Рэну. 
— Твой? — спросил он.
 Рэн кивнул, принимая оружие.
 — Я тут еще кое-что разглядел, да не стал говорить вслух, — тихо прибавил Рахан. И, внимательно глядя в глаза Рэна, признался:
 — Столько лет живу, а никогда еще не видел живого эльна!
 — Ну так смотри, — улыбнулся Рэн. — А откуда ты взял, что меч с Вэдонга?
 — Очень просто, — отозвался Рахан. — Точно такой же хранится в Румпате.
 Рэн вздрогнул и побледнел. Рахан не понял, отчего. Но Марон — понял.
   Закрытие и открытие
  Костер догорал, и пятеро победителей стояли вокруг него, сжимая в руках добытые в честной борьбе почетные кубки. Строго говоря, победителей должно было быть шестеро, но Саттон лежал сейчас на кровати под присмотром Ливи и Дигета, и его кубок стоял на земле между Мароном и Рэном.
 Отпив немного вина, Рахан выплеснул остальное в кучу ало-оранжевых углей. То же самое вслед за ним сделал Марон, потом — Рэн, Хургин… Угли потухали, и к светлому беззвездному небу взметались столбы пепла, дыма и пара, пронизанные синими язычками вспыхивающего спирта.
 Это значило, что игры закончены, и им желают светлого и чистого, как спиртовое пламя, пути. Но не допит еще последний глоток, и семь лет спустя вновь соберутся в другой крепости новые участники, чтобы в полночь шестеро победителей встали в круг у потухающего костра.
 Сердце кровью обливается, когда видишь, как пропадает хорошее вино. Но что поделать — таков обычай, установленный еще во глубине седых веков…
 Костер погас. Марон повернулся через плечо, забрал кубок Саттона и, не оглядываясь, пошел прочь. Рэн и Рахан присоединились к нему.
 — Послушай-ка, Рахан, — сказал Марон, когда они отошли достаточно далеко и смешались с толпой расходящихся зрителей. — Ты вроде говорил, что ты шофер? Да? Тогда почему же ты носишь плащ странника?
 — Ногу раздробил, — ответил Рахан. — Странствовать пешком уже больше не получается. Хромаю. А в отставку уходить не захотел. Выучился машину водить, теперь на ней странствую с попутными грузами. Сейчас вот команду из Румпаты в Маллен отвез. Хотя, честно говоря, во мне там особой нужды не было, у нас еще шофер есть.
 — Вот как? — обрадовался Марон. — А с такой машиной ты справиться сможешь?
 И он указал на «Синюю звезду», по-прежнему стоявшую рядом с «Малахитом».
 — Смогу, наверное. А что? Ах да, у вас же одного чуть насмерть не убили. Так это ваш шофер был? — догадался Рахан.
 — Ну да. И притом единственный, больше никто водить не умеет. Так ты поможешь нам выбраться?
 — Помогу, конечно. Только мне надо на вашу машину посмотреть.
 — Смотри. Мы сейчас Саттона приведем, он тебе поможет. А зверей, с твоего позволения, оставим тут. И кубки тоже.
 Рахан согласно кивнул. Некоторое время он, сидя в кабине, разглядывал рычаги управления. Потом появились Ливи и Дигет, ведя под руки Саттона.
 — Ты поведешь? — спросил он. — Давай, я тебе покажу, как разжигать форсунку. А Рэн с Мароном потом подойдут, у них там еще какое-то дело объявилось.
 Дело, конечно же, было то самое, о котором говорилось в записке.
 — Это? — спросил Марон, указывая на подвальное окно. И вдруг неожиданно с протестующим «Мм!» опустился прямо на землю.
 В первое мгновение Рэну показалось, что Марон пьян до невообразимого свинства. Но, заметив двоих вышедших из-за угла малленцев, он понял, в чем дело.
 — Н-не пойду! — коснеющим языком бормотал Марон, сидя на земле и водя вокруг себя непослушными руками.
 — А ну, вставай! Пошли! — Рэн решил немного подыграть. — Пошли, говорю! Там тебя люди ждут! И машина!
 — Ба, да это же крихенский мечник, — расхохотался боец. — Что, дружище? Ослаб?
 — Да брось ты его, — распорядился второй, с офицерской бляхой. — Ну подумаешь, надрался. Нам же ясно сказали: никого не трогать, к утру сами все разъедутся.
 — Кубок он выиграл, — хмуро пояснил Рэн. — Вот и гудит, в Крихену ехать не хочет.
 — И б-буду гудеть, — подтвердил Марон и звучно дыхнул прямо в морду офицерской собаке. — Им-мею право.
 Собака, зажав нос передними лапами, вытирала его о траву.
 — Пошли, пусть валяется, — проворчал офицер. И, не удержавшись, выругался:
 — У, пьянь горчайшая! Не хватало мне еще странников из-под двери убирать!
 Как только шаги патрульных затихли вдали, пьяный протрезвел и поднялся на ноги.
 — Талант в тебе пропадает, — неожиданно сказал кто-то из-под земли. — Я, на вас глядя, чуть со смеху не помер.
 Неприметная обшарпанная дверь в стене внезапно открылась. На пороге стояли два человека, одетые в комбинезоны вроде тех, что обычно носят шоферы. Но, в отличие от шоферских, — угольно-черных от въевшейся сажи, дегтя и жира, эти были белесыми от многократной стирки.
 — Заходите оба, — кивнул старший из двоих. — И быстро. Если вас здесь найдут, и вам, и нам крышка.
 Марон вошел внутрь и огляделся.
 Большая — примерно четыре на четыре шага — была чисто выметена и, похоже, даже вымыта. Черный штурвал, похожий на рулевое колесо, торчал из противоположной стены. А между ним и белой дверью, перечеркнутой крест-накрест двумя ярко-алыми полосами, светилось голубоватым светом небольшое окошечко.
 — Что это?
 — Если угодно — реактор изнутри. Естественно, через несколько зеркал. Вон тот черный куб внизу — это активная зона.
 Пожилой ученый подошел к штурвалу и крутанул его на один оборот вправо. Голубой свет стал ярче, и, приглядевшись, Марон увидел поднимающиеся снизу пузырьки пара.
 — А если… вправо до конца? — неожиданно для самого себя спросил он.
 — Тогда самое большее через четверть часа от всего Маллена не останется камня на камне.
 — А по направлению ветра на двадцать лиг будет безлюдная земля, — прибавил Рэн. — Если только не мертвая, вроде Железных песков в Красной провинции.
 — Примерно год назад, — неожиданно произнес молчавший до того второй ученый, — мы вывалили в канаву отходы плутониевого производства. Так их овцы подлизали, потом корова их отогнала, тоже принялась лизать…
 — Зачем? — не понял Марон.
 — Не знаю. Соленые, наверное. Так вот, корова через две недели почернела и сдохла.
 — А овцы?
 — Овцы остались живы. Потом, через полтора года, мы их зарезали. Все ноги были в опухолях.
 — Рак костей, — пояснил Рэн.
 — Там еще береза росла, — добавил пожилой. — На ней все листья побурели, засохли и опали. Это в начале лета. Но на следующий год…
 — Что? — спросил Марон.
 — На следующий год дерево как ни в чем ни бывало начало зеленеть вновь.
 Несколько минут все молчали, пораженные одной и той же мыслью.
 — Все-таки деревья сильнее нас, — выразил ее пожилой ученый. — Сильнее и лучше.
 — Одного я все-таки себе никак не уясню, — внезапно признался Марон. — Что же такое эта радиация? Как ее понять?
 Но