Теоретически.
Практически это означало, что не было бы попросту большей части станков и домен, о существовании которых не догадывался великий» Маршал Победы».
И без которых его военный гений остался бы без военной техники, с одним голым пушечным мясом.
***
«Ошибочно считало…».
Надо сказать, что чего оно там считало на самом деле, мы до сих пор не знаем. Полагаться можем только на слова маршала Жукова. Не замеченного, мягко говоря, в особой правдивости.
Но вот одно можно считать совершенно точно установленным.»Сталинское руководство» делало всё возможное и невозможное для того, чтобы оттянуть подальше во времени неизбежное столкновение с Германией. Понимало эту неизбежность. Понимало, что Гитлер может напасть в любое время.
Это после смерти Сталина подобострастные перья расписали его уверенность в том, что Гитлер нападёт» когда‑нибудь потом».
Трактуя таким образом его постоянные усилия эту самую войну отсрочить.
Эти усилия описаны многими другими авторами и не являются, конечно, секретом для внимательного и вдумчивого читателя.
Здесь же пришло время добавить, что одним из самых его масштабных усилий в том, чтобы избежать немедленной войны с Германией, явился, в первую очередь, сам факт заключения пакта о ненападении с ней.
Сталин не хотел войны с Германией даже один на один. Не говоря уже о возможных вариантах войны против Германии вместе с такими вероятными её союзниками, как Англия и Франция, например. Думаю, он понимал, при всём поощрении пропагандистских заклинаний о непобедимости РККА, несоизмеримость в то время весовых категорий СССР и Германии.
Даже при том, что прямых столкновений между СССР и Германией тогда не было, к такому выводу легко можно было прийти, исходя из итогов тех конфликтов, где участвовали части Красной Армии.
При оценке их результатов у Сталина наверняка должен был возникать естественный вопрос. Какая армия сильнее — японская или германская?
Кстати, и маршал Жуков вспоминает в своих мемуарах, что при первом его представлении Сталину тот сразу же задал ему вопрос:»Как вы оцениваете японскую армию?»
Германская армия фактически в масштабных боевых действиях тогда не участвовала. Поэтому, оценить её силу не представлялось возможным. Можно было оценить только сравнительное качество военной техники. Что и было сделано по итогам войны в Испании. Как уже было выше замечено, сравнение было далеко не в нашу пользу.
При этом японская армия, наоборот, боевые действия вела уже несколько лет. Но вела против китайской армии. Куда, кстати, тоже поставлялась советская военная техника. Только здесь претензий к нашей технике в сравнении с японской не было.
С другой стороны, противник японцев — китайская армия — была, конечно же, не из сильных. Между тем, одержать решительную победу над ней японская армия так и не смогла. За несколько лет, повторю.
Исходя из этих соображений, можно было, конечно, прийти к выводу, что японская армия, безусловно, слабее немецкой.
Так что, глядя на опыт столкновений РККА с японцами, было, конечно, о чём задуматься, рассматривая в 1939 году перспективу войны с Германией.
***
Должен заметить, что был, конечно, ещё один вариант, ещё одна возможная линия поведения советского государства.
Можно было придерживаться нейтралитета. Не заключая с Гитлером никаких соглашений и договоров.
Мне приходилось встречать и такие мнения. Подобное возражение было предъявлено недавно в комментариях к одной из моих работ.
«…Почему вы считаете, что в 1939 г. у СССР не мог выдержать нейтралитет, раз уж Франция и Великобритания не пошли на заключение договорённостей.
Есть такая убедительная точка зрения, что Германия просто экономически не могла в 1939 г. вести войну больше нескольких недель. Вот подтверждающие аргументы:»15 апреля 1939 года главнокомандующий сухопутными войсками генерал Вальтер фон Браухич представил Гитлеру доклад:'Сегодняшняя нехватка высококачественной стали напоминает ситуацию Первой мировой войны… Армия лишена стали, которая необходима для оснащения вооруженных сил современным наступательным оружием'.
Осенью 1939 года боевые возможности вермахта и состояние военной экономики Германии позволяли вести только короткую войну с более слабым противником — Польшей. Новые танки и автоматическое оружие поступали в вермахт с большим опозданием. Боеприпасов могло хватить всего на несколько недель. Генералы недоумевали: как действовать, если Франция сразу нанесет удар на западе? Вступление в войну западных держав и СССР грозило Германии катастрофой.
