— Коня в харю… Да чтоб тебя, горемыка…
— Кто это у тебя, Василич?
— О, здоров, Тоха.
Василич посторонился, испустив горестный вздох.
— Да вот, смотри-ка… «кабысдох» приблудился… И деть-то его некуда, чертяку.
Антон обогнул Василича и окаменел.
С мерзлой земли из взъерошенного комка шерсти на него взглянули умные, полные боли, желто-коричневые глаза.
Сердце подростка болезненно сжалось. Пес не отводил взгляда от его лица и даже перестал скулить. Наклонившись, Антон разглядел свалявшуюся шерсть, неестественно вывернутую лапу и запекшуюся кровь.
— Что с ним случилось?
Дворник Василич вздохнул и оперся на лопату.
— Да сбили его, машиной. Сам видел. Волга белая, мордоворот из третьего подъезда ездит. Сегодня совсем холодно, думаю, укрыть, что ли, чем… Да все одно помрет.
— Не помрет.
Антон опустился на колени перед измученным комком шерсти и осторожно коснулся собаки. Пес продолжал смотреть Антону в глаза. Василич счел нужным предупредить:
— Ты смотри… Цапнет еще. Больно ему, небось…
— Василич, нет у тебя какой-нибудь коробки или ящика?
— Да откуда… Может чего и было, да мусорку-то с утра вроде как вывезли.
— Ясно.
Антон скинул новую куртку и осторожно попытался подсунуть под собаку. Пес напряженно следил за движениями Антона. Решение подросток принял мгновенно, мысленно попрощавшись с новым мобильником и предстоящей гулянкой, Антон твердо решил поставить пса на ноги. Вернее, на лапы.
Антон уже собирался взять пса на руки, бережно подтаскивая его к себе, под причитания Василича, как из подъезда выкатился мордатый мужик и, сделав пару шагов в сторону белой «Волги», вдруг обернулся и быстро направился прямо к ним.
— Вот он, мордоворот-то, — за спиной сказал Василич, невольно отступая.
Мордатый еще издали начал выкрикивать что-то агрессивное.
— Ты все еще не выкинул эту дрянь, а, Василич? Я тебе когда сказал его закопать, хорош здесь инфекцию разносить, тварь!!!
Антон почувствовал, как у него защипало в носу и в то же время нащупал в кармане баллончик со слезоточивым газом. Мордоворот подскочил и кинулся на Василича с кулаками.
— У нас тут что, благотворительное собрание?? Ты че за территорией не следишь, дерьмо собачье, мы тебе за что деньги платим??
— Так он живой, етить-молотить, — растерянно отвечал Василич, — нешто я живую скотинку в землю захороню??
— Вчера еще утопить надо было или башку довернуть! Я не потерплю в собственном дворе…
— Тебе надо, ты и топи. Ирод, — буркнул Василич, бросив взгляд на Антона, — вон пацан, может, забрать его хочет.
Мордоворот с хрипом выпустил воздух, повернулся и только сейчас заметил Антона. Маленькие, заплывшие свиным жиром глазки, как будто снова налились кровью.
— А ну сыпь отсюда, — сквозь зубы рявкнул он, — санитар леса. К мамке беги.
— Обязательно, дяденька, — тихо произнес Антон и весь собрался, — только вот сейчас шины у твоей волжанки проколю, чтоб под колеса смотрел чаще…
— Чего?? — взревел мордоворот. — Ах ты, сопля…
Мордоворот уже занес кулак, размером с Антонову голову, но Антон был моложе и быстрее.
С силой пнув противника под коленку, Антон увернулся от угрожающей хватки. Баллончик не подвел, и струя едкого газа ударила точно в искаженную яростью свинячью физиономию.
Василич, не скрывая своего восторга, разразился таким красивым потоком нецензурной лексики, что почти заглушил вопли мордатого. Улучив момент, в сторону Антона дворник тихонько шепнул:
— Рви, Тоха…
Под непрекращающиеся проклятия, изрыгаемые рыдающим от боли мордоворотом, Антон схватил собаку и ринулся прочь из негостеприимного двора.
Глотая злые слезы, Антон тащил пса добрые два километра, до ветеринарного пункта. Собаке судя по всему было около года, уже не щенок, и, хотя через шкуру явственно проступали кости, весил пес-подросток прилично. За всю дорогу пес не издал ни звука и лишь однажды лизнул руку Антону. В клинике его встретили серьезные люди в белых халатах, и сначала достаточно жестко с ним разговаривали, как видно, подозревая, что именно Антон виноват в происшествии с собакой.
— Что ж вы не доглядели, молодой человек… сложный перелом, нехороший…
— Он поправится?
— Оперировать надо, — буркнул доктор, — и лечить потом. Долго.
Антон хотя и был практически ребенком, но сразу понял, о чем говорит ветеринар.
— У меня есть деньги.
Антон смотрел с такой надеждой, что ветеринар начал оттаивать.
— Это точно ваша собака?
— Это моя собака, — твердо сказал Антон.
Когда поздно вечером Антон приволок домой забинтованный шерстяной комок без признаков сознания, бережно завернутый в новую дорогую куртку, родители даже не успели его отчитать за позднее время. Выслушав душераздирающую историю о том, как провел сын свой 14-й день рождения (о потасовке с мордоворотом Антон благоразумно умолчал), родители неожиданно для себя в одночасье отреклись от принципа «никаких животных в доме» и безоговорочно приняли в семью покалеченного пса, пообещав сыну, что сделают все возможное для его выздоровления.
На следующий день Антон уже вместе с отцом на машине повез Рембо на перевязку.
Доктор, оперировавший Рембо, увидев Антона с отцом и собакой, заметно смягчился. После перевязки, ветеринар потрепал пса по холке.
— Ничего, ничего. Жить будет. Сильная собака и, видно, преданная…
Рембо до сих пор немного хромал, особенно когда много бегал по лесу со своим хозяином. Пес чувствовал настроения хозяина и верил ему безоговорочно, и самым счастливым для него временем были часы, проведенные вместе с Антоном. Антон часто ловил себя на мысли, что с Рембо ему значительно проще и приятнее общаться, чем с большинством людей, окружающих его. «Собаки — они же милейшие люди», — вспоминалось в такие моменты Антону. «А еще собаки верные», — усмехаясь, думал он, пытаясь объяснить собственное нежелание сближаться с кем бы то ни было. Друзей ведь не может быть много. А близких людей и подавно.
* * *
В силках запутался крошечный козленок, он бился, не понимая, что мешает ему продолжить путь. Рядом стояла взрослая поджарая коза, угрожающе встряхивала косматой бородой и враждебно глядела на Тиану водянистыми раскосыми глазами. Юноша отвел копье в сторону и, наклонившись, осторожно распутал скрученные из лиан веревки, освобождая маленькие копытца.
Тиану топнул ногой, и козленок, испуганный и все еще недоверчивый, бросился бежать со всех своих неокрепших ног. Мгновение — и он скрылся в густом тростнике. Старая коза уже спешила за ним.