class="p1">В отличие от рассмотренных выше экскурсов, охватывающих длительные промежутки времени и посвященных большим и неоднородным вопросам, небольшой рассказ о Килоне (I, 126–127, 1) и замечательный по объему экскурс об убийстве Гиппарха (VI, 54–59) носят черты монографического повествования и никоим образом не касаются посторонних вопросов, а поэтому могут быть названы малыми экскурсами. Рассказ включается в повествование при описании поводов для начала военных действий и объясняет требования спартанцев относительно изгнания виновных в кощунстве Алкмеонидов, то есть, в сущности, стремление добиться изгнания Перикла или же вызвать в Афинах раздражение против него (I, 127, 2). Своего отношения к возможному изгнанию Перикла Фукидид не высказывает, а поэтому очерк носит, прежде всего, информационный характер.
§ 1. Рассказ о Килоне
Экскурс представляет собой единое по форме повествование[159] о попытке Килона установить тиранию и его судьбе и носит черты устного рассказа, так как в нем подробно излагаются обстоятельства, с которыми связана эта попытка, сообщается об оракуле, полученном Килоном в Дельфах, и о его истолковании, а также описывается смерть заговорщиков, то есть наличествует ряд подробностей, которых нет у Геродота. Экскурс был написан так или иначе более чем через двести лет после этого события[160], в силу чего традиция о нем в значительной степени была к тому времени унифицирована. Несколько иначе рассказывает о Килоне Плутарх (Plut. Sol. 12), который, вероятно, почти дословно следует «Афинской политии», насколько можно судить об этом по сохранившемуся в ней окончанию рассказа о Килоне (Arist. Ath. Pol. Ι). Вместе с тем начало повествования у Фукидида говорит об определенной зависимости от рассказа о Килоне у Геродота.
Однако в этих двух рассказах имеется ряд расхождений. Сообщение Геродота очень кратко и лишено каких бы то ни было подробностей. Рассказ Фукидида весьма распространен, сообщает ряд неизвестных Геродоту деталей, а Килона называет πάλαι εὐγενής τε καὶ δυνατός (I, 126, 3) и затем Феагена из Мегар. Согласно Фукидиду сам Килон и его брат убежали, а расправа, таким образом, коснулась только его сообщников. Геродот говорит об убийстве заговорщиков вообще – судьба Килона ему неизвестна. Таким образом, из пяти доступных источников (Геродот, Фукидид, Аристотель, Плутарх и Павсаний, I, 28, 1) о происхождении, родственных связях и судьбе Килона говорит только Фукидид и повторяющий его сообщение о Феагене Павсаний, в связи с чем имеет смысл сделать следующие замечания.
1. Следуя, в основном, краткому сообщению Геродота, Фукидид, с одной стороны, риторически развивает повествование, примером чего может служить рассказ об осаде и смерти заговорщиков (I, 126, 9–12), аналогичный по своему строению сообщению о смерти Павсания (I, 134, 2–4) или рассказу об убийстве Гиппия Пахетом (III, 34, 3). С другой стороны, Фукидид добавляет материал, безусловно, Геродоту неизвестный: он пользовался оракулом, полученным Килоном в Дельфах и комментарием к нему (I, 126, 4–6), то есть теми материалами, которые У.Виламовиц называл ὑπομνήματα[161]. В этом комментарии говорилось, что главным праздником Килон считал Олимпии, в то время как оракул скорее всего (комментарий, однако, не открывает этого до конца) имел в виду Диасии, относительно которых там опять-таки имелись краткие пояснения, касающиеся особенностей принесения жертв. Только заимствованием этих пассажей из Дельфийского комментария к оракулу можно объяснить фразу: ἔστι γὰρ καὶ Ἀθηναίοις Διάσια, ἃ καλεῖται Διòς ἑορτὴ Μειλιχίου μεγίστη (I, 126, 6: ибо есть у афинян Диасии, которые считаются наибольшим праздником Зевса Умилостивленного). Dativus possessivus Ἀθηναίοις «у афинян» вызывает некоторое недоумение: поскольку в предшествующих пассажах речь шла о событиях в тех же Афинах, это указание не имеет смысла. А.У.Гомм по этому поводу замечал, что «Фукидид писал не только для Афинян», его сочинение адресуется всем эллинам, поэтому и делается такое пояснение[162], но поскольку в других случаях мы с аналогичными указаниями на место не встречаемся, объяснение Гомма следует признать неудовлетворительным. Вместе с тем если считать это место заимствованным из Дельфийского комментария, где этот Dativus possessivus был необходим, то его наличие в тексте становится вполне понятным, так как Фукидид, бесспорно, не ставил себе в качестве задачи сознательное изменение стиля тех сообщений, которые он откуда-либо заимствовал. Стиль Дельфийских ὑπομνήματα он сохраняет так же, как и стиль генеалогического сочинения или сухой хроники. Наконец, на заимствование из этого источника указывает и тот факт, что в данном случае Фукидидом излагаются преимущественно культурные подробности Диасий и т. д.
2. В добавлениях, которые сделал Фукидид к рассказу Геродота, ясно прослеживается его интерес к биографическому жанру, так как он считает нужным сообщить о происхождении, родственных связях и бегстве Килона вместе с братом, возможно, даже в ущерб истине (в данном случае никакими другими источниками проконтролировать Фукидида мы не можем, и вопрос о родстве между Ки-лоном и Феагеном остается открытым)[163].
§ 2. Рассказ о тираноубийцах[164]
Рассказ включается в описание событий 415 года и следует за рассказом о гермакопидах. Фукидид говорит о том, что «народу было известно о том, сколь тяжелой пришла к концу тирания Писистрата и его сыновей» (VI, 53, 1–2), а поэтому демос относился ко всему недоверчиво и всего боялся. Это связывается с тем, что многие опасались намерений установить тиранию со стороны Алкивиада (VI, 15, 4). Серьезность опасений, царивших в Афинах, усугублялась, по мнению Фукидида, тем, что, как он сообщает, народ знал «сверх того, что она (тирания) была низвергнута не ими самими и не Гармодием, а при помощи лакедемонян» (VI, 53, 3). Таким образом, опасения, о которых говорит Фукидид, носили двойной характер: с одной стороны, в Афинах опасались свержения демократии и установления олигархии или тирании (VI, 60, 1–2), с другой стороны – того, что установление последней приведет к вторжению спартанцев в Аттику; двойственность этих опасений и составила почву для этого экскурса у Фукидида.
Фукидид питал к этому экскурсу, то есть к истории Гармодия и Аристогитона, особый интерес. Об этом говорит, во-первых, значительный объем самого экскурса, а во-вторых, то, что при написании «Археологии» Фукидид возвратился к этой теме[165] и поместил в заключение ее нечто вроде конспекта экскурса о тираноубийцах (I, 20, 2), где вновь проводится мысль о том, что то, что известно афинянам о Гармодии и Аристогитоне, не вполне верно. Комментарии к этим пассажам появились еще в Античности. Маркеллин сообщает в «Биографии Фукидида», что Гермипп утверждал (Vita Marc. 18), «что его род происходит от тиранов Писистратидов, а поэтому он с ненавистью говорит в своем сочинении о
