Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Диссиденты советского времени делились, грубо говоря, на две категории: на тех, кто не любил режим с младых ногтей, и на других, вышедших из пламенных комсомольцев и коммунистов. Первые, борясь с властью, не особенно возмущались ее действиями, потому что заранее знали, что она такая, какая есть. Вторые, поначалу безоглядно веря власти и ее вождям, с остервенением набрасывались на тех, кого власть объявляла врагами народа, на тех, кто сомневался в преимуществах советского строя и гениальности вождей, но, когда они вдруг прозревали, контраст между тем, во что они верили, и открывшейся им правдой был настолько велик, что они чувствовали себя подло обманутыми и, потрясенные этим обманом, бросались на борьбу с властью с той же яростью и бескомпромиссностью, с какой раньше ее поддерживали. Неужели Первое лицо нашего государства не понимает, что эти 90 процентов станут его злейшими врагами, когда поймут, как подло он использовал их доверчивость? Неужели не задумывается об этом? Или какие-то более важные дела его отвлекают?
– Вот именно что более важные, – откликнулась Зинуля, и я понял, что она все-таки каким-то образом читает мои мысли.
– Да какие же у него могут быть более важные дела? – сказал я ей. Ведь первое лицо государства. Ну да, я понимаю, у него было трудное детство, он мечтал быть шпионом. Он никогда не готовился к той роли, которая ему выпала самым случайным образом. Но раз уж выпала, неужели ему не приходит в голову, какую ответственность он взял ни себя? И неужели, раз уж так получилось ему войти ни с того ни с сего в историю, неужели не хочется ему оставить в истории свой след.
– Очень даже хочется, – ответила мне Зинуля.
– Но почему же он для этого ничего не делает?
– Он делает. Он очень даже делает, – возразила Зинуля. – И он оставит след. Он оставит такой след, какой никому еще не удавалось оставить. Вот увидите, он скоро прославится. Он скоро так прославится, что вы даже не можете себе представить, как он прославится.
Она уже не первый раз говорит со мной намеками, мне надоело их расшифровывать, но, думая о Перлигосе, я вспомнил свой разговор с Акушей.
Сколько стоит один миллиард
Моих друзей одного со мной поколения практически никого не осталось. Из оставшихся Акуша на восемь лет моложе меня, в нашем возрасте разница не столь велика, но она состоит в том, что я помню ту большую войну с первого дня до последнего, а Акуша всю ее пережил во младенчестве. Но в целом мы люди одной эпохи, которой оба и сформированы, давно сформированы, в любом случае оба старые люди. Акуша – это дружеское прозвище, прилипшее к нему со школьных времен. Полное имя его Борис Глебович Акушев, поэтому для некоторых он Борисоглебыч, а для меня просто Борька или чаще все-таки Акуша. Акуша, недавно потерявший жену, живет одиноко в старой полуразвалившейся даче, доставшейся ему от дедушки, старого большевика, и занимается самогоноварением исключительно для личного (иногда вместе со мной) потребления. Когда-то какие-то богатые люди давали Акуше за его участок бешеные деньги, но он отказался. Богатые люди пытались выкурить его иными способами, однажды даже самым натуральным, то есть просто подожгли дачу. Но за Акушу заступилась природа, как раз грянул такой ливень, что огонь был потушен, не успев разгореться. Богатые люди предпринимали против него еще кое-какие действия, но он оказался достойным внуком своего дедушки, в годы Гражданской войны приморского партизана, не поддался угрозам и выстоял. Пенсия у него около двадцати тысяч, но он сдает свою двушку в Москве, и ему этого на его скромную жизнь хватает. Он давно уже ничего не пишет, считая, что в писании никакого смысла нет, все написано до него. В принципе я с ним согласен, но тем не менее проводить время просто так не приучен. На мой вопрос, чем он целыми днями занимается, кроме самогоноварения, Акуша отвечает коротко: берегу здоровье и думаю. Береженье здоровья проявляется в том, что по утрам он делает зарядку с гантелями, пятнадцать раз подтягивается на самодельном турнике и обливается холодной водой. Здоровье ему нужно потому, как он говорит, что надо кое-кого пережить. Под кое-кем он подразумевает наших вождей, а мы уже пережили Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева, Ельцина. Теперь надеется пережить по крайней мере еще одного. Впрочем, он не просто думает, а еще поглощает и переваривает огромное количество информации и любит ее обсудить. Он смотрит наш зомбоящик, сидит круглосуточно в Интернете, вычитывает новости, от которых приходит в ужас. А может быть, его реакцию надо оценивать как-то иначе. Не ужас, а какое-то даже сладострастие при поглощении всей это гадости, которую Интернет доставляет ему в неограниченных объемах. Он бывает очень разочарован, если не услышит в эфире или не найдет во Всемирной сети чего-нибудь разоблачительного, вроде рассказа о безнаказанно присвоенных миллиардах, о чьей-то роскошной яхте, вилле, дорогой машине, о прожигающих на Западе жизнь детях высоких чиновников, о прокурорах, берущих большие взятки, о том самом, который получает пять «лимонов» в день, о рейдерских захватах, о людях, посаженных за выход на мирный митинг. Как это было в нашей советской молодости, всех, причисленных к существующей власти, он называет «они». Ты слыхал, говорит, они всех правозащитников заставляют регистрироваться как иностранных агентов. Ты видел, какие часы у секретаря нашего этого? Ты читал, они разрешили полиции применять против толпы оружие.
