пошли на взлёт. Напряжение окружающих передалось и ему с Дмитрием, лишь Тара безразлично смотрела перед собой. Все вопросы игнорировались. Дмитрий встал, собираясь поговорить с Азодом, и нарвался на внезапную реакцию. Парня жёстко усадили на место и пристегнули наручниками. И вновь напряжённая тишина. Приземлившись в Лионе, люди пересели в микроавтобус, дожидавшийся прямо на полосе.
И никаких вопросов от таможни или проверок документов. Ни дома, ни во Франции. Высокоуровневое похищение.
Фургон доехал до неприметного здания на окраине. Пять этажей кирпича, разбавленные пластиком окон и блоками кондиционеров. Их завели внутрь, так и не сняв наручники с Дмитрия, и подвели к лифту. В металлический короб поместилась доставленная троица с Азодом и парой сопровождающих. Вопреки их ожиданиям, лифт начал спуск. Самое главное здесь скрыли под землёй. Шестьдесят метров секретов в глубину.
Двери открылись, и их развели по разным комнатам. Постель, шкаф, пара стульев. И отдельная комната санузла. Тюрьма гостиничного типа. Работающее по расписанию освещение. И приходящие люди. Первые дни он ощущал себя в фильме. Злой и добрый полицейские сменяли друг друга, задавая одни и те же вопросы. А потом пришёл Алексей. Максим насторожился, когда новый собеседник протянул ладонь. Он коснулся человека и потянулся к его сознанию. Это позволило сохранить тайну.
Алексей оказался таким же гипнотизёром, суггестом, как и тот, в кафе. Рукопожатие и голос — основа их воздействия. Он протянул руку, сжал ладонь и сказал:
— Ты будешь говорить правду.
Максим почувствовал, что готов выдать всё без утайки, и применил навыки владельца против него самого:
— Я буду говорить правду.
Он врал. Ему верили. Оба оставались довольны.
Алексей заходил ещё два раза. И уже не пытался узнать его тайны. Он вербовал. Настраивал на службу. Пытался манипулировать воспоминаниями и подменять желания. Осторожно вливал слова, чтобы Максиму захотелось быть одним из них. И ушёл, не зная, что провалился. Его сменили другие, и на Максима посыпались новые вопросы. Множество разных, иногда другими словами, но с тем же смыслом. Но внезапно это прекратилось.
Скрежет встающих на место костей распугал воспоминания. Максим поморщился. Дёрнулся, желая почесаться, и обмяк. Марлен не отпустит так рано.
Его оставили на несколько дней. Даже еду просовывали в специальное отверстие в двери. Он сходил с ума от неведения. Окружение давило, хотелось что-нибудь разбить, кричать. Он уже думал выломать дверь и проверить, что будет, когда она открылась.
Чернокожий лысый мужчина с трудом протиснулся в комнату и посмотрел на Максима. Появилось стойкое желание опустить голову, отвести взгляд. Только не встречаться глазами с этим человеком.
— Меня зовут Зикимо, — неожиданно высоким голосом сказал вошедший. Он подошёл к стулу, сел и открыл папку. — Я глава Отдела.
Разговор тяжело складывался. Не только из-за постоянно давящего ощущения вокруг. Беседа велась на английском, а Максим никогда не усердствовал в его изучении. Он не стал искать в трофеях знающих язык. Отнимет много времени. А постоянно меняющееся произношение может вызвать лишние вопросы.
В итоге он согласился. Понимал, что отказ невозможен. Только не после обработки Алексеем.
И начался день сурка.
Пробуждение, завтрак, физическая подготовка. Обед, стрельбище, ужин. Рукопашный бой, несколько часов в Марлен, сон. День за днём, неделя за неделей. На протяжении месяцев. До вчерашнего.
В голове прояснялось. Раздался слабый гул, и ощущение падения исчезло. Ноги коснулись твёрдой поверхности. Зная, что последует дальше, он открыл рот. Вязкая жидкость медленно покидала саркофаг. В носу неприятно защекотало, и Максим почувствовал, как лёгкие очищаются от слизи. Несколько мгновений, и наконец-то самостоятельный вдох. Щупальца Марлен заскользили по языку, освобождая желудок. Каждый раз внутренности вяло бурлили. Как собака, провожающая лаем гостей.
Хотя эти ощущения не сравнятся с погружением в Марлен. Когда его притащили в первый раз, никто не удосужился объяснить, что произойдёт. Ему сказали раздеться и встать в саркофаг, похожий на цистерну. В момент, когда дверь закрылась, отсекая свет, настиг страх. А спустя мгновение он вздрогнул, когда ступней коснулась прохлада. Опустив голову, старался разглядеть, что происходит, ощущая, как паника сковывает мысли. Каждую секунду желеобразное вещество поднималось выше.
Он стучал в дверь, пока мог. Закричал, когда рука завязла в непонятной жидкости. Когда прохлада коснулась задранного подбородка, заплакал. Глубоко вздохнув, задержал дыхание, молясь о спасении.
Горящие болью лёгкие заставили сдаться. Вдох, и слизь заскользила в горло, захватывая свободное пространство, заодно пробираясь в желудок. Когда проклятья и молитвы иссякли, с удивлением обнаружил, что не утонул. Хоть дыхания не было, но кислород исправно поступал в лёгкие. А потом сознание затянул туман. И теперь, каждый раз подходя к Марлен, он на секунду замирал, вспоминая, как утонул.
Саркофаг открылся, и он зажмурился от бьющего света. Ладонь в резиновой перчатке коснулась плеча.
— Аккуратно, — раздался мужской голос. — Шаг.
Он вышел, направляемый владельцем голоса, и остановился. Рук коснулся свёрток. Медленно открыв глаза, развернул и накинул выданный халат. Рядом стоял малазиец, с мягкой улыбкой наблюдая за происходящим.
— Долго я проболтался?
— Всю ночь, — ответил Суриани.
— Нехило.
— А чего ты хотел, семь переломов. Про внутренние гематомы вообще молчу.
Максим давно пытался заполучить частичку ДНК доктора. Такие знания всегда пригодятся. Но больше всего его интересовала способность малазийца. Этот человек мог лечить касанием. В отличие от шарлатанов, показывающих чудеса.
Но Суриани всегда ходил в халате и шапочке. А рыскать в поисках волоса по вылизанному лазарету, в котором всегда кто-нибудь дежурит, Максим не собирался. Последует слишком много вопросов.
Малазиец указал на лавку рядом с душевой:
— Одежда.
Парень кивнул и поспешил смыть оставшуюся на коже слизь. Побочный продукт лечения. Подхватив одежду, он зашёл в душевую. Быстро помылся, оделся в своё и вышел. Суриани не ушёл и что-то записывал на планшет.
Каждый раз, перед тем как нахлынет голод после Марлен, он задавал вопрос малазийцу. Традиция двух малознакомых людей, встречавшихся каждый день.
— Не помешаю?
Местный эскулап отвлёкся от записей:
— Спрашивай.
— Марлен справится с любыми ранами?
Суриани ухмыльнулся:
— От пули в голове нет спасенья. Но оторванную конечность восстановить можно. Если она, конечно, осталась
