Край солнечного диска показался из-за линии горизонта. Глоб позволил себе глянуть на него и на время в его глазах заплясали зайчики, лишив возможности видеть ясно. Подобие улыбки скользнуло по его лицу. Со стороны юго-востока тишину ночи разорвал крик ночной птицы. Неосознанно Глоб перевёл взгляд в том направлении и посмотрел на лес. Лес глянул на него непроглядной тьмой. В глазах продолжали плавать светлые пятна. И вслед за криком птицы из тьмы леса послышался громкий, явно человеческий голос.
- Скрим мутх!
Глоб почувствовал, как со стороны леса пришла волна силы и окутала его. Он чувствовал, как эта волна потекла дальше, накрывая собой военный лагерь. Его руки и тело резко стали наливаться тяжестью. Глаза стали слипаться против его воли. Послышался новый крик.
- Кират Матуурз!
Новая волна, пришедшая из леса, накрыла его и потекла в лагерь, окутывая спящих воинов. Мир вокруг часового замедлился. Звуки стали достигать его ушей словно сквозь толстый слой войлочной ткани. Звуки стали расплывчатыми. Послышалось шевеление и треск веток со стороны леса. Глоб с трудом повернул свою голову в сторону лесной тьмы, прилагая остатки воли. Из ближайшего к нему густого кустарника вынырнула голова юного эльфа. А вслед за ней появился и он сам. Высокий, худощавый, нелепо сложенный, с тощими руками и ногами. Его длинные уши прорывались сквозь нелепо взлохмаченные волосы. В своих узких ладонях с длинными пальцами он сжимал лук с наложенной на тетиву стрелой. Впервые в жизни Глоб видел нечто более нелепое, чем он сам. Он бы засмеялся, не окажись в таком беспомощном состоянии. Глаза эльфёнка были слегка растерянными и напуганными. Возможно, что он убивал впервые в жизни. И обидно было, что именно Глобу выпала честь быть убитым им. Силы оставили Глоба, но не желание отомстить. Не желая умирать неотомщенным и без сопротивления, Глоб попытался закричать. Но, вместо крика, его рот перекосило от сильного зевка. В следующий миг эльфёнок выстрелил. Стрела вошла в шею Глоба прямо под кадыком и пробила шею насквозь, разорвав позвоночный столб. Тело Глоба медленно и беззвучно упало на землю уже мёртвым. В безжизненных глазах Глоба отразился неровный строй эльфов, беззвучно выходящий из леса. Медленно шагая через лагерь орков словно тени, они всаживали стрелы в каждое тело, которое находили на своём пути. Больше половины орков и гоблинов в лагере были убиты прежде, чем оставшиеся начали шевелиться, пытаясь оказать сопротивление.
К моменту, когда солнечный диск полностью вышел из-за линии горизонта, битва, если это можно так назвать, была уже окончена. По лагерю разгуливали только эльфийские воины.
***
Прошло двадцать дней, как мы ушли с болот. Двигаться в колонне эльфов было тяжело. Лёгкие и не обременённые грузом они порхали над поверхностью земли, легко перепрыгивая поваленные деревья и старые сучья на земле. Мне же приходилось весьма тяжело. Сказывался перегруз трофеями. Ноги заплетались и цеплялись за любые препятствия. Старая, сухая и поваленная трава стремилась оплести мои ноги и повалить на землю. Приходилось прилагать немалые усилия, чтобы вырваться из этой ловушки. Во всём отряде я производил больше всего шума. С каждым днём я выматывался всё больше и больше. Меня часто посещали мысли выбросить мои лишний груз, чтобы облегчить мой путь. И чем больше я уставал, тем назойливее такие мысли одолевали меня. Мне стоило больших усилий, чтобы не сорваться и сохранить трофеи. Путь домой мог занять много дней, а дорога всегда была дорогим удовольствием. Пока меня кормили из войсковых запасов эльфы, но я понимал, что это на время похода. Дальше мне предстояло жить за свой счёт. Прагматичная оценка будущего придавала мне упрямства и стойкости в этом испытании. Иногда усталость накрывала с такой силой, что я терял связь с окружающим миром. В такие моменты я продолжал двигаться за впереди идущим эльфом, неосознанно переставляя ноги. Вспоминая наставления учителя, я старался уделять много внимания дыханию. Это позволяло мне сохранять силы и выдерживать темп переходов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но зато, сколько удовольствия я получал во время привалов, когда тяжеленный заплечный мешок спадал с моих плеч. Это может понять лишь тот, кто сам прошёл такое испытание. И когда наступал вечерний привал, и я сбрасывал с плеч сумку, ко мне приходило второе дыхание и чувство несравненного удовольствия. Как говорил один мой друг в таких случаях: «Сейчас я буду оргазмировать!» Более точного выражения и подобрать то сложно. Именно так я себя и чувствовал в такие моменты. Многие эльфы впоследствии спрашивали: «Откуда у тебя тогда было столько сил?» Это так. Именно снятие с меня излишков груза давало мне эйфорию и силы для жизни тогда, когда большинство воинов нашего отряда валились с ног после дневного перехода. И когда остальные изнывали от усталости, я принимался за излечение больных и раненых. Организм эльфов не сильно отличается от организма людей. Я быстро освоился. К концу этого похода мне удалось излечить всех раненых этого отряда.
