– Собака тоже стоит денег. Отдашь их легионерам четвертой стражи.
Глава 9 «Черный день»[37]
При виде живого и невредимого Клеона Лев с восторженным лаем кинулся к нему и, положив лапы на плечи мальчика, облизал его лицо. Клеон прижал к себе собаку. Это помогло ему забыть на время унижение, которое он только что испытал.
– Нельзя поднимать здесь такой шум, – проворчал центурион.
Клеон сжал влажные ноздри собаки и слегка оттолкнул ее. Опускаясь на передние лапы, Лев взвизгнул в последний раз и умолк.
– Больше он не будет лаять.
В глазах центуриона мелькнуло сочувствие. Приказав Клеону идти за ним, начальник сотни двинулся к задним воротам, через которые недавно ввел мальчика и собаку.
Шагая позади центуриона, Клеон мысленно вновь переживал сцену в палатке военачальника. Чем дальше они уходили, тем спокойнее делался мальчик. Конечно, неприятно быть уличенным во лжи и притом – глупой. «Но хорошо, что нам придется иметь дело не с этим „золотым“, а с легионерами четвертой стражи, которым он приказал нас отдать. Наконец-то боги послали мне удачу! Сейчас тот добрый легионер накормит нас кашей, а ночью я, может быть, смогу пробраться на гору, к гладиаторам…» Приободрившись, Клеон стал искать глазами того кашевара, который предлагал ему завтрак. Увидев его, мальчик радостно улыбнулся, а тот, дружески кивнув, похлопал себя по животу, давая понять, что уже наелся, и поманил Клеона к себе.
– Вон стоит легионер из четвертой стражи, – сказал Клеон, забегая вперед и заглядывая в лицо своему провожатому.
– Вижу, – хмуро ответил центурион. – Ты, верно, есть хочешь?… Я накормлю тебя… там, – он махнул рукой в сторону ворот.
– Но ведь начальник приказал тебе отдать нас легионерам четвертой стражи?
– Откуда ты взял?… Не вас, а деньги… Сегодня, мальчик, для тебя, видно, черный день.
– Какой – черный день?
– Есть такие в календаре… Жрецы их знают. А нам они неведомы. Поэтому никогда ничего не надо начинать, не посоветовавшись со жрецами… Впрочем, на пиратской миопаро-не ты не мог к ним обратиться!
Клеон был поражен. Вот, оказывается, откуда все неудачи! А он и не знал.
Центурион был так хмур, что Клеон не решился надоедать ему расспросами и старался сам догадаться, что это такое – календарь. Пока он ломал голову, они вышли за ворота, и центурион направился к тем палаткам под стеной сада, которые на рассвете Клеон принял за привал переселенцев.
Лев чинно шел рядом с мальчиком. Вдруг он поднял нос, втянул воздух и, толкнув центуриона, помчался вперед.
– Взбесилась, что ли, эта собака? – раздраженно спросил центурион.
До Клеона донесся едва ощутимый запах жареного лука и мяса.
– Пахнет едой, – сказал он, – а Лев голоден.
– Там вас накормят, – буркнул центурион.
Они поднялись на холм и увидели внизу стоянку маркитантов.[38] Перед палатками на белом полотне темнели аккуратные ряды виноградных листьев, на которых лежали оливки, рыба, жареное мясо… Но хозяева палаток не только не собирались угощать Льва этими яствами, а прикрывали их руками, крича: «Пошел! Пошел прочь!» Некоторые даже швыряли в собаку камнями. Лев сдержанно рычал, но не уходил. Клеон бросился вперед и загородил его от ударов:
– Что вы делаете!.. Он только смотрит… Он никогда не украл ни одного кусочка!..
Подошел центурион и, бросив мелкую монету на ближайший кусок полотна, приказал хозяину палатки:
– Дай мальчику и собаке все, чего они пожелают. Если этих денег не хватит, я доплачу. Никуда их не отпускай, пока я не вернусь… Ешь побольше, – обратился он к Клеону, – и хорошенько накорми собаку. Этот человек торгует едой, и чем больше вы съедите, тем больше доставите ему удовольствия. Которая тут палатка Аполлодора? – спросил он торговца.
– У самой стены… Прости, достоуважаемый, я не знал, что собака принадлежит тебе…
– Не болтай, а поскорей накорми их! – прервал его центурион и, небрежно кивнув, направился в глубь стоянки.
Пораженный его щедростью, Клеон подумал, что этот центурион достоин стать римским консулом или правителем Сицилии…
Торговец обвел рукой выставленные кушанья:
– Выбирай что хочешь.
Клеону хотелось попробовать все. Он начал с меда, а для Льва попросил кусок мяса; потом придвинул к себе окорок, а вторую порцию приказал дать собаке; затем решил отведать рыбы, приправленной душистыми травами… Радуясь аппетиту мальчика, хозяин палатки откладывал в сторону пустые виноградные листья, чтобы потом, по числу их, подсчитать количество съеденных порций. Его соседи столпились вокруг. Для их обычных посетителей – легионеров – час был слишком ранний, и они старались переманить к себе мальчика и собаку центуриона:
– Не ешь эти оливки, они гнилые! Попробуй лучше мои!
