— И тебе никто из них не нравился, Дорис?
— Нет.
— А потом ты стала знаменитой, и все стали тебя немного побаиваться.
Дорис удивленно посмотрела на него.
— Не говори глупостей. Я всего только поучаствовала в рекламной кампании наших авиалиний, вот и все.
— И все?! Это же просто золотая жила для того, кто хочет сделать себе имя!
— Да, но все началось совсем не так, как ты себе представляешь. Я вообще не собиралась в этом участвовать.
— А ты не кривишь душой? — недоверчиво спросил Итан.
— Нет! Ты думаешь, что я такая расчетливая, а все вышло совершенно случайно. У всех стюардесс спрашивали, кто хочет сняться для фотопробы, потому что авиалинии, по замыслу начальства, должен был рекламировать кто-нибудь из своих, а не оплачиваемая фотомодель.
— И ты снялась? — спросил Итан с мягкой иронией. — Скажи, ты была первой в очереди?
— Я вообще не хотела сниматься! Меня вполне устраивала моя работа. — Дорис нахмурилась. — Ты пытаешься представить меня изощренной карьеристкой, а я вовсе не такая. Я вообще не люблю быть в центре внимания.
— Тогда как же ты стала знаменитой красоткой-стюардессой с плакатов вашей компании, если не снималась для фотопробы?
— Потому что случайно оказалась в кадре, когда фотографировали самолет! Я даже не знала, что в тот момент там находилась съемочная группа.
— Не знала? — хмыкнул Итан.
— Конечно! Почему ты не хочешь мне верить? Разве я кажусь такой лживой?
— Нет, — признал он, но особой уверенности в его голосе она не услышала. — Ну, а что было потом?
Дорис пожала плечами.
— Когда проявили пленку, меня, что называется, «открыли», — пояснила она, вновь переживая смущение, которое испытывала в ту пору. — Но, увидев меня наяву, фотограф решил, что у него просто случайно получился такой хороший снимок. Если бы они нашли подходящую модель, то и не вспомнили бы про меня. Но, вероятно, оказавшись в безвыходном положении, решили попробовать еще раз, и у них опять все получилось, как надо. Тогда мне и сделали предложение стать моделью для этой рекламной кампании, но я, конечно, наотрез отказалась. Меня стал уговаривать сам директор, он сказал, что помочь им — мой долг. Вот как все было на самом деле.
— А потом глава «Лорен косметикс» увидел тебя в рекламе и решил, что ты должна стать их «лицом года».
— Да. Ты так говоришь, как будто я в чем-то виновата, но мне нечего стыдиться. Это было чистое везение. Я просто оказалась в нужном месте в нужную минуту.
— И никаких страстных романов с пилотами?
— Никаких романов. Даже никакого флирта. А с Кевином, моим единственным любовником, я познакомилась на вечеринке. Наша связь длилась целый год. А потом мы разлюбили друг друга, — просто сказала Дорис. Все еще злясь на него, она спросила прямо: — А ты?
— В моей жизни тоже не было жгучей страсти. Я вообще не верил, что она существует, пока не встретил тебя. А ведь она оказалась действительно жгучей, правда?
Покраснев, Дорис опустила глаза и вздохнула. Она не могла этого отрицать.
— Если говорить о сексе, ты прав, — сказала она тихо, — но что касается всего остального… Я не знаю, что ты любишь, чего не любишь, что чувствуешь, о чем думаешь. Ты держишься независимо, даже отстраненно, и твоя аристократически тягучая речь звучит так высокомерно, как будто ты оказываешь честь, снисходя до разговора со мной, — сердито добавила она.
— Да, я считаю именно так, — проговорил он с улыбкой, в которой явственно проглядывала насмешка. От неожиданности Дорис на мгновение утратила дар речи.
— Даже если это и правда, ты не должен был этого говорить! — возмутилась она.
Итан рассмеялся:
— Какая же ты наивная!
— Я знаю, что наивная! Ты постоянно сбиваешь меня с толку!
И еще я хочу любить тебя, но не знаю как, с грустью подумала она. Увы, этому не бывать никогда!
— Я всегда был независимым, — задумчиво проговорил Итан. — Эгоистичный? Высокомерный? Пожалуй. Я не испытываю бурных эмоций. — Криво усмехнувшись и пожав плечами, он откинулся на спинку кресла и отпил глоток кофе. — Не люблю лгунов, презираю обманщиков… — Помолчав, он добавил: — Я вообще не очень люблю людей. Меня вполне устраивает мое общество, мои собственные мысли. Конечно, есть люди, к которым я был привязан, но никогда не влюблялся. Я с радостью помогу другу, но никому не позволю себе навязываться. И еще мне очень нравится заниматься с тобой любовью.
— Но ты не слишком огорчишься, если все кончится? — спросила она слабым голосом. — Не станешь умолять меня вернуться, если я уйду?
Глядя на ее прелестное лицо, такое взволнованное и такое печальное, он честно ответил:
— Нет, я не буду умолять. А ты, Дорис?
— Не думаю, что стала бы умолять кого-нибудь. — Но я буду скучать по тебе, подумала она. И мне будет больно думать о том, что было бы, если бы ты вернулся. — Для этого надо быть влюбленным, — проговорила она вслух.
— А ты не влюблена в меня, ты это хочешь сказать? — спросил Итан лукаво.
— Нет. Но я нахожу тебя очень привлекательным, ты заставляешь меня сходить с ума от желания. Когда ты дотрагиваешься до меня, я плавлюсь, как воск. Но ведь это не любовь?
Итан опустил глаза и поставил кружку на стол.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет, — ответила Дорис, чувствуя себя совершенно беспомощной, — но я хотела бы понять, как в тебя влюбиться. И как заставить тебя полюбить меня.
— И тогда все было бы хорошо?
Со смущенной, милой улыбкой она покачала головой.
— Не знаю… Может быть, я хочу слишком многого.
— Это лучше, чем хотеть слишком мало.
Глядя в его непроницаемые глаза, выражение которых было невозможно определить, она почувствовала, как в ней вновь начинает разгораться желание. Этот вечный неутолимый голод.
— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Итан.
Его глаза потемнели и заблестели. Горько улыбнувшись, он спросил:
— Потому, что от меня тоже есть какая-то польза?
— Нет, потому что… это все, что у нас есть.
Резко поднявшись, она отвернулась от него.
Итан вскочил, повернул ее лицом к себе и сжал в объятиях. В своих чудесных, крепких объятиях.
3
— Прямо здесь? Сейчас? Ты хочешь, чтобы я взял тебя на полу в кухне? — грубо спросил Итан.
Он выглядел таким агрессивно сексуальным, таким чужим, что Дорис испугалась. Она покачала головой и поглядела на него умоляющими глазами. Но, не обращая внимания на ее протест, он положил ее на холодные плитки пола и придавил тяжестью своего тела. Потом расстегнул ей рубашку, перехватив ее руки, когда она попыталась помешать ему, и обнажил грудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
