class="a">[131].
Несколько иной смысл имеет следующий фрагмент Гекатея: «относительно Пелопоннеса… ибо до Эллинов на нем жили варвары. Да и почти вся Еллада в древности имела первоначальное население варваров» (356 из VII. P. 494, ἡ σύμπασα Ἑλλὰς κατοικία βαρβάρων ὑπῆρξε τò παλαιόν), – который можно сопоставить с сообщениями Фукидида о том, что сначала не было разделения на эллинов и варваров (I, 3, 3), а эллинский образ жизни в древности походил на современный варварский (I, 6, 6: τò παλαιòν Ἑλληνικòν ὁμοιότροπα τῶι νῦν βαρβαρικῶι διαιτώμενον). Кроме того, что между этими пассажами Гекатея и Фукидида можно допустить непосредственную связь, ясен тот факт, что во фрагменте Гекатея наличествует сравнительно-исторический метод. Реализация мифа, на которую обычно указывают применительно к Гекатею (сравн. FHG. 341, 346) – метод, от которого, как известно, отказался Фукидид[132], – у самих логографов принимает форму, развитую Фукидидом. Ксанф сообщает, что обычай класть камешки на дороге у Гермеона появился после убийства Аргоса, ввиду того, что боги клали камешки в знак его оправдания (fr. 24, Etym. Magn.). В основе своей этот текст является комментарием к мифу, с другой стороны – это объяснение ритуала при помощи мифа, что в сочетании двух этих компонентов становится объяснением мифа из ритуала. Последнее вытекает из текста Ксанфа и его структуры, но, конечно, не могло быть сформулировано им. Это уже софистический этап развития этого метода, сформировавшегося тем не менее в генеалогической литературе. Другим, более ярким, примером является текст Гелланика, который использует мифы об Арее и Галлиротие, Кефале, Дедале и Оресте для восстановления норм, согласно которым проходил суд ареопага (FHG. 69, 82)[133]. У Фукидида примерами этого метода, наличествующего, безусловно, в более развитой форме, являются заключение о том, что в древности все эллины носили оружие, на основании того, что в его время так делали локры, этолийцы и акарианы (I, 5, 3), сообщение о строительстве городов вдали от берега моря (I, 7) и о карийских погребениях на Делосе (I, 8, 1). Последнее является прямой параллелью с сообщениями Гелланика о могилах на Акрополе и амазонках, цитированное выше.
Наконец, небезынтересно сопоставить некоторые особенности повествования у Фукидида с текстами Акусилая, большинство свидетельств о котором говорят о широком использовании им материала, заимствованного у Гесиода (fr. 1, Plato. Symp. 178b; fr. 3. Schol. Hesiod. Theogon. 870, p. 269a; fr. 4, Schol. Nicandri Theriac. V, II pb). Вследствие этого Климент Александрийский заметил однажды, что Акусилай попросту переложил в прозу Гесиода (Clem. Alex. Stom. VI, 629a), с чем, однако, не вполне согласуется мнение Иосифа Флавия, сообщающего, что Акусилай исправлял Гесиода (Jn. Ap. 1034). Эти свидетельства интересны в той связи, что целый ряд пассажей «Археологии» у Фукидида насыщен эпическим материалом, в нескольких случаях дословно заимствованным из Гомера (см. гл. 4, § 2). Обращает на себя внимание то, что эти заимствования Фукидид не считает нужным скрывать.
