Дани стоял в прохладе на балконе и вытирал пальцами выступивший на лбу пот.
Бессмысленные огни города мерцали вдали. Место для жилья, выбранное им, было превосходно, несмотря на шум от самолетов, к которому он заставил себя привыкнуть. Аэродром внутренних авиалиний даже успокаивал, напоминая ему о поездках за границу, которых у него не было уже в течение шести последних месяцев. Маленький гражданский самолет готовился к взлету для какой-то определенной цели внутри страны. Браво всматривался в его тень. Миниатюрный самолет взлетел, и в момент, когда он оттолкнулся, Браво бросил в его сторону заполненную наполовину банку с пивом. Банка не подбила самолет. На длинном пути вниз жидкость рассталась со своей емкостью.
На автобусной остановке, на которой должен был выйти его друг, никого не было. Дани вышел из-под навеса и оперся на столб остановки. Издалека кто-то приближался. Он решил не набрасываться на друга с криком. Но это был вовсе не друг, а всего-навсего Шмулик, паразит и осел, который жил за счет родителей, соседей Браво.
— Привет, Дани, — сказал Шмулик.
— Привет, — бросил Дани.
Шмулик закашлялся и продолжал идти.
— У тебя есть сигарета? — крикнул вслед ему Дани.
Шмулик протянул ему белую пачку. Дани извлек сигарету, и Шмулик пошел к дому родителей, чтобы вытянуть у них еще несколько шекелей.
Браво закурил и вспомнил, как однажды он опоздал на встречу с другом. Это было зимой. Шли переговоры, сулившие с большой долей вероятности миллион долларов годовой прибыли, и ему было жаль терять их. Шесть часов сидел он в своем офисе напротив этих толстосумов, двух братьев лет около пятидесяти, владельцев компании по импорту кофе, и вел с ними переговоры, во время которых рассказывал им для разрядки напряжения анекдоты.
В то время, как Дани разливал приготовленный им собственноручно коктейль и разъяснял, какие компоненты в него входят, он взвесил и решил, что ради маячащей перед ним в обозримом будущем прибыли, не страшно, если его другу придется подождать с полчасика под дождем, и постфактум выяснилось, что его расчет был верным.
По возвращении домой он нашел ожидающего его на улице друга совершенно промокшим. Тот постеснялся ждать Дани на лестничной площадке, так как опасался, что соседи отнесутся к нему с подозрением и вызовут полицию.
Когда Дани подошел, глаза его друга выражали ненависть. От него воняло, и Браво испытал некоторую брезгливость. Оба поспешили тогда в квартиру, потому что им было уже трудно сдерживаться. Дани все-таки настоял на том, чтобы его друг принял душ. Сейчас он отчетливо вспомнил пощечину, которую дал другу, после того как тот вышел из душа, одетый в купальный халат, привезенный им из Сингапура.
— Ты завидуешь, — сказал Дани другу и влепил ему пощечину.
Друг равнодушно снял халат.
Бессовестный Шмулик снова мелькнул перед лицом Браво. Браво проигнорировал его. Шмулик тоже притворился, что незнаком с ним. Через четверть часа ожидания, которое он себе назначил, Дани вернулся домой, взял ключи от машины и помчался в Бат-Ям.
— Его нет дома, — сказала мать друга.
Браво мягко отодвинул ее в сторону и увидел, что его друг лежит на диване и глядит в потолок. Друг не перевел взгляд оттуда даже тогда, когда Дани подошел к нему.
— Ты идешь? — спросил Дани.
— Думаю, что не стоит, — сказал друг.
Его мать прошла мимо них с полным тазом мокрого белья.
Друг принужденно улыбнулся.
Возмущенный Дани уселся в кресло.
— Тогда дай мне это — приказал он в ярости.
После короткого молчания друг протянул руку, вынул из кармана своей рубашки пластиковый пакетик, скрепленный резинкой и бросил его на стол.
Браво схватил пакетик и ушел. Прохожие с восхищением вглядывались в его роскошную, летящую, как ветер, машину.
Дома он кое-как проделал все необходимые действия, проклиная своего друга — именно он всегда делает это, в то время как сам Дани только смотрит на него, как властелин, и делает ему замечания.
Его самочувствие резко улучшилось. Он лег на диван и поплыл.
Не прошло и двадцати минут, как его друг постучал в дверь. Браво, который уже погрузился в красочные грезы, стука не услышал. Друг испугался, так как ему пришло в голову, что Дани переборщил с дозой, и он продолжал стучать сильнее. Через десять минут упорного стука Дани понял, что поезд не двигается и сделал «ту-ту». Он встал и пошел к двери.
— Кто там? — спросил он.
Друг снаружи не мог решить, назвать себя или нет. Браво еще раз спросил, кто там. Друг нажал на кнопку вызова лифта. Браво медленно отошел от двери и вернулся на вожделенный диван. Друг слышал тяжелые удаляющиеся шаги. «По-видимому, Дани удалось справиться с собой самостоятельно», — подумал друг и почувствовал себя обиженным. Лифт пришел, потом вернулся обратно без него.