Вечером на двадцатый день похода произошло событие, поставившее точку в нашем монотонном путешествии. К этому моменту я освоил несколько их слов. Эльфийский язык весьма сложен для общения. Но изъясняясь простыми фразами и жестами, можно было общаться на несложные темы. В тот вечер эльфийский военачальник Таурон провёл большое собрание со своими войнами. По отдельным фразам я понял, что речь идёт о готовящемся сражении. Нет. Я не смог разобрать речь эльфов на том собрании. Но их тон и жесты были красноречивы. А когда воины сразу после собрания стали приводить в порядок своё оружие, последние сомнения пропали окончательно.
Ко мне подошёл Ханон. Вслед за ним пришёл Таурон. Рядом расположилась Элентитта. Судя по жестам Таурона, он готовился что-то сказать, но не знал какие слова и жесты подобрать для этого.
- Невил – начал он – томорров (завтра)… йар (утро)… – он замялся, а потом изобразил движение накрест рукой с зажатой в ней воображаемой саблей – Бум, бум… йат (бой)… иоу хэенио (ты понимаешь)?
Я кивнул головой, но сообразил, что в темноте моего кивка может быть незаметно и добавил.
- Иес (да)… им (Я)… – я прикоснулся рукой к себе – ма хэелн (помогать)…
Как на их языке будет магическая помощь, мне было неизвестно, поэтому пришлось поднять в воздух посох и потрясти его. Таурон кивнул головой и, не произнеся больше ни слова, ушёл в темноту. Сразу после этого Ханон приказал ложиться спать. Это было проще сказать, чем сделать. Пришлось на ощупь отвязывать подстилку и раскладывать её на земле. Поскольку видно ничего на земле не было, пришлось мириться с неровностями поверхности, на которой мне пришлось лечь спать. Ветки, корни и даже мелкие сучки больно впивались в моё тело. Но это было меньшее из зол. Понимание того, что ночью нас разбудят и поведут дальше, сильно подрывало моральный дух. Требовалось резко уснуть, но именно в этот момент в голову лезло множество мыслей.
Пришлось применить релаксацию. Но даже это было сложно. Расслабив мышцы тела по кругу, я добрался до головы. Расслабив мышцы затылка, темени, висков, ушей, челюсти добрался до лица. И расслабив лицо, я добрался до мозга. Очистить мозг от мыслей оказалось практически невозможно. Вспомнив советы наставника, я пытался представить себе бесконечную степь. Земля, небо, дующий ветер, издающий свист. Так я пытался погасить свои эмоции. Но мозг отказывался сдаваться. Он населял мою степь образами, людьми, эльфами, орками, животными. И как только они появлялись в моей степи, они начинали двигаться и разговаривать, обращаться ко мне, проявлять агрессию или миролюбие. И как только появлялись образы живых существ, сразу же сознание переносилось в леса, холмы, стены крепости. Сон отступал, и я погружался в события своей жизни. Хотелось остаться там, в своём прошлом, участвовать в событиях. Хотелось снова пережить их, или исправить ошибки, замеченные мною с позиции сегодняшнего дня. Как я был глуп, что смог их совершить? И я снова одёргивал себя, стирал картины в своём мозгу и вновь переносился в свою степь. Ветки на земле и корни деревьев подо мной больно впивались в моё тело. Я старался сместить тело так, чтобы уменьшить неудобство. И снова создавал в мозгу свою степь. Где-то посередине этой борьбы с самим собой я погрузился в неглубокий, беспокойный сон. Несколько раз я просыпался и оглядывал окрестности вторым взглядом. И снова погружался в беспокойный сон. За последний месяц такая форма сна для меня стала обыденной. В некоторые моменты своей жизни я стал сомневаться, что можно спать по-другому – глубоко и спокойно. Моя прошлая жизнь для меня временами казалась миражом.