Недавно на взятках поймали какого-то генерала. Показывали его дворец, двенадцать комнат, шесть чемоданов денег, золотые часы, люстры, что-то еще. Вроде происходит борьба с коррупцией. Но кого-то арестовывают и показывают по телевизору все им наворованное, а другой, наворовавший в десять раз больше и постоянно разоблачаемый журналистами, свободно живет в свои хоромах, ездит на «Роллс-Ройсе», носит часы за триста тысяч долларов, ничего ни от кого не скрывает и скрывать не собирается. В советское время были хотя и неписаные, но понятные правила. Если ты, занимая какую-то должность, имитируешь преданность режиму и числишься патриотом (а на государственной службе все воры имитируют преданность и числятся патриотами), то тебе прощается многое. Воруй, но знай меру. Примерно соотноси свою должность, близость к высшему начальству с объемом воруемого, но не попадайся. Если уж попался, то самое малое – исключат из партии, снимут с должности, если и не посадят, то запихнут куда-нибудь с глаз долой. Теперь же нет никакой меры и никаких правил. Одного вора показательно сажают, а другого… Все помнят историю с министром, который украл миллиарды, и, не угодив кому-то чем-то иным (но не тем, что украл миллиарды), стал жертвой крупного судебного разбирательства. Сколько было ликования в нашем обществе, жаждущем крови и справедливости! Интернет гудел. Телеканалы с алчной готовностью, щедро показывали, как бывший любимец самого верхнего начальника покорно является на допросы в Следственный комитет. Народ испытывал трепетное волнение – вот она, началась настоящая война с коррупцией, все наперебой гадали, какой срок он получит, надеялись, что немаленький, а оптимисты предвкушали даже расстрел. И вдруг все кончилось пшиком, дело тихо закрыли, экс-министр получил новую должность, не такую значительную, как прежняя, но вполне хлебную, на том все и улеглось.
Акуша наше государство называет воровским и клептократическим, и главный вор, говорит, я даже боюсь сказать кто. И утверждает, что еще год-два – и государство развалится от коррупции. Я возражаю – мол, ерунда, коррупция у нас большая, но убыток от нее, как мне сказал один знающий экономист, не более двух процентов от ВВП, это для такой большой и богатой страны ничего.
– Два процента это ничего, – говорит Акуша, – но для того, чтобы их защитить, нужны остальные проценты, которых немного не хватит до ста.
Я говорю: как это так? Он говорит: а вот так. Представь, говорит, себе, что ты глава государства, легитимно избранный большинством народа. До того, как тебя избрали, ты был честным-пречестным, но когда в твоих руках оказался ключик ко всей казне государства, ты не удержался и из миллиарда миллиардов украл один.
– Всего-то?
– Ну, если хочешь сорок или сто сорок миллиардов, не важно, это все равно ущерб для государства на фоне всех остальных расходов мизерный. Но если даже один, он влечет за собой такие последствия, которые надо защищать всем остальным бюджетом страны.
– Разъясни, – говорю я ему.
– Разъясняю. Начнем с того, что и один миллиард невозможно украсть одному, даже если ты Самый-Пресамый. Украв, ты должен поделиться с теми, кто тебе помог это сделать, или дать им тоже что-то украсть, или продвинуться по службе, или получить по дешевке сколько-нибудь гектаров дорогой земли, или выиграть тендер на строительство чего-нибудь крупного, или возглавить нефтяную компанию, или еще как-то вознаградить услужливого человека. Все это делается негласно, но общество состоит из очень многих людей, и некоторые из них, особенно из тех, кому ничего не досталось, бывают приметливы и любопытны. Кто-то что-то узнает, пронюхает, разболтает, пойдут слухи, утечки в печать и в Интернет. Пока ты у власти, все эти слухи и утечки тебя могут не беспокоить. Но как только ты вспомнишь, что твое пребывание у власти ограничено конституционными сроками, сразу поймешь, что повод для беспокойства все-таки есть. Есть риск, что легитимно сменивший тебя на высшем посту может заинтересоваться и украденным миллиардом, и состояниями тех, кто помог тебе его украсть. Поэтому для начала надо попытаться заткнуть глотку тем, кто слишком много знает, болтает и выносит в Интернет. Есть много способов сделать это, но все они криминальные и, между прочим, чего-то стоят. Если к ним прибегнуть, то у будущих властей появятся дополнительные вопросы. В предвидении этого ты придешь к выводу, что за власть, хочешь не хочешь, а придется держаться. Значит, надо подправить конституцию и следующие выборы провести со стопроцентной гарантией выигрыша. Если выборы настоящие, то стопроцентной гарантии нет ни у кого, а если другие, то тут надо призвать волшебника Ч. Волшебник сделает так, что другие кандидаты, если имеют хоть малейший шанс, будут сняты с гонки в самом начале и заменены подставными, но на всякий случай и подставным разгуляться никак не дадут. Также волшебник Ч. проведет и выборы в наш как бы парламент со стопроцентной гарантией, что он весь будет послушным и лишних вопросов никогда не задаст. Заметим, что выборы честные стоят больших денег. Выборы нечестные требуют еще больших вложений.
- Энцефалитный клещ - Лев Куклин - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- «Вертер», этим вечером… - Патрик Ковен - Современная проза
- Шоу - Росса Барбара - Современная проза
- Рассказы - Хулио Кортасар - Современная проза
- Морской змей - Татьяна Воронцова - Современная проза
- Черная Скала - Аманда Смит - Современная проза
- Бальзамировщик: Жизнь одного маньяка - Доминик Ногез - Современная проза
- На первом дыхании (сборник) - Владимир Маканин - Современная проза
- Все пиарщики делают это! - Дарья Орлова - Современная проза