Вот почему Гитлер решился напасть на Польшу, только получив согласие Сталина поделить страну и поддержать Германию. Как бы Гитлер воевал без советских поставок стратегически важного сырья и продовольствия?»
Более развёрнуто здесь http://www.mlechin.com/node/175»
Этот довод можно было бы принять во внимание, если бы не существовало в природе простого соображения. Заключенного в следующем.
Если бы вопрос возникновения войны зависел только от одной страны (в данном случае, СССР), тогда соображение это было бы вполне весомым.
Ну, а если вопрос участия в войне зависит не только от СССР?
Как быть тогда?
Нейтралитет в сложной и опасной международной обстановке предпочтителен только для страны слабой в политическом, экономическом и военном отношении. По той причине, что никому она не интересна. Впрочем, если этот нейтралитет кому‑то из сильных мира сего мешал, бывало, что на него не очень‑то обращалось внимание. Мало ли было примеров нападения на нейтральные страны? Тем не менее, хотя нейтралитет сам по себе не гарантирует выживания, но всё же несколько увеличивает его вероятность.
Для сильной страны нейтралитет тоже возможен. Однако такое состояние сильно повышает для неё риск потерять возможность хоть как‑то управлять событиями. А ведь сильная страна всегда может быть вовлечена в войну помимо своей воли. Потому хотя бы, что, хочет она того или нет, она всегда будет присутствовать в политическом раскладе основных участников конфликта.
Между тем, совершенно очевидно, что риск оказаться вовлечённым в войну зависел тогда не от одного СССР. Он зависел и от других государств тоже.
Было видно невооружённым глазом, что Гитлер стремится к мировому (и уж, совершенно точно, европейскому) господству.
При таком стремлении двух сильных игроков в одном пространстве одновременно не бывает. Рано или поздно, государство, претендующее на господство, обязательно нападёт на любого из своих существенных конкурентов. Иначе, как мы с вами понимаем, ни о каком доминировании не может идти и речи.
И именно в 1939 году, он, как бешеный зверь мог непредсказуемо наброситься на любого из своих соседей. И уж, конечно, в первую очередь на страну, которая могла бы потенциально стать союзником Англии.
Поэтому, наблюдать за схваткой со стороны нам никто бы не позволил. Россия — не Швеция и не Швейцария. Россия всегда была достаточно сильным игроком на континенте, чтобы присутствовать обычно в политических раскладах всех противоборствующих сторон. Каждая из которых была не прочь заполучить её себе в союзники. Если же никакая из сторон этого не добивалась, то у каждой из них всегда и неизбежно оставалось бы подозрение, что Россия склоняется тайно на сторону его противника.
Обезвредить будущего потенциального союзника своего врага — это же совершенно естественная мера, не так ли?
Отсюда, кстати, упорное нежелание правительства Чемберлена заключать союз с Советским Союзом против Гитлера вполне логично питало и подозрение Сталина, что Англия вовсе не планирует всерьёз воевать с Германией. Тогда с кем она планирует воевать всерьёз?
Потому‑то в то время СССР и искал себе лихорадочно союзников. Потому что оставаться в той обстановке государством не просто нейтральным, но находящимся вне сферы влияния любого из имеющихся тогда в Европе центров силы, означало потерпеть поражение изначально. Ещё даже и до того момента, когда должны будут заговорить пушки. Это означало покорно и безвольно повторить судьбу Чехословакии.
Это в принципе. Вообще. А в конкретном случае СССР резонно опасался заключения блока между Англией и Германией. Остаться вне сближения с одной из этих сторон значило иметь постоянную опасность получить этот мощный тандем против себя.
Вероятность такого сценария была наглядно продемонстрирована всего год назад, во времена Мюнхенского сговора 1938 года. Тогда, правда, такой сговор не был направлен против СССР. Он был направлен против Чехословакии. Но именно в эти дни была проявлена подчёркнутая враждебность договорившихся сторон по отношению к Советскому Союзу, который обе стороны явно старались вытеснить из процесса решения вопросов, связанных с безопасностью в Европе. В своих мемуарах Черчилль даже позволил себе назвать реакцию английского правительства на предложения СССР презрительной. И подчеркнул, что презрение это Сталину запомнилось.