Приведем некоторые примеры из Акусилая: Νιόβης καὶ Διòς… παῖς Ἄργος ἐγένετο, ὡς δὲ Ἀκουσίλαός φησι, καὶ Πελασγός, ἀφ' οὗ κληθῆναι τοὺς τὴν Πελοπόννησον οἰκοῦντας Πελασγούς, Ἡσίοδος δὲ τὸν Πελασγὸν αὐτόχθονά φησιν εἶναι (12: от Ниобы и Зевса… родился мальчик Аргос, как сообщает Акусилай, и Пеласг, по которому жители Пелопоннеса называются пеласгами. Гесиод же сообщает, что Пеласг был автохтоном), или же: Ἡσίοδός τε καὶ… Ἀκουσίλαος… ἱστοροῦσι τοὺς ἀρχαίους ζήσαντας ἔτη χίλια (Joseph Ant. Jud. I 108.: Гесиод и Акусилай рассказывают, что древние люди жили тысячу лет). Именно таким образом Фукидид повествует о численности и размерах кораблей беотийцев и Филоктета (I, 10, 4), что, как он сам указывает, повествуется ἐν νεῶν καταλόγωι (ср. Hom. Il. ΙΙ, 509–510; 717–720). Из эпоса Фукидидом заимствуются многие другие как исторические и мифографические данные, как, например, сообщение о киклопах и лестригонах (VΙ, 2, 1). Надо упомянуть, что среди фрагментов Акусилая (Harpocr. Fr. 31) имеется сообщение о Гомеридах как о роде на Хиосе (γὲνος ἐν χίωι), которое легко сопоставляется с цитатой из гимна Аполлону у Фукидида (III, 104, 5) и его обращению к гомеровской теме. В целом отношение Фукидида к Гомеру может быть охарактеризовано теми же двумя замечаниями, которые сделали применительно к Акусилаю и Гесиоду Климент и Иосиф Флавий. Фукидид передает, более или менее точно, гомеровский материал, вместе с тем он нередко исправляет Гомера (ср.: I, 10, 4). Древние критики также в какой-то мере находили возможным сопоставлять Акусилая и Фукидида: по сообщению Суды Сабин прокомментировал сочинения Фукидида и Акусилая в одном труде.
Приведенные нами свидетельства позволяют утверждать, что историческая методика Фукидида в большой степени связана с методами повествования о прошлом, характерными для перечисленных нами логографов, у которых в той или иной степени наличествует большинство черт, отличающих исследовательский метод Фукидида. С другой стороны, литературный стиль[134], который придал труду Фукидида «архаическую догеродотовскую внешность», по выражению С.Я.Лурье[135]. Его краткость и насыщенность вытекают непосредственно из повествовательного стиля логографов. Как и последние, Фукидид, согласно известной формулировке Цицерона, полагал «unam dicendi laudem… esse brevitatem» (Cic. De Or. 11, 53). Этот стиль прямо противоположен стилю Геродота, его предшественника Харона из Лампсака и в какой-то мере Ксанфа, повествование у которых, во-первых, развивалось по тематическому принципу, в то время как и Фукидид, и Гекатей, Ферекид, Акусилай и Гелланик строго следовали хронологическому принципу, а во-вторых, состояло из так называемых логосов и новелл, заимствованных из устной традиции[136], то есть из опять-таки тематически соединенных элементов, тогда как Фукидид и названные вместе с ним логографы строили повествование на основе последовательности событий и придерживались временного членения[137]. Таким образом, как исторический метод, так и литературный стиль Фукидида в «Археологии» и его композиционные принципы дают возможность говорить о том, что Фукидид не является изолированной или неожиданной фигурой в греческой историографии. Мы видим, что он строго следовал уже сложившимся и применявшимся до него методам и литературным прототипам[138].
§ 2. Пентаконтаэтия
Экскурс помещается после изложения причин и поводов Пелопоннесской войны (I, 23–58) для того, чтобы уяснить причины усиления (в первую очередь морского) Афин, как сообщает Фукидид в начале экскурса. Это положение можно рассматривать как предваряющий тезис «Пентаконтаэтии». Экскурс посвящается истории Афин и Спарты.
Ἐν ἔτεσι πεντήκοντα μαλιστα μεταξὺ τῆς τε Ξέρξου ἀναχωρήσεως καὶ τῆς ἀρχῆς τοῦδε τοῦ πολέμου (I, 118, 2; примерно за пятьдесят лет в промежутке между уходом Ксеркса и началом этой войны). Выражение ἐν ἔτεσι πεντήκοντα было избрано схолиастом для обозначения всего экскурса. Эти годы характеризуются
