- А стол кто за вами уберет? - громко сказала мать. Ольга торопливо принялась звякать алюминиевыми ложками.
ЗИМУШКА-ЗИМА
Я не любила зимушку-зиму, про которую Василий Виард сочинил такие красивые стихи. Во-первых, мне никогда не справляли теплой одежки: в лес тебе не ходить, в школу тоже. "Сиди на печи - ешь калачи", - посмеивается надо мной Федя. Во-вторых, у нас всегда на исходе дрова. За ними старшие вместе с матерью ходили в лес на салазках. Салазки мать купила на базаре после того, как на дворе выпал глубокий снег. В лесу они рубили сухие деревца и собирали сушняк. Но леснику Макару и за это надо было угодить. Если встретится на пути, с добром не отпустит. Однажды мать простудилась и за дровами отправились Вася с Ольгой и Федей. В лесу они наткнулись на Макара. И тот разрубил их салазки на части. Ольга дома рассказала матери, как было дело. Они только вошли в лес, еще ни одной веточки не успели поднять, как им навстречу выходит Макар. "Ну-ка, давайте сюда салазки и топор!" - "Дядь Макар, да мы будем один сушняк собирать, не вредители же какие", - сказал Вася. Макар усмехнулся ехидненько и говорит: "Сейчас вы пока что не вредители, но через час вы можете ими стать. А чтобы вы не стали вредителями, нужно лишить вас вашего оружия". Он разрубил салазки и ушел. Все плакали, и Вася плакал. Потом Вася схватил топор и давай рубить деревья подряд. Плачет и рубит. Еле остановили.
На днях Вася принялся мастерить салазки сам. Стучал, строгал прямо в избе, на улице холодно. Мы помогали ему чем могли. Одна мама отмахивалась: "Брось зря добро переводить, салазки не каждый плотник сделает, а тебе куда..."
Вася продолжал работать и на второй день, и на третий... Самое главное, согнуть концы полозьев. Утром, как затопят печь, он уже дежурит на кухне. Отойдет мать на минутку, он сунет конец полоза в печь и греет сколько потребуется. Вытащив оттуда, засунет под переруб печи и сгибает до тех пор, пока тот не затрещит. Еще через день из груды стружек стали вырисовываться салазки. А еще через пару дней салазки были готовы. Мать диву далась. Проверив салазки на прочность, назвала Васю "светлой головой", а его руки - золотыми. Она, кажется, раскаивалась, что вначале не поверила в Васины способности. Вася краснел, отмахивался от похвал. Но сам, конечно, был доволен. Салазки получились не такими красивыми, как базарные, зато более вместительными и прочными.
Вскоре у нас в гостях оказался сам Макар. Проходил мимо по улице, и мама зачем-то позвала его к нам. Я предполагала, что мама начнет отчитывать его за то, что он разрубил наши купленные салазки. Но ничего подобного не произошло. Она встретила его, как самого дорогого гостя. Да ладно, был бы страшный этот Макар. А то ведь смотреть не на что: ростом маленький, нос картошкой, глазки бегающие, как у беспокойного зверька. Мама мечется туда-сюда, стол накрывает, огонь на шестке развела, видать, мясо будет готовить. Федя только из школы пришел, не успел раздеться, мама его сразу в магазин отправила за водкой. Я сидела на печке и презирала всех: и Макара, что он, бессовестный, после того случая посмел зайти к нам, и мать, что она лебезит перед ним, и Федю - тоже нашел кому прислуживать.
Макар взад-вперед прошелся по избе, остановился у стены, где висит рамка с фотографиями.
- Хороший был мужик Ванек. А силище-то у покойника какая была, настоящий медведь, - говорил он громко, тыкая пальцем в портрет отца. - Мы с ним вместе бревна распиливали для колхозного коровника.
Надо же, он еще с отцом работал! Жаль, нет теперь отца, он показал бы ему, как рубить наши салазки.
Макар отошел от фотографий, и тут его глазки остановились на мне.
- Иди-ка сюда, печная мышь, - поманил он меня пальцем. Надо же, он сам больше похож на мышь, а ведь говорит на меня. Я не хотела слезать с печки, но он не отрывает от меня взгляда и шарит рукой в кармане. Наверное, думаю, хочет угостить меня чем-то. Любопытно, чем же он меня угостит? Спустилась я на холодный пол и шагнула к нему. Он сделал расстроенное лицо и говорит:
- Знаешь что, мышка, я у вашего дома свою медаль уронил, иди-ка поищи во дворе.
Я повязала платок, надела фуфайку, сунула ноги в дырявые резиновые сапоги, в которых бегала во двор, и пошла искать медаль Макара. Прошла по тропке до дороги, вернулась обратно - медали не было. Интересно, что изображено на его медали, думаю я. У моего отца их много, и все разные. Иногда мать достает из сундука сверточек с отцовскими наградами, разворачивает и дает их нам посмотреть.
