– Вероника! Ты… ты хочешь вернуться?
Ну да! Бегу и спотыкаюсь! Вот так и знала, что не сумеет характер выдержать. Слабак – он и есть слабак. Я смерила его презрительным взглядом и нарочито грубо процедила:
– Куда? К тебе? Да ты никак бредишь? Размечтался… дешевка! – последнее слово я выплюнула абсолютно в манере Эдит. Жестоко? Я вас умоляю! А кто же он еще? Слизняк, слюнтяй и дешевка.
Валентин отпрянул, словно я ему дала пощечину:
– Ника, как ты можешь… – А затем неожиданно – я даже вздрогнула – рухнул на колени и попытался подползти ко мне. – Ника, я понял… Я был очень, очень неправ! Я тебя страшно обидел! Пожалуйста, вернись, я никогда больше и не заикнусь ни о каких детях! Ты для меня важнее всего на свете!!!
Обидел? Он – меня? Да что он о себе возомнил?!
Ситуация, однако, начала меня забавлять.
– А как же твоя драгоценная поломойка? – ухмыльнулась я.
Валентин заплакал (ну кто бы сомневался).
– Я не люблю ее, – всхлипывал этот… это… эта пародия на мужчину. – Я ее ненавижу! Ее и эти ужасные аппараты… И с каждым днем все больше…. Я только тебя люблю…
Какая, черт побери, идиллия! Впору пасть бывшему на грудь и порыдать в унисон, путаясь в слезах и соплях. Бр-р-р!
Как-то надоело мне это развлечение.
– За каким чертом мне сдалась твоя сопливая любовь? Погляди на себя – это ж сущий позор для уважающей себя женщины, тряпка, а не мужчина! – отрезала я. – А раз ты тряпка, вот и иди к своей швабре, понял? Вы вполне достойны друг друга. Сладкая парочка – баран да ярочка.
– И что же мне теперь делать? – его глаза разом потухли.
Ну да, зачитанное на лобном месте помилование оказалось фальшивкой. Впрочем, сам виноват: нечего было себя чемоданными мечтами тешить, я ни словом, ни взглядом к тому оснований не давала.
– Можешь пойти нажраться, – не удержалась я от доброго совета. – Герману вон помогает. А потом ползи к своей Жанне и поплачься ей, какая у тебя сука бывшая жена. Ничего, переживешь.
Тут, к моему счастью, подъехало наконец такси. У меня мелькнула было мысль – не приказать ли бывшему муженьку дотащить до машины мои вещи, – но это, пожалуй, был бы уже перебор. Управилась сама.
Не стану клясться – мол, ноги моей здесь больше не будет, – мало ли, как жизнь еще повернется. Но, если честно, лучше бы вовек никого больше из этой семейки не видать.
15.12.2042. Город.
ЖК «Уютный». Вера
Ой, ну да, я, конечно, поторопилась. Мне хотелось всего – и сразу. Я всегда была очень эмоциональна. А ведь надо было просто немножко потерпеть, подготовить Германа к переменам осторожно и бережно, чтобы мое решение не упало на него, как снег на голову. Если бы я повела себя немножко более рассудительно, он, конечно, все в итоге принял бы по-другому. Понял бы, привык бы. Почувствовал бы, как это важно! Ведь Герман всегда меня любил. И любит. Конечно, любит.
Просто мужчины устроены не так, как мы. Они кажутся более крепкими, более устойчивыми физически, чем женщины, но это ведь совсем не так. Более прочный металл одновременно и более хрупок, поэтому сломать мужчину, может быть, даже легче, чем женщину. И происходит это совершенно по-другому. Женщина гибче, поэтому после удара – и это совсем не редкость! – способна прийти в себя и оставаться самой собой. А сломанный мужчина чаще всего сломан – увы! – навсегда. Боюсь, что с Германом произошло именно это.
Он позвонил, когда я купала Олюшку. Она капризничала – беспокоил животик, возможно, потому что я сегодня, не сдержавшись, побаловала себя пирожным со сливочным кремом. Очень захотелось, хотя это, конечно, было совершенно непозволительно. Кто знает, какую химию они туда кладут?
Все-таки быть матерью – это такое счастье, но и такое самоограничение…
Когда Герман позвонил, я сперва не поверила собственным ушам и очень глупо переспросила:
– Герман?
Его голос доносился словно из-под воды. В последнее время телефоны вообще работают ужасно. Почему никто за этим не следит? Безобразие.
– Вера. – Раньше он очень редко называл меня по имени. Чаще ласковыми прозвищами, вроде «малыша» или «зайчика». – Вера, я хочу попробовать вернуться. Я больше не могу вот так…
У меня голова пошла кругом:
– Правда? Герман, нам с Оленькой тебя очень не хватает!
– С Оленькой? – Он словно бы удивился.
