Отшельник так и не привык к свитграссу, он верен кубинскому табаку.
Сколько лет его называют Отшельником? А столько, что он сам уже думает о себе как о выжившем из ума одноногом чудаке. Гипновнушение, корректировка характера — и пожалуйста: одиночество не раздражает и даже радует. Чудеса, да и только! И потому странно, что борьба с вредными привычками закончилась полным крахом психотехнологий. Небось наркобароны, производители виски и табачные магнаты приложили к этому руку.
Ну да не суть. У Отшельника нет зависимости, просто под сигару отлично думается.
Утром Старый Сокол покинет ареал така, что не есть хорошо. А если учесть, что Отшельник отлично знаком с чужаками, которые увели Липкую Землю, то…
Ох уж эти чужаки! Они там что, вообще с ума все сошли?! Что себе позволяют?!
Надо связаться с Центром и доложить. Хотя… А смысл? Рядовой сотрудник не смог бы провернуть такой вояж, это уж точно. Кто-то из руководства окончательно умом тронулся, а наподдать начальничку у Отшельника руки коротки. Но если использовать старые связи, можно попробовать прищемить нос тому наглецу, что посмел сунуться на территорию Отшельника. А чтоб впредь неповадно было!
Когда сигара дотлела, одноногий старец решился на крайние меры. Разозлили его крепко, что тут скажешь. Он парится в этом безумном мире уже столько лет, а какие-то умники — раз-два! — и взяли нужный им образец, даже не подумав согласовать выем с куратором!
Он долго ощупывал пол — давно не пользовался тайником, уже позабыл, где тот находится. Если правильно нажать на половицу, та легко выскочит из «елочки» паркета. Ага, есть такое дело. Отшельник извлек из тайника серебристый контейнер и набрал код, после того как анализатор взял образец его ДНК — крохотную капельку крови. В контейнере лежал коннектор.
Вспухла голограмма клавиатуры, виртуальное меню предложило ассортимент опций. Поиск нужного номера, вызов, гудок, есть контакт.
— Алло? Касиус, ты, чертяка?! Привет! Код доступа семь два нуля три пять вэ икс зет дробь восьмой, псевдо «Отшельник»… Узнал, говоришь?.. Здоровье? И тебе не болеть… Слышь, Касси, и в службу и в дружбу, утром по местному времени ограниченный ареал покинет парнишка, объект «Старый Сокол». Шепни кому надо, чтоб расширили ему доступ чуток, успешно мальчик прошел адаптацию, да. Под мою ответственность… Есть такое дело? Я тебя люблю просто! И лично возьми мальца под надзор… Понимаю, что у тебя работы хватает, но… Очень надо, Касси, очень. Моя тема. Хочу из него местного Колумба вырастить, представляешь? Жалко будет, если объект натворит чего. Недельки, думаю, хватит… Нобелевкой? Поделюсь, конечно! Ну ладно, давай. Катрин привет!
* * *
Отец так взволнован, что не может выдавить ни слова.
— Да хранит тебя Великий Творец. Помни, здесь всегда тебя ждут! — Голос Светлой Ночи дрожит, она напутствует за двоих. — Тропы тебе без мин, дождей стороной!
Стас уходит, шуршат полоски кожи на рукавах. Рубаха его вышита черным. Старый Сокол верит в победу, он вернет Лизу и сам вернется. Обязательно вернется домой!
Говорят, волки многому научили предков така. И потому воины поют мудрые песни сиромах, отправляясь в междутропье.
И хоть Стас не любит волчьи напевы, он заклинает духов помочь ему:
— Na hah' ist a uts na meh' о iv on' i yuts! Мое сердце в гневе, моя любовь потеряна!
Така часто воюют с Обожженными Бедрами: иногда из-за охотничьих территорий, чаще — когда боги говорят шаманам: «Пора обагрить томагавки гнилой водой из перерезанных глоток трусов и подлецов. Пора затушить костры врагов. Пора выкрасить лица воинов в черный цвет победы!»
Пора!
Безумная помесь страха и ярости клокочет в груди Стаса. Ливень превращает глину в вязкую грязь, а жажда смерти кружит голову сильнее сушеных мухоморов. Стас готов убивать.
Месть! Смерть!
— Лиза, где ты?!
Если не знаешь, куда идти, — двигай за дикобразом, следи за его головой. Дикобразы всегда направляли така на жизненном пути.
Говорят, однажды така умирали от голода, и шаман людей поклонился шаману дикобразов. И сказал: «Мы умираем, мы не можем найти бизонов». И дикобраз ответил: «Голова моя указывает на север, там ты найдешь быков и коров, и телят». Не обманул шаман дикобразов, охота была удачной.[31]
Если не знаешь, куда идти, дикобраз подскажет. Но Старый Сокол не надеется на зверей. Ему нужен был совет мудрого старца, и он его получил, спасибо Отшельнику.
Солнце уже высоко, дом така отсюда не виден. Рекс сидит тихо, не шевелится — умный пес! Мышцы его напряжены, готовы в любую секунду бросить тело вперед. Рекс ждет приказа.
Стас берется за ошейник, отщелкивает карабин и легонько бьет пса по лапе. Поводок провисает. Это значит: охота началась.
В междутропье развелось много зайцев. Жареный ушастый куда вкусней сырой картошки — так считает Стас. А вот Отшельник называет мясо холестерином и говорит, что помидоры и укроп полезней. И Лиза говорила, что девушкам надо кушать капусту, чтобы парням нравиться.
Где ты, Лиза?!
Раздувая ноздри, Старый Сокол смотрел, как колышется трава. Верткий заяц. Его пригласили на ужин, а он отказывается, не уважает Стаса. Стеснительный какой-то попался. Рексу в лапы попался. Ну, наконец-то.
Возвращаясь к хозяину с добычей, пес-проводник аккуратно обошел растяжки, теперь-то некуда спешить. Мертвого длинноухого — кровь запятнала рыжеватую шерстку — Стас осторожно вынул из клыков пса. А теперь надо почесать Рексу горло. Мол, одобряем, хвалим, спасибо.
Закинув зайца в котомку, Стас отправился дальше.
Лишь на закате он скомандовал себе и Рексу привал. Воздух напитался запахом костра. Дожидаясь, пока изжарится заячья тушка, Сокол выщипывал колючки из шерсти пса. Желтоватое пламя изредка вспыхивало, когда в него капал жир. Огонь, кстати, сразу занялся, оно и немудрено, если есть сухой спирт.
На спирт наткнулись случайно, когда перевалило за полдень. Белые хрупкие камни четко выделялись на фоне черной земли — возле «огненного песчаника» ничего не росло. Така обрадуются находке: много спирта — теплей зима и беспокойства меньше, потому как пластитом топить не придется. Пластит, конечно, в хозяйстве незаменим и растет где ни попадя: бери нож да соскребай со стен и перекрытий. Но в печке он запросто детонировать может, если неправильно его заговорить. Потому сухой спирт така уважают — за безопасность.
Зубы впились в горячее мясо, по подбородку потекла сукровица вперемешку с жиром. Стас не голоден — внушительное брюшко давит на пояс. Перед дальней дорогой он ел всю ночь. Насыщался правильно: заговаривая кишки так, чтобы не отторгли пищу, умоляя желудок не спешить переваривать все сразу. Стас впихнул в себя чуть ли не целую бизонью ногу. Этого запаса хватит на неделю пути. Но раз уж подвернулся заяц… Да и пса покормить надо.
Заночевал Сокол на бетонных плитах, обросших мхом. Поблизости доживал свой кирпичный век заброшенный дом: всего два этажа, колонны у входа обвалились, от гипсового креста над козырьком единственного подъезда мало что осталось. В обрамлении бетонных высоток домишко выглядел просто смешно, да только смеяться не хотелось. Ведь все знают: в таких зданиях живут призраки мертвых племен, тени строителей города и духи безымянных предков. А тени и духи только и умеют, что пакостить людям.
Короче говоря, на бетонной плите спать удобно и даже приятно. По крайней мере так убеждал себя Стас, устраиваясь на ночлег. Мол, не жарко и вообще. О том, чтобы лечь в траве, он даже не подумал. Пусть междутропье очищено от мин и проверено сотню раз, а с приближением темноты слишком реальными становятся легенды о заснувших в траве. Не слыхали? Да быть такого не может! Ляжешь в клевер и одуванчики, а очнувшись поутру, окажешься под паутиной проволочных растяжек. От темечка до пяток — красноватая медь, режущая кожу при малейшем движении. Надо быть безумней Бешеного Когтя, чтобы постелить под голову молочай и подорожники.
Звезды подмигнули Стасу: «Спокойной ночи!»
Чистое небо, дождя не предвидится. И хорошо, и замечательно.
Сокол устал — прошел почти пять кварталов по тропе, сначала ровной и проверенной, затем — изломанной и заросшей. Когда идти по асфальту уже не было смысла, вслед за проводником шагнул в междутропье. Все равно никакой разницы…
Старый Сокол заснул почти сразу. Но сны его одолевали тревожные. Тело, закутанное в брезентовую куртку, дергалось, стонало и улыбалось. Во сне Стас обнимал Лизу, прижимал к груди и шептал нежные слова. И все было хорошо, они который год уже жили вместе, галдели их дети, требуя ужин и сказку на сон грядущий…
Филин упал в междутропье, схватил мышь и, взлетев, уселся на гипсовую лепку.
Что-то не так. Стас проснулся сразу, резко. Но не вскочил, не сбросил куртку — просто медленно приоткрыл глаз и незаметно напряг мышцы, восстанавливая кровообращение.