Он снова постучал в дверь. Браво устало спросил, не вставая:
— Кто там?
— Открой! — крикнул друг.
Дани открыл. Друг вошел. Дани молча растянулся на диване. Друг не мог больше выдержать этого молчания и попытался завязать разговор. Он рассказал о том, что видел по дороге.
— Послушай, если б ты знал, какую катастрофу я видел сегодня на дороге. Автобус ехал по улице Герцля и после Усышкина свернул направо, на Бальфура. Как раз через секунду после того, как он стал поворачивать, женщина переходила шоссе. Водитель не видел ее. Я думаю, что она-то как раз видела автобус, но не успела перебежать. Я слышал, как она кричит. Это было ужасно. Я убежал оттуда. Не могу видеть кровь. Просто не способен. Помчался изо всех сил, чтобы поймать такси. Крики людей в автобусе и все такое. Это было ужасно, говорю тебе, — закончил он и посмотрел на Дани.
Дани лежал на диване с закрытыми глазами и бормотал что-то невнятное. На секунду другу показалось, что тот поет. Напрасно он силился узнать, что это была за песня. Ему вдруг страстно захотелось погладить Дани по выбритой щеке, но он не посмел приблизиться к Дани. Наконец, повинуясь импульсу, друг сел возле него. Но на диване для двоих места было недостаточно, и Дани встал и пошел на кухню. Друг чуть не схватил стоявший на буфете транзистор, чтобы разбить его вдребезги о стену, но вместо этого потащился следом за Дани.
Точно в тот момент, когда он пришел на кухню, Дани уже вышел из нее с набитым едой ртом и направился в салон. Через мгновение на кухне лицо его друга исказилось, и он тоже возвратился в салон. Дани ухмыльнулся. Друг уселся в кресло. Внезапно Дани поднялся и пошел в свою комнату. Он намеренно оставил дверь полуоткрытой, сел на край кровати и смотрел через приоткрытую дверь на нерешительный профиль друга. Увидев, что друг встал, зло рассмеялся.
Друг легонько постучал в полуоткрытую дверь.
— Кто там? — спросил Дани.
Друг поперхнулся.
— Это я, darling, не можешь ли ты дать мне немного денег перед тем, как я уйду?
— Сколько тебе нужно? — крикнул Дани из-за двери.
— Я знаю? Тысячи пятисот мне будет достаточно.
— Возьми из кармана моей куртки, — сказал Дани. — Отсчитай там семьсот пятьдесят и возьми их.
Друг помедлил мгновение, затем направился в салон. Он осмотрел куртку Дани, брошенную на одно из кресел, и достал из внутреннего кармана пакет, скрепленный резинкой. Быстро отсчитал пять тысяч и спрятал их в карман своих брюк. По дороге к выходу его глаза встретились с глазами японки, приклеенной к стене. Он снял портрет со стены и скомкал.
«Вот какова эта реальность, — усмехнулся Браво наедине с собой, когда услыхал, как его друг с силой хлопнул дверью. — Какова она, как не человек, который рассказывает тебе что-то, а после этого говорит: «Послушай, это все ложь» и поправляет себя, а по прошествии еще нескольких минут снова говорит тебе: «Слушай, и это тоже ложь», — и так до тех пор, пока ты уже не знаешь, что и думать. Или что ты сходишь с ума, или что ты становишься таким, как он».
Этгар Керэт
(От переводчика:
Этгар Керэт — писатель, чьи рассказы мне очень нравятся. Развитие сюжета происходит таким образом, что совершенно не представляется возможным предугадать его. На первый взгляд кажется, что каждый раз перед читателем полная несуразица, и поначалу это раздражает. Но постепенно начинаешь понимать, что гротескные ситуации — это необычный способ заострить внимание на какой-то общечеловеческой проблеме, чаще всего это проблема отношений между парнем и девушкой или между детьми и родителями.)
Толстячок
Ошеломлен? Понятное дело, ошеломлен. Ты ухаживаешь за девушкой. Первое свидание, второе свидание, тут ресторан, там кино, всегда только днем. Вы начинаете спать вместе, взрывной секс, позднее приходит чувство. И тогда в один прекрасный день она приходит к тебе, плачет, и ты обнимаешь ее и говоришь, чтобы она успокоилась, что все в порядке, а она возражает, говорит, что не может больше, что у нее есть тайна, не просто тайна — что-то темное, проклятье, нечто такое, что она все время хотела открыть тебе, но ей не хватало смелости. И это тяготит ее, как груз в две тонны кирпичей. И она должна сказать, просто должна, но она уверена, что в то мгновение, как откроется — ты тут же оставишь ее. И сразу же после этих слов она снова начинает плакать. «Я не оставлю тебя, — говоришь ты, — нет, нет, я люблю тебя». Ты, возможно, выглядишь немного взволнованным, но это не так, а если и так, то это из-за ее слез, а не из-за тайны.
