случай положил руку на рукоять своего меча.
– Легок на помине, – вырвалось у него при виде входящего в освещенную свечами комнату молодого Герберштейна.
– Сударь, среди членов вашего посольства есть шпионы. Я слышал, как два человека за конюшней говорили по-русски. Лиц их я, к сожалению, не смог разглядеть, – сообщил сын дипломата. Гонзага изнемогал от усталости. Завтра он во всем разберется.
Здешняя природа в своем многообразии отличалась от тех мест, по которым ранее проезжали путешественники. Широко раскинувшиеся поля простирались до самого горизонта. Самыми примитивными орудиями крестьяне в поте лица своего собирали с пашни остатки урожая. Меланхолические песни крестьянок, издалека доносившиеся до иностранных гостей, навевали первое впечатление о внутреннем состоянии души большой, незнакомой страны, жители которой вечно боролись с природой за выживание. Несколько любопытных подбежали к краю дороги, чтобы поприветствовать поклоном проезжающую мимо высокочтимую колонну всадников. Однако головной отряд тут же прогнал их.
Стояли последние теплые осенние денечки. Гонзага содрогался при одной мысли, что ему придется зимовать в чужой Москве. С другой стороны, из-за морозов и занесенных снегом дорог возвращение в Европу было возможно лишь с наступлением весны. Посольство было готово к этому. В гостеприимных московских купеческих домах они в бодром настроении переживут самые жуткие морозы.
– Как вы воспринимаете переход из католического в греческо-православный мир? – поинтересовался миланский губернатор у Герберштейна, сидевшего теперь рядом с ним. Советник посольства был как раз занят тем, что инспектировал пограничные сооружения и дорожные укрепления, и был погружен в свои записи. Его наметанный глаз отмечал каждую деталь на краю дороги, порой отрезок пути был даже покрыт щебенкой. Опытный полководец, Гонзага наблюдал за работой молодого спутника и наконец спросил, что тот думает о целях Великого князя – хочет ли он лишь восстановить торговый маршрут в Европу или все же вынашивает стратегические военные планы, расширяя дорогу.
Какое-то время они молча наслаждались поездкой, а потом Гонзага потребовал рассказать ему подробнее о личности царя. Герберштейн основательно подготовился к этому вопросу, тем более что он родился в России, когда его отец служил там германским послом.
– Иван жестокий и властолюбивый параноик. До того как в семнадцать лет он водрузил себе на голову царскую корону, он считался безвольным орудием в руках различных боярских родов в Кремле. Его отец, великий князь Василий III, умер вскоре после его появления на свет. Потом правила его мать как опекунша юного наследника, однако была отравлена соперничавшими боярами. Свое отрочество будущий царь провел в окружении политических интриг. В тринадцать лет он неожиданно проявил характер. Натравив на своего двоюродного деда охотничьих псов, растерзавших его, он таким образом завоевал необходимый авторитет.
Гонзага опустил глаза. Такие инциденты случались и в европейских правящих домах. Герберштейн рассказывал дальше:
– Иван одержим дьяволом. В детстве он развлекался тем, что сбрасывал живых животных с кремлевской стены и наблюдал за их смертельными муками. Подростком он галопом скакал верхом в сопровождении своей свиты по московским переулочкам и растаптывал каждого, кто оказывался на его пути. Депутатам из Тверской губернии, которые передали ему прошение, он в приступе ярости поджег бороды.
Гонзага сердито нахмурил лоб. Такие рассказы основывались на стереотипах западных наблюдателей, с которыми несправедливо обошлись в Москве. При дворе императора Карла V существовали другие свидетельства. Доходили слухи о реформаторском пыле молодого царя, о создании независимого судопроизводства – не зависимого от того или иного помещика. Расхваливали также военное искусство Ивана, продемонстрированное им в борьбе с крымскими татарами. Да, он был вспыльчив и не переносил любую критику. Однако ему удавалось производить впечатление на собеседников своей образованностью и завоевывать доверие людей.
После резкой реакции своего повелителя Герберштейн поспешил дополнить портрет русского правителя позитивными чертами. Он посоветовал, о чем лучше заговорить с царем, чтобы польстить ему.
– Иван – один из самых образованных правителей в Европе, говорит на многих языках, читает и неутомимо собирает античные и новые книги. Едва ли найдется кто-нибудь более сведущий в религиозных вопросах, чем он. Царь сам сочиняет музыку к церковным песнопениям, играет на музыкальных инструментах, не пропускает ни одного богослужения, собственноручно проектирует строительные планы, импонирующие даже ведущим итальянским архитекторам, коих он пачками приглашает в Москву. В его лице вы найдете просвещенного современника, – пообещал дипломат.
Гонзага любовался бесконечной березовой рощей, мимо которой они проезжали. Сбившись с пути, в этой белой чащобе можно было легко заблудиться. Он взял на заметку, что западная часть страны была малонаселенной. Но по отдельно разбросанным усадьбам с господскими домами и изукрашенными церквами нельзя было не заметить, что благополучие и бедствия крестьян сильно зависели от местного помещика. Гонзага жестом приказал барону уступить свое место в карете следующему сопровождающему.
Бунтшу, известный дворцовый зодчий из Бранденбурга, примкнул к путешественникам лишь в Потсдаме. Ему объяснили, что в Москве понадобится не его зодческое искусство, а его познания в области полезных ископаемых в Европе. Бунтшу руководил обществом по разработке природных ресурсов в Миттельмарке и соляного рудника в Белице. Он поставлял сырьевой материал для чеканки монет в империи Габсбургов. Гонзага предчувствовал, что посвящение этого человека в цели посольства потребует больше времени. От этого слегка ветреного дипломата в качестве свидетеля он бы охотно отказался, но его экспертиза была для посольства неотъемлемой составляющей. В Габсбургской многонациональной империи даже сам император подчас не знал, какие личные интересы преследуют его самые высокопоставленные чиновники.
Как и Андреэ, Бунтшу объявил себя протестантом, однако ортодоксальному католику Гонзаге и в этот раз пришлось поступиться личными предубеждениями ради миссии. Русская православная церковь враждовала с папой римским, а не с Лютером. Быть может, русские с большим доверием отнесутся к протестантам в его посольстве. Поскольку Бунтшу не говорил по-французски, мужчины перешли на немецкий.
Гонзага начал издалека, Бунтшу сосредоточенно внимал ему:
– Мы живем в беспокойные времена, наш мир становится все больше и больше. Полвека тому назад Колумб открыл для Португалии Американский континент, а немного позже Васко да Гама – морской путь в Индию. Контроль над океанами и новыми морскими путями, торговля товарами Нового Света – все это изменяет соотношение сил между европейскими государями. В особенности наступают атлантические соседи. История христианского мира – всего лишь малая часть гораздо большего целого. Сегодня на планете живут 460 миллионов людей, из них только 84 миллиона – в Европе. И тем не менее мы – благодаря своей прогрессивности – завоюем остальной мир.
Бунтшу удивился про себя, откуда Гонзага взял такие цифры. Может, дело в том, что полководец якобы стоял во главе бывшего ордена тамплиеров, как нашептал ему