А медаль Макара все не находилась. Рядом с тропкой я увидела какие-то следы, может, думаю, Макар тут прошел. Свернула туда и сразу выше колен оказалась в снегу. Сапоги мои наполнились снегом, ноги обожгло холодом.
- Ты чего, козявка, по снегу лазишь? - услышала за собой Ольгин грозный голос. Она возвращалась из школы.
Я, дрожа от холода, объяснила ей, что ищу медаль Макара, а сам Макар сидит у нас.
Ольгино лицо удлинилось, глаза расширились:
- Лесной ведун пошутил, а ты, дурочка, и поверила. - Она схватила меня за руку и потащила в избу.
Макар сидел за столом, увидев меня, захихикал:
- Зря, мышонок, я тебя посылал, медаль-то оказалась в кармане.
Я мигом все сбросила с себя и юркнула на печку.
Ольга насмешливо смотрит на Макара. Кажется, она хочет показать ему, что они встретились не в лесу и она его совсем не боится.
- Дядь Макар, а за что тебе медаль дали, уж не за то ли, что наши салазки разрубил? - Ольга улыбалась своей злой улыбкой.
Макар растерянно замигал глазками, кашлянул в кулак. В этот момент высунулась из кухни мама:
- Держи язык за зубами! - прикрикнула она на Ольгу. - Тебя поставят на его место и тогда попробуй всем угодить! - И, повернувшись к гостю, мягко сказала: - Не обращай, Макар, на нее внимания. Они разве что понимают в ответственной работе. Приходится ведь всяким быть. Со всеми будешь добрым - сам дураком останешься...
- Правду, Анна, говоришь, правду, - закивал головой гость, обрадовавшись поддержке.
Как мама может такое говорить? Ведь у нее тогда тоже слезы потекли, когда старшие вернулись из лесу без салазок.
Стол был накрыт. Запыхавшись, прибежал с бутылкой Федя. Макар развеселился и опять тоненько смеялся. А мы все трое сидели на печи и помалкивали. Когда у нас были гости, мы всегда забирались на печку.
Странно было слышать, как мать расхваливала гостя: какой он справедливый, какая у него добрая жена, какие милые дети. И нет-нет да и вставит словечко, как тяжело нам без отца, как плохо без дров.
- Ведь без матушки-печи, без кормилицы-печи дом не дом, гроб сущий. А дети-то страдальцы... вместо школы я их запрягаю, как волов колхозных. Господи, а утром станут умываться, руки-то лучины, кожа просвечивает...
Макар обещал взять летом старшего на лесозаготовки, и что на будущую зиму дровами мы будем обеспечены. И вообще, мы заживем по-райски, если будем уважать дядю Макара. Потому что дядя Макар, если разобраться, важнее самого Шотина. Без Шотина можно зиму прожить, а без Макара - нет... Он назвал себя хозяином леса и народным благодетелем. Под конец он спел по-птичьи и ушел.
- Вместо угощения я бы ему дал кулак понюхать, - пробормотал Федя.
- А я бы повесила ему на грудь медаль из куриного помета, - сказала Ольга не то чтобы громко, но так, чтобы слышала мать.
Мама остановилась посреди избы, грустно покачала головой и, ни к кому не обращаясь, сказала:
- Ничего, ничего, жизнь она штука такая, всем понавешает "медалей", кто какую заслужил...
КОРИЧНЕВЫЕ ЛИСТОЧКИ
Сегодня Тихоня пришел к нам со своими цветными карандашами и тетрадкой. Он снимает у порога галоши и проходит в комнату.
Я давно ждала, когда он принесет свои карандаши, и припасла для такого случая кусок шпалеры. Мы можем нарисовать на ней большую картину. Тихоня похвалил бумагу, но рисовать почему-то не спешил. Он, кажется, был чем-то расстроен.
- Хочешь сахара? - я хотела поднять его настроение, вспомнив про кусочек сахара, что мама оставила мне перед уходом.
- Нет, - покачал он головой, а у самого глаза грустные-грустные. Не выдержал и признался мне.
- Знаешь что? Мне сегодня учительница поставила двойку по пению.
- Разве ты плохо поешь? - удивилась я, хотя ни разу не слышала, как он поет.
- Я не плохо пою, а совсем не пою. Слушать умею, а вот петь... Сегодня в классе пели сначала хором, а потом Ирина Сергеевна стала вызывать к доске по одному.
- Ты б так и сказал ей, что не поется мне, - подсказала я.
- Я говорил ей, что не умею. А она мне: для того и в школу ходите, чтобы учиться. И пыталась научить меня петь. Сама два раза пропела: "Жили у бабуси два веселых гуся..." Я молчал. Тогда она сказала: "Ты у меня все равно запоешь", - и поставила двойку.
- Подумаешь, двойка, люди по полной сумке таскают их и то ничего.
- Не в двойке дело, - разводит руками Тихоня. - Ведь на следующем уроке она опять заставит меня петь. А весь класс будет смотреть на меня...
