать шесть. Как мой отец и мои братья, кроме Сандро, я артиллерийский офицер… Ты меня немного любишь, Мати? Мы пойдем сегодня слушать мой хор. У меня — собственный хор, 62 человека, и среди них такие гении, как Собинов и Фигнер, любимец Ники.
На их первый семейный ужин Сергей пригласил двух молодых адвокатов. Один из них давно был его другом и часто наведывался к нему в Михайловский дворец.
— Меня тоже зовут Серж, то есть Сергей Дягилев, а это мой двоюродный брат, Дмитрий, — представился один из них.
— Дмитрий Философов, — подтвердил другой гость, кланяясь. Оба пожали руки Мати.
— Хотя я по образованию правовед, главным интересом моей жизни является балет. — Дягилев обращался к Мати. — Я собираюсь стать импрессарио. Но на это уйдет еще несколько лет. Пока княгиня Тенишева и миллионер Савва Мамонтов проявили интерес к нашему художественному журналу. Дмитрий будет одним из старших редакторов. Работу начнем в сентябре, а сейчас мы едем в Италию. Мы только что сдали экзамены и нуждаемся в отдыхе. Я верно говорю, Дмитрий?
Дягилев был не из робких, но он был под явным влиянием Дмитрия и все время смотрел на него, ища одобрения. Дмитрий решал все, что они будут есть и пить, когда уходить из гостей и куда отправятся после. Ужинали вкусно. На столе — деликатесы, красная и черная икра, осетрина и балык, и много марок шампанского. Но Дмитрий увел Дягилева еще дотемна.
А Великий князь Сергей был тому рад. Он снова один с Мати. Он вообще никого из людей сейчас не хотел в доме. Даже присутствие молодой горничной раздражало его.
— По поводу гастролей в Монте-Карло. Как долго мы там будем? — спросил он, привыкший с отрочества еще планировать все заранее.
— Следующий спектакль в Мариинке только в январе. У нас полно времени, любовь моя. — Мати прищурилась, улыбнулась.
Мати исполнилось 22. Она была на пике своей карьеры, и ее любил Сергей. Но каждую ночь ей снился Ники. Может быть, отъезд за границу излечит ее.
В Монте-Карло они ехали поездом из Парижа. В Париже был сезон скачек. В первый вечер они гуляли по Монмартру и зашли в кабаре «Черная кошка», известное обиталище богемы. Там была какая— то авангардная выставка.
В элегантном костюме, пошитом портным на фешенебельной Сэвил Роу в Лондоне, Сергей был похож на английского джентльмена, и только выправка выдавала в нем военного. В зале присутствовал князь Мещерский, в военной форме. Увидев Великого князя, он встал. Публика повернула головы, удивившись, что офицер вскочил при виде молодого человека в гражданском.
— Кто этот привлекательный молодой человек и эта красивая девушка? — шептались гости.
Им дали один из лучших столиков в дальнем отгороженном углу с уютным освещением. Публика в зале продолжала интересоваться ими.
— Ваше Императорское Высочество, — Мещерский подошел к их столу, держа в руке стакан со своим любимым виски, — я несу ответственность за Вашу безопасность перед Вашим отцом и должен следовать за Вами.
— Это твой пятый, Мещерский? Кажется, это твоя обычная цифра.
— Вы не поверите, я уже здесь полчаса и это только мой четвертый, так что мне полагается еще один законный стакан. — Засмеявшись, Серж кивнул официанту на опустевший стакан князя.
По возвращении домой, выйдя из машины, они убедились, что узнаны. Навстречу им бросился модно одетый молодой репортер. В руках у него был блокнот и ручка. Скрыться от него было уже поздно.
— Мадам, правда ли, что… — он взглянул на великого князя, — что после Наследника вы стали любовницей его Императорского Высочества?
— Как ты смеешь, прощелыга, разговаривать с леди таким тоном? Проваливай! — Сергей взмахнул тростью и с силой ударил наглеца по голове. Журналист вскрикнул и, схватившись за голову, бросился бежать.
Вечер был испорчен. У Мати испортилось настроение. Она не желала разговаривать. Она снова думала о Ники. Где он? Что сейчас делает? Хотя бы иногда думает ли о ней? Сергей грустно смотрел на нее. Он хорошо знал, что ее тревожит. Ему казалось, что он читает ее мысли.
Она затихла, была пассивной, чего с ней никогда не было, и выглядела уставшей.
— Я заметила кровь, дорогой, его голова была в крови. — Это была первая фраза Мати за целый вечер.
— Современная Франция, дорогая. Какая пошлость — «любовница». В нашей дорогой России такое было бы невозможно. Я надеюсь, ты не приняла это близко к сердцу?
Утром они прочитали заметку на первой странице многотиражной газеты, где был описан отвратительный инцидент. Здесь же были помещены фотографии Мати и Ники. Сергей был в ярости. Какая мерзость!
«Двоюродный брат царя, офицер, любовник русской прима-балерины Кшесинской, все зовут ее Мати, ударил нашего репортера тяжелой тростью, унизанной драгоценными камнями. Репортер ранен. Член Императорской семьи, Великий князь унаследовал любовницу царя. Этот роман длился четыре с лишним года до женитьбы Императора. Но, по слухам, роман тайно продолжается. Великий князь, по-видимому, не против. Что касается нашего журналиста, мы не намереваемся передавать дело в суд. Стороны пришли к устраивающему их финансовому соглашению».
Это была наглая ложь. Сергей кипел. Правда, он был бы в ярости, даже если бы это было правдой. По размышлении, он спрашивал себя: «А что если это все правда? Почему все подряд газеты настаивают, что Ники и Мати продолжают тайно встречаться? Нет, это невозможно, этого не может быть».
Всю ночь он не спал, хотя никогда не страдал бессонницей.
Сезон 1895 года в Монте-Карло был особенно успешным. Матильда танцевала в Театре казино четыре раза, один раз вместе с отцом и братом Иосифом. Французские газеты писали о Кшесинских с энтузиазмом. Браво… «Кшесинская восхитительна…» Но были и такие, которых более всего интересовали подробности ее жизни. «Кшесинская живет в незаконном браке с Великим князем Сергеем Михайловичем, очаровательным генералом артиллерии. Он — двоюродный брат царя, с которым у нее была около четырех лет связь».
Каждый свободный вечер они шли играть в казино. Его здание, построенное не так давно Шарлем Гарнье, архитектором парижского Оперного театра, производило большое впечатление. В первый вечер они встретили здесь барона Гинцбурга с сыном Давидом и племянником Раулем. Молоденький Рауль был уже театральным постановщиком. Их сопровождал новый директор казино, месье Камиль Блан, сын прежнего директора Франсуа Блана. Всей компанией ужинали «за счет дома», как было принято говорить, когда счет оплачивал директор заведения. Во главе стола сидел Камиль, сразу же признавшийся Мати, что был горячим ее поклонником.