Мужчины иногда такие смешные.
– Ну да! – Я улыбнулась, хотя он не мог этого видеть, и напомнила: – Это наша дочь.
Послышался какой-то непонятный всхлип. Потом он сказал наконец:
– Да… я возвращаюсь. Вы дома?
– А где же нам еще быть? – удивилась уже я. Ах да, он же не знает. Но это неважно! Я готова была петь и танцевать от восторга: у нас все-таки будет настоящая семья! Большая, теплая, дружная! Ну да, я пока не могу танцевать так, как раньше, и – что делать! – никогда не смогу. Но это ничего, это неважно, в жизни еще так много хорошего…
– Я… скоро приеду, – как-то неуверенно проговорил он.
Наверное, я слишком растерялась, когда он позвонил. Если бы я разговаривала по-другому… Или нет? Герман тоже говорил как-то странно, по-моему, он уже был сломан. Возможно, мне не стоило напоминать ему об Оленьке? А может, сразу стоило предупредить обо всем остальном?
Я отвезла Оленьку в спальню, уложила в кроватку и включила маленький динамик – он транслировал какую-то успокаивающую частоту, неслышную для взрослых, но младенцы засыпали моментально и спали потом здоровым спокойным сном. Совершенно незаменимая штука, особенно когда у малышей режутся зубки или еще что-то беспокоит. Подумать только, ведь и это тоже разработка Корпорации! Все-таки Лев Ройзельман и Гарри Фишер – великие люди, да-да-да! И я готова доказывать это кому угодно и сколько угодно.
Приехав на кухню, я критически обозрела содержимое холодильника. Герман, наверное, голодный, мужчины всегда голодные. Зато я в последнее время стала заправской поварихой, все благодаря видеокурсам WDC. Правда, прямо сейчас мне сложно проявлять свое кулинарное искусство, но в холодильнике что-нибудь сытное непременно найдется.
Я разогрела сочный полуфабрикат бифштекса с луком, поджарила картошку фри – получился настоящий мужской ужин. Ну где же он, тот, кого я буду кормить?!
Наконец-то в дверь позвонили!
Боже, какой Герман был несчастный! Ужасно исхудавший, кое-как причесанный, лицо какое-то серое, измученное, глаза лихорадочно блестят. И – запах. Совершенно недвусмысленный. Он… выпил?
Ну даже если и выпил – и что? Он ведь переживал, волновался, как я его приму. Ну и выпил, почему нет? Главное – он вернулся!
Только смотрел он на меня как-то странно. Как будто не узнавал.
Ну да, я же ничего ему не успела сказать, вот глупая. Конечно, он растерялся. Ну не беда, он поймет, ведь он меня любит. Разве он может не понять, что главное – дети! Дети!!!
– Проходи, любимый, – улыбаясь, сказала я. – Я так рада… Я приготовила тебе ужин. Проходи, ты у себя дома.
Я развернула свое кресло так, чтобы Герман мог войти.
Он перешагнул порог как-то механически, как кукла, которую тянут за веревочки. Я даже испугалась, что он споткнется, потому что он не отрывал взгляда от моих ног. Ну, точнее, не от ног, а от АР, которые на них были и из-за которых мне пока приходилось ездить на кресле-коляске.
Ой, а я не сказала? Какая я глупая!
Когда у меня появилась Оленька – мое сокровище! – я сперва просто сходила с ума от счастья, а потом подумала, что никто ведь не мешает это счастье увеличить. И чтобы сразу – близнецы! Генетический материал у меня (точнее, в Корпорации, но это неважно) оставался с первого раза, ну так в чем проблема? Работать в WDC это не помешало бы, даже наоборот. Я очень хорошо все продумала.
Вот только Германа надо было все-таки предупредить.
– Хочешь взглянуть на дочку? – с надеждой спросила я. Он как-то странно качнул головой, не то соглашаясь, не то отказываясь, и хрипло спросил, кивнув на обхватившие мои ноги аппараты:
– Зачем?
Сейчас, сейчас я ему объясню, это же очень просто:
– Понимаешь, милый, я хочу, чтобы у нас были близнецы. Ведь дети – такое счастье! Его ничем не заменишь. Когда ты познакомишься с Оленькой, ты и сам сразу все поймешь.
Но Герман меня, кажется, почти не слышал:
– Как же так… – Он буквально рухнул на стоящий в прихожей пуфик, все еще не отрывая взгляда от аппаратов. – Как же ты будешь?
– Не волнуйся, любимый! – улыбнулась я. – Сейчас сам увидишь. Это теперь не проблема. Корпорация подарила мне суперпротезы. Это новейшая разработка! Ужасно дорогие, говорят, но это неважно, мне их дарят. И они просто великолепны! Они ничем, совершенно ничем не отличаются от моих ног! Я смогу даже танцевать!
