Для своего старшего сына, которого Фердинанд Католик уже сделал герцогом Гандийским, Александр потребовал княжество Трикарико, графства Кьярамонте, Лаурию и Каринолу, а также двенадцать тысяч дукатов годового дохода и первую из семи главнейших должностей, которая только освободится.
Он потребовал, чтобы Вирджинио Орсини, его послу при Неаполитанском дворе, была дана третья, самая значительная из тамошних должностей – должность коннетабля.
И наконец, он потребовал, чтобы Джулиано делла Ровере, один из пяти кардиналов, возражавших против избрания Александра папой, и укрывшийся в Остии, – изображение украшающего его герб дуба, от латинского названия которого и произошла фамилия Ровере, до сих пор можно видеть на стенах многих домов в этом городе, – был изгнан из города и чтобы сам город был у него отобран.
Все требования Александра VI были удовлетворены.
Взамен папа обязался не отбирать у Арагонского дома Неаполитанское королевство, данное ему в качестве ленного владения. За одно лишь это обещание плата была дорога, но от него зависела законность власти Фердинанда: Неаполитанское королевство было вотчиной святейшего престола, и только папа мог принять решение о справедливости чьих-либо притязаний на него, поэтому подтверждение права на владение королевством было для Арагонской фамилии очень важно, особенно когда на него замахнулся Анжуйский дом.
Таким образом, всего через год после восшествия на папский престол Александр VI значительно расширил свою светскую власть. Лично он владел самой незначительной из итальянских территорий, однако, выдав дочь за владетеля Пезаро, он одной рукой дотянулся до Венеции, а благодаря браку донны Санчи с князем Скуиллаче и территориальным приобретениям герцога Гандийского другой рукой дотянулся до оконечности Калабрии.
Как только был подписан этот важный для Александра договор, он сделал Чезаре кардиналом Санта-Мария-Новелла, ибо тот все время жаловался, что отец обходит его милостями.
А поскольку у церкви до сих пор не было прецедента, чтобы пурпурную мантию надевали на незаконнорожденного, папа обзавелся четырьмя лжесвидетелями, которые заявили, что Чезаре – сын графа Фердинанда Кастильского, и замечательный дон Мануэл Мелчори сыграл роль отца с тою же серьезностью, с какой прежде играл роль супруга.
Что же касается свадьбы двух бастардов – Гоффредо и донны Санчи, то она была обставлена с необычайной пышностью как со стороны королевства, так и со стороны церкви: папа пожелал, чтобы молодые жили рядом с ним, и новоиспеченный кардинал Чезаре Борджа взялся устроить им роскошный въезд в Рим, а Лукреция, пользовавшаяся неслыханным влиянием в курии, решила расстараться и со своей стороны. И вот брат встретил молодых великолепным эскортом из кардиналов и дворян, а сестра ждала их в зале Ватиканского дворца в окружении красивейших и благороднейших римских дам. Посреди залы стоял папский трон, у подножия которого на подушках расположились Лукреция и донна Санча; по словам Томмазо Томмази, и собрание, и беседы, ведшиеся там на протяжении нескольких часов, более пристали роскошному и сладострастному двору царя древней Ассирии, нежели суровой консистории первосвященника римского, обязанного во всех своих поступках блюсти святость своего имени. Однако, добавляет историк, если навечерие Троицына дня прошло столь благопристойным образом, то празднование следующего за ним дня сошествия Святого Духа отнюдь не в меньшей степени соответствовало духу церкви; вот что писал о нем в своем дневнике церемониймейстер курии:
«Папа отправился в храм Святых Апостолов, и подле него, за мраморным налоем, где каноники обычно читают апостольские послания и Евангелие, уселись Лукреция, его дочь, и Санча, его невестка, в окружении – к стыду церкви и ужасу народа – множества римских дам, место коим скорее рядом с Мессалиной, нежели в городе Святого Петра».
Итак, Рим и Неаполь дремали в ожидании будущей катастрофы, тратили время и деньги на курение благовоний собственной гордыне, тогда как Франция не только бодрствовала, но и потрясала факелами, которыми намеревалась поджечь Италию.
В захватнических намерениях Карла VIII уже больше никто не сомневался. Молодой король отправил в государства Италии посольство, в которое входили Перрон Баски, кардинал Брисонне, маршал д’Обиньи[33] и президент парламента Прованса. Задачей посольства были переговоры с итальянскими государями о помощи в деле возвращения неаполитанской короны Анжуйскому дому.
Первым делом посольство обратилось к венецианцам с просьбой о помощи и совете. Однако венецианцы, верные своей политике, за которую их прозвали иудеями христианского мира, ответили, что помощи молодому королю обещать не могут, поскольку им нужно быть все время начеку на случай нападения турок, а что касается совета, то с их стороны было бы самодовольством давать советы государю, окруженному опытными военачальниками и столь мудрыми министрами.
Не сумев больше ничего добиться от венецианцев, Перрон Баски отправился во Флоренцию. Пьеро Медичи ожидал его, окруженный множеством народа: по этому случаю он собрал не только Совет семидесяти, но и всех гонфалоньеров,[34] занимавших эту должность на протяжении последних тридцати четырех лет. Французский посол изложил свою просьбу: пропустить французские войска через территорию государства и за наличные деньги предоставить продовольствие и фураж. Ответ Флорентийской республики звучал так: если Карл VIII нападет не на Фердинанда, а на турок, она с радостью выполнит его просьбу, но, будучи связана с Арагонским домом союзническим договором, она не вправе нарушить его, предоставив королю Франции просимое.
Тогда посольство отправилось в Сиену. Маленькая, отнюдь не богатая республика, напуганная тем, что о ней вдруг вспомнили, ответила так: единственное ее желание – сохранить нейтралитет; будучи слишком слабой, чтобы заранее встать на чью-либо сторону, она позже просто будет вынуждена присоединиться к более сильному из соперников. Получив этот ответ, который, по крайней мере, был искренним, французские послы направили свои стопы в Рим, где явились к папе и попросили, чтобы тот отдал Неаполитанское королевство в ленное владение их королю.
Александр VI ответил, что, поскольку его предшественники уже передали Неаполь Арагонскому дому, он не видит возможности отменить это решение, не имея доказательств, что Анжуйский дом располагает на него большими правами. Затем он напомнил Перрону Баски о том, что Неаполь – вотчина святейшего престола и только папе принадлежит право выбирать ему правителя; поэтому, нападая на теперешнего его государя, французы тем самым нападают на самое церковь.
Итак, посольская миссия не помогла Карлу VIII, поэтому он решил рассчитывать лишь на своего союзника Лодовико Сфорца, а во всех остальных вопросах положиться на силу оружия.
Вскоре он узнал новость, которая лишь укрепила его в этом намерении: умер Фердинанд. Возвращаясь с охоты, старый король простудился, на него напал кашель, за два дня вконец его измотавший. 25 января 1494 года он скончался в возрасте семидесяти лет, просидев на троне тридцать шесть лет и оставив его своему старшему сыну Альфонсу, который тут же был объявлен престолопреемником.
Фердинанд не ошибался, когда называл себя счастливцем. Он покинул мир в тот момент, когда фортуна начала отворачиваться от его дома.
Новый король Альфонс был вовсе не новичком в бранном деле: ему уже доводилось успешно сражаться против Флоренции и Венеции, а также прогнать турок из Отранто; кроме того, он не хуже отца умел вести политические интриги, столь распространенные в те поры в Италии, и, не раздумывая, призвал в союзники врага, с которым находился в состоянии войны, когда со стороны Карла VIII ему стала грозить опасность. Мы говорим о султане Баязиде II.
С этой целью он направил к Баязиду Камилло Пандоне, одного из своих доверенных министров, дабы тот внушил турецкому султану, что для короля Франции поход в Италию – лишь предлог, чтобы оказаться поближе к завоеванным турками землям, и что, выйдя на побережье Адриатики, Карл VIII за день-два доберется до Македонии, откуда сможет двинуться сушей на Константинополь. В конце концов он попросил у Баязида шесть тысяч всадников и столько же пехотинцев, которым обязался платить жалованье все время, пока они будут находиться в Италии. В Таренто к Пандоне должен был присоединиться Джордже Бучарда, посол Александра VI, которому тоже было поручено заручиться помощью турок, но уже от имени папы. Тем временем в ожидании ответа султана, который мог тянуть с ним месяцами, Альфонс предложил встретиться с Пьеро Медичи и папой, чтобы обсудить неотложные проблемы. В условленный день все три заинтересованных стороны собрались в Виковаро, близ Тиволи.
