– Ты была с ней близка? – спросил он.
Немного поколебавшись, я опять покачала головой. Мне показалось, что в комнате запахло жимолостью.
– Нет, – добавила я. – Ничего страшного.
Поднеся пальцы к клавиатуре, я напечатала:
«Спасибо, Дэни, что сообщила мне».
Никаких подписей. Ни поцелуя, ни привета. Дэни не виновата в том, что случилось в Моррисон-ридже, однако охлаждение, испытываемое мной к родне, с легкостью затронуло и ее.
– Я люблю тебя, малыш, – сказал Эйден, совершенно неожиданно вынырнув из рабочих глубин наших письменных столов.
– Я тоже люблю тебя, – с улыбкой ответила я и вновь устремила взгляд на свой монитор, хотя по-прежнему практически не видела его.
Меньше всего на свете мне хотелось скрывать что-то от Эйдена. Однажды наш приятель спросил, в чем наш секрет, поскольку наша семья казалась такой крепкой, и мы оба почти одновременно ответили: «В честности». Когда это слово сорвалось у меня с языка, я ничуть не кривила душой. Я верила, что у нас с Эйденом честные отношения. Я сообщила ему, что мои родственники язвительны и сумасбродны, и мне необходимо порвать с ними все связи, чтобы обрести благотворное будущее. Это была правда. Да, кое-что я по необходимости приукрасила: к примеру, сказав, что моя мать умерла. Но главная моя нечестность заключалась просто в умолчании. Порой он шутит по поводу моей родни, называя их «прирожденными отшельниками Южной горы». Я ни разу не удосужилась изменить его мнение. Какой смысл?
Хотя ему известно, что я любила своего отца. И известно, что после его смерти я вдруг поняла, как невыносима мне жизнь в Моррисон-ридже. И это определенно была чистая правда.
Раньше мне хотелось рассказать Эйдену обо всем, но теперь пришлось задвинуть прошлое подальше. Слишком опасно. Я доверяла ему больше, чем любому известному мне человеку, и все-таки, будучи адвокатом, я часто занималась разводами. Я видела, как разрушилось множество крепких семей, а когда они начнут рушиться, предсказать невозможно. Признания, сделанные за долгие годы семейной жизни, сойдут за честную игру. Я никогда не расскажу ему о том, что случилось в Моррисон-ридже. Никогда не скажу, почему покинула родных. Прошлое больше не имеет никакого отношения к моей нынешней жизни. По крайней мере, так я говорила себе. Но последнее сообщение от Дэни в сочетании с надеждой на усыновление пробило глубокую трещину в моей уверенности. Мне вдруг показалось, будто я иду по натянутому канату и бремя прошлого все сильнее притягивает меня к земле, угрожая головокружительным падением.
Я привыкла думать, что порвала с прошлым. Юность осталась позади, а боль и гнев постепенно вытеснили учеба, карьера, общественная работа, изумительные друзья и любящий муж. Однако требовалось совсем немного, чтобы прошлое вернулось. Достаточно было увидеть статью в газете о человеке, страдающем рассеянным склерозом, или прочесть какие-то новости о Северной Каролине. Или, как я теперь убедилась, хватило и короткого сообщения от Дэни. Да, подумала я, все так же слепо глядя на экран. Этого достаточно, чтобы вернулось все прошлое.
8
Моррисон-ридж
По крутым склонам Адского провала тянулись два пролета лестницы. Я не знала, кто и когда построил их, но строительство закончилось задолго до моего рождения. Может, даже до рождения папы. На одном участке ступени сделали из больших, наполовину обтесанных камней. На другом – из дерева. На третьем – из сланцевых плит. Все они пребывали в ужасно плохом состоянии, но тем не менее было легче подниматься по этим ущербным ступеням, чем забираться наверх по дороге, особенно учитывая, что мы со Стейси тащили наши увесистые рюкзаки с пирогами в контейнерах, бутылками «пепси» и кучей аудиокассет. На полпути к вершине мы остановились перевести дух. Сама я не особо нуждалась в отдыхе, но понимала, что Стейси не привыкла лазать по нашим горам.
Когда мы дошли до поворота к домику, сумерки уже сгустились и цикады стрекотали так громко, что мы с трудом слышали друг друга.
– Откуда ты знаешь, что мы идем в нужном направлении? – спросила она, следуя за мной по лесу. – По-моему, здесь просто непроходимые заросли.
– Поверь мне, мы идем правильно, – откликнулась я.
При дневном свете мы уже разглядели бы сложенные из булыжника стены родниковой сторожки, но сейчас впереди смутно темнела лишь серо-зеленая листва деревьев.
– Может, это не такая уж чудесная задумка, – с нервным смешком заметила Стейси. – Мы же забрались в какие-то жуткие дебри.
– Все будет хорошо. Видишь? – Я показала вперед. – Мы почти пришли. Потерпи, сейчас увидишь, что внутри. Там реально круто.
– Какой он забавный! – воскликнула она, наконец воочию увидев стены дома. – И какой крошечный.
Я толкнула дверь, открывшуюся со скрипом, и Стейси проследовала за мной в темную каморку. Она потрясенно ойкнула, когда я включила торшер и мой маленький лесной дом озарился светом.
– Потрясно, какие тут у тебя афиши и постеры! – воскликнула она, кружась и разглядывая их. – Мне пришлось избавиться от своих сокровищ, когда мы переезжали сюда. – Она встала на колени на ту кровать, над которой висел плакат «Нью Кидс», и я заметила, что она с обожанием взирает на Джоуи Макинтайра [10]. – О боже, какие же у него глаза! – Подавшись к стене, она погладила Джоуи по щеке.
Потом, вдруг словно вернувшись с волшебного свидания, она обратила внимание на прочую домашнюю обстановку – раковину, микроволновку и маленький комод с зеркалом. Спрыгнув с кровати, она в восторге раскинула руки.
– О, какая прелесть! – воскликнула Стейси. – Молли, боже, какая же ты счастливая!
Восхищение на ее лице омрачилось оттенком грусти, и я почувствовала себя виноватой из-за того, что воспринимала все это как должное.
– А вон стоит магнитофон, – сказала я, показав под раковину.
Наклонившись, я нажала кнопку включения, и в домике вновь зазвучала песня «Шаг за шагом». Эту кассету я могла слушать до бесконечности. Покачивая головой в такт музыке, Стейси разглядывала остальную коллекцию моих плакатов и афиш.
– Похоже, ты реально запала на Джонни Деппа, – заметила она, показывая на его плакаты над второй кроватью.
– Ты смотришь «Джамп-стрит, 21»? [11] – спросила я.
– Конечно. – Она присела на край этой кровати. – Но он же слишком стар для тебя. Ему уже наверняка перевалило за четверть века. Дохлый номер, ничего у тебя с ним не срастется.
Я прислонилась к раковине, скрестив на груди руки.
– А неужели ты серьезно думаешь, что у тебя что-то срастется с Джоуи Макинтайром? – иронично спросила я.
– Ну, ему ведь пока всего семнадцать. Во всяком случае, больше шансов познакомиться с ним, чем с Джонни Деппом.
– Все равно, это только фантазии, – заключила я.
– Эти букашки так громко стрекочут, что почти заглушают музыку, – пожаловалась она, взглянув в сторону окна.
– Это цикады. – Днем, когда мы с папой ушли из сторожки, я оставила окна открытыми. – Поможешь мне закрыть окна, пока сюда не налетели москиты, ладно?
Стейси с заметным усилием удалось опустить открытую раму одного окна, пока я закрывала другое, и громкое пение цикад стало ненавязчиво приглушенным стрекотом.
– А кто эти люди? – Стейси взяла с комода вставленную в рамку фотографию.
Я так привыкла к этой фотографии, что уже почти не замечала ее. Снимок запечатлел мужчину и женщину с тремя их юными отпрысками, все они, сколько себя помню, были частью моей жизни.
– Бабуля и мой дедушка Арнетт, но он умер еще до моего рождения. – Подойдя к Стейси, я показала на фигуры моих предков. – А это их дети. Мои тетя, дядя и отец.
– О боже, вот это твой отец? Он такой сексуальный!
Я взирала на фотографию, пытаясь увидеть ее глазами Стейси. Да, несомненно. Мой отец выглядел прекрасно. Темные волосы, волевой подбородок, белые зубы, обнаженные в потрясающей улыбке, и те самые приковывающие внимание голубые глаза. И как это я раньше не замечала?
– Вот эта – моя тетя Клаудия, – сообщила я, показав на девочку. – Мать Дэни. А второй парень – мой дядя Тревор.
– Твой отец достоин внимания, – оценила Стейси, возвращая семейную фотографию на комод.
Пройдясь по комнате, она плюхнулась на кровать под Джонни Деппом. Формально это была моя кровать, но на эту ночь я уступила ее подруге.
– Ты хотела бы заняться с ним сексом? – спросила она. – С Джонни Деппом?
– Конечно, – ответила я, усаживаясь на другую кровать. Пока я не знала, что именно представлял собой «секс», но мне не хотелось выглядеть полной идиоткой. – А ты хотела бы с Джоуи?
– О, черт возьми, да! Безумно! – Ее мечтательный взгляд устремился на плакат над моей головой. – Нам с тобой стоит поупражняться во французских поцелуях, чтобы не казаться неумехами, когда дойдет до реального дела.
– Гм-м. – Я усмехнулась. – Не уверена, что стоит.