– У меня оливки в виноградном соку! Тают во рту!..
– Не хочешь ли отведать крустаминских груш в виноградном сиропе?
– Клянусь Меркурием,[39] ты ешь дохлую кошку! А я мог бы предложить тебе отличнейшего зайца.
– Не слушай их, – уговаривал Клеона угощавший его маркитант. – Не забудь, что центурион поручил тебя мне. Клянусь моим богом-покровителем,[40] это не кошка, а молочный козленок, которого я купил вчера у здешних пастухов.
Наконец Клеон и Лев насытились. Заметив, что мальчик перестал есть и сидит отдуваясь, хозяин палатки спросил:
– Не смешать ли для тебя фалернское с водой?
Клеон отрицательно покачал головой.
– Как? Отказываешься?! От лучшего италийского вина?!
– Он пьет только неразбавленное, – сказал один из конкурентов маркитанта. – Идем, я налью тебе цельное.
Пить неразбавленное вино считалось в те времена большой неумеренностью. Торговцы возмутились и с криками «Бессовестный!.. Ты хочешь развратить мальчишку!» – оттеснили назад своего незадачливого соперника. И снова возобновили наступление на Клеона:
– Идем ко мне, мальчик, я разбавлю маммертинское медом и горячей водой, его привезли морем из Сицилии…
– От морских перевозок вина портятся. Не ходи к нему!
– Попробуй лучше местное, трифолинум, – совал кто-то кружку Клеону.
Отмахиваясь от них, как от назойливых мух, отяжелевший от еды Клеон поднялся с земли.
– В моем желудке не осталось места даже для одного глотка, – сказал он, отходя в тень палатки.
В ожидании центуриона он растянулся на траве и от нечего делать стал рассматривать стоянку маркитантов. Лев улегся рядом и, положив голову на лапы, задремал.
Теперь Клеон разглядел, что здесь торговали не только съестным: были палатки, перед которыми лежали принадлежности для письма, обувь, оружие, лекарственные мази и даже благовония. Под стеной сада стояли повозки. Какие-то люди укрылись под ними от солнца. Неподалеку паслись стреноженные лошади и мулы. Вот раздвинулись полы последней в ряду палатки, и из нее вышел центурион в сопровождении смуглого вертлявого человека.
– Эй, Кимбр!.. Орозий!.. – позвал этот человек. Из-под повозки вылезли два раба – белокурый гигант и тонкий мускулистый юноша, оба полуобнаженные. Очевидно, экономный хозяин считал излишней роскошью одевать их в теплую весеннюю пору.
– Это и есть Аполлодор? – спросил Клеон хозяина палатки.
– Аполлодор, да поглотит его тартар![41] – ответил тот, пересчитывая кучку пустых виноградных листьев, чтобы не ошибиться при расчете с центурионом.
– А он кто? Надсмотрщик над рабами этого… Клодия?
– Да, – кивнул маркитант, двусмысленно улыбаясь, надсмотрщик.
Клеон поднялся, чтобы лучше рассмотреть Аполлбдора. Он не слышал, что тот говорил склонившим головы рабам, но что-то в его лице и ужимках, с которыми он передал им увесистый сверток, заставило мальчика насторожиться. Центурион пошел вперед. Рабы скрылись за палаткой Аполлодора. «Надсмотрщик» побежал вдогонку за центурионом.
– Лев! – вполголоса позвал Клеон.
Сытый Лев приподнял голову и вяло шевельнул хвостом.
– Лев, ко мне! – настойчиво повторил Клеон.
Лев тяжело поднялся и лениво подошел к мальчику.
– Ну, хорошо поели? – спросил центурион, останавливаясь возле них.
– Благодаря твоей щедрости. Теперь мы можем несколько дней поститься.
– Поститься вам не придется. – Центурион кивнул на своего спутника: – С этого дня Аполлодор будет заботиться о том, чтобы вы были сыты.
– Да-да, – подхватил Аполлодор. – Не в моих интересах, чтобы пастух похудел и потерял силы. На вид он мне нравится. Собака тоже. Я согласен заключить сделку.
– Погоди, – прервал его центурион, – дай мне сперва расплатиться с торговцем.
Он отошел к хозяину палатки, с неприязнью думая о преторе: «Скверное поручение дал мне Клодий… Мальчишка с таким восхищением смотрел на мои бляхи». Если бы не приказ претора, центурион просто отпустил бы этого пастуха, все повадки которого напоминали ему собственное детство. А если бы оказалось правдой, что у мальчика нет в Италии родных, можно было бы оставить его у себя, чтобы он услаждал одинокую старость воина. Аполлодор, побаивавшийся собаки, заговорил с Клеоном издали:
