– Понятно, – разлепил губы Юрий Петрович.
Помолчали.
– А я до сих пор понять не могу, как я выжил? Как будто бы болванка сквозь меня пролетела: ни одной царапинки! Чудо какое-то! И Федотов и Махонько погибли от осколков сразу: Пашка умер позже. Сердце не выдержало, сказал мне санитар. А у меня только контузия. Тяжелая, правда и я всю жизнь на инвалидности. Вот так вот.
Юрий Петрович присел рядом с чемоданом:
– Ты, пап, меня извини, что я тебя заставил рассказать. Какой странный чемодан?
– Так он странный, потому что трофейный, – улыбнулся Петр Осипович. – Настоящий, кожаный. Дорогой, наверное, был. С металлическими уголками: можно в музей сдать. И вензель – «NT», – провел он пальцем по буквам.
– Тяжелющий какой! – осторожно приподнял чемодан Юрий Петрович. – Как же я его потащу через весь район?
– А ты иди сразу на остановку, на Жукова. Там сядешь на троллейбус и через пятнадцать минут ты у себя – только перейти на ту сторону улицы.
– Точно, пап, – выпрямился Юрий Петрович, – пожалуй, пойду.
– А чай? – раздалось из коридора, – ты обещал чаю выпить!
– Мам, в другой раз, – насупился Юрий Петрович, не очень любивший эти визиты к своим родителям, после того как остался без семьи, – пойду без чая, а то мне еще собираться надо и купить кое-что в поезд.
– Ладно, мать, – подал голос Петр Осипович, – пусть идет. Во сколько у тебя поезд?
– В половине двенадцатого. Я договорился, мой товарищ со школы довезет до вокзала. Так что чай другой раз попьем чай.
– Так ты уже в Москве будешь! – расстроилась Зоя Федоровна.
– Да оставь ты его в покое, – возмутился Петр Осипович, – видишь, у него душа не на месте. Пусть сам разберется. Ну, если надумаешь, заходи вечерком, перед отъездом. Будем рады, – смягчился отец.
– Хорошо, спасибо за обед и за ужин, – Лукьянов-младший вышел в дверь с тяжелым чемоданом.
Глава 9
Суббота, 17 июля 1999 года. Москва
Ровно в десять часов тридцать минут утра Павел Валенда сидел за столом в кабинете полковника Зыряновой.
– Павел Васильевич, доложите ваши соображения.
– Наталья Павловна, как вы помните, в материалах дела фигурирует телеграмма о неком Зорине? Я уже говорил о ней, – четко начал Валенда, – я хочу вам прочитать эту странную телеграмму еще раз.
– Читайте, – кивнула Зырянова.
«…Такого еще никогда не было на Земле! – читал тоном ведущего программы „Время“ майор Валенда, – восемнадцатого июля 1999 года, в семнадцать часов тридцать две минуты и тридцать секунд по ю ти си, в возрасте сорока одного года скоропостижно скончался гражданин Зорин Андрей Иванович, рожденный в городе Уральске в 1958 году. Момент смерти А.И. Зорина полностью совпал с моментом его рождения. Это уникальный случай в истории Homo Sapiens, зарегистрирован, как рекорд Гиннеса».
– Да, Павел Васильевич, эту телеграмму изучали и долго обсуждали, но сошлись на том, что это, конечно, полный бред. Причем здесь рекорд Гиннеса?!! – удивилась и на этот раз Зырянова. – В свое время Борисов написал мне на обороте этой телеграммы: «Абсурд».
– Да, я видел эту резолюцию. Я предлагаю воспользоваться этой информацией, как неким индикатором, с помощью которого можно подтвердить факт реальности открытия Кондратьева.
– Уточните, – придвинулась ближе к столу полковник Зырянова.
– Наталья Павловна, все просто, – уверенно захватывал инициативу Валенда. – Ближайшее воскресенье как раз восемнадцатое июля. И этот момент, указанный в телеграмме, как момент смерти Зорина, странным образом совпадает с еще одним событием – американский лунный корабль «Ахиллес-11» якобы вышел на орбиту искусственного спутника Луны. И именно в этом году отмечается тридцатилетие первой экспедиции с людьми на Луну. Американской экспедиции.
– Продолжайте.
– Так вот, завтра утром мои одноклассники собираются на базу на озеро для празднования дня рождения Андрея Зорина. Кстати, в свое время этот маленький санаторий из пяти корпусов за хорошим забором принадлежал НКВД. Я думаю, что мне необходимо принять участие в праздничном мероприятии, чтобы на месте проверить предсказания телеграммы, – на одном дыхании произнес Валенда.
– Если я вас правильно поняла, Павел Васильевич, то возможная смерть вашего друга в воскресенье восемнадцатого июля в семнадцать часов тридцать две минуты тридцать секунд по ют и си будет доказательством реальности открытия Кондратьева?
– Да, все правильно, – несколько обмяк Валенда. – Смерть Зорина будет неопровержимым доказательством того, что Кондратьев совершил феноменальное открытие! И я буду первый, кто засвидетельствует этот факт. При условии, что эта смерть действительно произойдет.
– Да, Павел Васильевич, – помрачнела психологически устойчивая Зырянова. – Оригинальный ход. Пожалуй, верх цинизма! Значит, вы сядете рядом с Зориным, по секундомеру будете отслеживать изменения его здоровья! – повысила голос Наталья Павловна, – и чтобы убедиться, умер ваш школьный товарищ или не умер, заранее пригласите врача для констатации? Так что ли?
– Да, именно так, товарищ полковник, – окаменел за столом Валенда, сжав пальцы в замок. – Я понимаю ваши чувства, но эти мои – в высшей степени циничные – действия и мысли продиктованы только стремлением выполнить поставленную задачу с наибольшей пользой для родины.
– Хорошо, – взяла себя в руки Наталья Павловна, – давайте к делу. Откуда такая уверенность, что это именно тот Зорин? Что, мало на Руси Зориных?
– Слишком много совпадений, товарищ полковник. Дело в том, что Уральск – городок небольшой, и тамошних Зориных я знаю почти всех. Подлинность телеграммы из апреля сорок четвертого у меня не вызывает сомнений и это подтверждается заключением ряда уважаемых экспертов. И, повторяю, ближайшее воскресенье и есть восемнадцатое июля, Зорину как раз исполняется сорок один год. Все сходится.
– Да, вроде все правильно.
– Вот и я о том же, – подхватил Валенда. – Я только, действительно, изумлен, откуда Кондратьев мог получить эти сведения в сорок четвертом году – за четырнадцать лет до рождения Андрея Зорина? И в то время, когда родители Зорина еще знакомы не были!
– Выходит, благодаря своему открытию, – осторожно предположила полковник Зырянова, – может, вы и правы, но все уж больно притянуто за уши…
– У меня есть еще один, но опять очень личный аргумент.
– Говорите, Павел Васильевич, вы сегодня решили меня окончательно доконать. Что ж, добивайте.
– Мы, товарищ полковник, все выросли в одном дворе: я, Лукьянов, Зорин и еще несколько человек. Так вот, у нас была одна страшилка, гласящая, что если кто-нибудь прикоснется к красному паучку, то умрет!
– Так, так, продолжайте, майор Валенда, – заулыбалась Наталья Павловна. – Где тут у меня диктофончик? «Красный паучок», говорите?
– Можете думать обо мне все, что угодно, – увлеченно продолжал Валенда, – но однажды весной этот наш Зорин всем назло взял и раздавил красного паука. На глазах у всех! Нам тогда лет по пять-шесть было.
– И вы в это верите? Ну, и помощника я себе подобрала. Господи, хорошо, что нас не слышит генерал Борисов!
– Да, почему-то верю, товарищ полковник, – выдохнул майор ФСБ Валенда.
Глава 10
Весна 1963 года. Южный Урал
Весна 1963 года на Южном Урале выдалась затяжной и холодной. Хмурый апрель никак не мог справиться со снегом, который, казалось, и не собирался стаивать: нешуточные снегопады и даже метели не оставляли весне ни малейшего шанса распорядиться своим законным временем. А появившиеся перелетные птицы с юга были явно обескуражены местными условиями обитания и наполняли холодный воздух удивленным гомоном по этому поводу.
Только в самом конце апреля на высоких открытых местах стали появляться проталины, покрытые прошлогодней листвой, поползли бесшумные ручейки. Но уже к началу мая солнце палило нещадно, нагревая головы и плечи горожан, словно пытаясь наверстать упущенное, и заструились пахучие весенние волны, перемешивая запахи пыли и асфальта с терпкими ароматами молодой крапивы и тополиной смолы.
Птицы от радости трещали вовсю, почки на деревьях изготовились к главному действию и уже показали крошечные зеленые «язычки» и в чисто вымытом голубоглазом майском пространстве повисла настороженная нежно-бирюзовая пелена.
Шестеро дошколят: пять мальчиков и одна девочка, в теплых, замечательно пахнувших на солнце драповых пальто и в шапочках с завязками, елозя по изумрудной майской траве с желтыми цветами, усердно рыли землю на солнцепеке в новом сквере.
Театральная площадь имела форму прямоугольника, образованного ровным строем пятиэтажек. Дворец культуры – краса и гордость города, располагался с южной стороны, а новенький сквер находился напротив театра. Осенью сквер огородили бетонным забором, посадили по периметру тонкие деревца, засыпали дорожки гравием, а в центре сквера запланировали фонтан и скамейки. По бокам стали устраивать клумбы различных форм; на некоторых уже чернели подготовленные грядки, но большая часть клумб заросла травой. Именно в таких запущенных местах и было удобнее всего устраивать «секретики». Сквер разбили на месте бывших картофельных полей, и поэтому земля была мягкая. Копать было легко.
