— Кто, — резко вскинулась чародейка, — эта сучка и когда ты с ней спутался?
Тьердемондец прикусил язык, убирая руку с ее плеча.
— Никто. Все равно она мертва, — быстро отозвался он. Жестко и холодно сияющие глаза нехотя смягчились, чародейка расслабилась и плотно прильнула к его боку. Гаспар с видом праведника в саду греха постарался не думать о Жозефининой горячей груди, скрытой лишь тонким шелком. — Тебе самой не интересно узнать, кто перешел нам дорогу и спутал все карты?
— Нам же сказали, — зевнула чародейка, прикрыв ладошкой рот, — Исби-Лин, дьявол ночи. А меня учили держаться от дьяволов подальше.
Гаспар нетерпеливо потопал ногой. Ему не нравилось, что Жозефина не поддерживает его начинаний и энтузиазма.
— Вот и узнаем, что это за дьявол и как далеко от него надо держаться, — упрямо заявил Гаспар. — Когда вытащим отсюда свидетеля.
Чародейка беспомощно и едва слышно охнула.
— И как же вы себе это представляете, мсье комиссар? — насмешливо поинтересовалась она. — Возьмете тюрьму мозговым штурмом? Или отправите туда меня, голой, чтобы я отвлекла всех своей несравненной красотой, пока вы за ручку выведете своего бесценного свидетеля?
— Неплохая идея, — одобрительно покивал Гаспар. — Ты справишься?
— М-м-м… — протянула Жозефина, кокетливо склонив голову набок. — С кабирцами я еще не спала, — она прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. — Одна моя давняя знакомица рассказывала, что они делают интересные штучки со своей мужественностью. Наверно, очень необычные ощущения и интересный опыт… Но, — наигранно вздохнула чародейка, видя смятение и настороженность на лице Гаспара, — боюсь, даже меня на всех не хватит. Так что удовлетворю свое любопытство как-нибудь в другой раз.
Напье с явным неудовольствием покачал головой.
— Значит, Эндерн.
— Конечно, Эндерн, — согласилась Графиня, загадочно улыбаясь. Бирюзовые глаза мстительно заискрились.
— Опять будет ныть… — состроил кислую мину Гаспар и снова взглянул на белокаменную громадину Тарак-Мутаби.
— Ан-фукар он Альяр мусъяд си, сайиде, — скорбно проскрежетал кто-то слева, совсем рядом.
Гаспар повернул голову и увидел протянутую трясущуюся смуглую грязную ладонь. За ладонью нашлась раболепно сгорбленная тощая фигура в драной вонючей и пыльной абе с покрытой головой. Тьердемондец невольно отшатнулся и, хотя не понял слов, угадал просьбу и потянулся в карман сюртука за мелочью. Нищий несмело поднял заросшее неопрятной седеющей бородой морщинистое старое лицо с издевательски горящими янтарем совиными глазами. Де Напье недовольно сморщился и вынул руку из кармана.
Полиморф едва заметно покачал головой, опустил ладонь, сгорбился еще сильнее и заковылял прочь, подволакивая ногу. Гаспар и чародейка, потеряв к нему всяческий интерес, обнялись и продолжили любоваться Тарак-Мутаби, словно надеялись, что вот буквально сейчас в одном из решетчатых окон-бойниц увидят фигуру, которая либо крикнет, либо развернет на стене огромный плакат с надписью «Я свидетель! Я здесь!».
— Пойдем, — спустя несколько минут произнес Гаспар и галантно предложил спутнице руку.
Они прогулочным шагом не спеша побрели по неширокой улочке от интересовавшей их крепости. Идущая навстречу закутанная в мешковатую одежду кабирка с глиняным кувшином на голове с неодобрением покосилась на пару иностранцев. Особо пристально она вгляделась в чародейку. Скромное для нее, но слишком узкое и откровенное для Кабира платье вызвало у горожанки праведное возмущение. Сиськи торчат, аж соски выпирают, юбку задница вот-вот зажует — срамота одна и разврат иноземный. А мужика-то ладного у кого-то увела, хоть и неверного…
Они прошли недалеко. Гаспар плавно замедлил шаг, морщась от привычного покалывания в висках, и остановился у проема между стенами жилых домов. Достаточно широкого, чтобы втиснуться в него худому человеку боком. Тьердемондец посмотрел по сторонам, убедился, что улочка пустует в обоих направлениях, и кивнул на проем Жозефине. Чародейка капризно поморщила носик, но не сказала ни слова и юркнула между домами, втягивая живот и подбирая к коленям длинную юбку платья. Немного обождав и еще раз оглядевшись по сторонам, за ней втиснулся и Гаспар, не упуская возможности лишний раз напомнить самому себе, что думает о полиморфе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пройдя по стенке, Гаспар, к своему удивлению, добрался до глухого закутка между стенами домов, достаточно широкого, чтобы дышать свободно. Фигурально выражаясь, потому что вонь мочи и человеческих экскрементов стояла здесь такая, что у Напье заслезились глаза. Тут же обнаружился у стены чей-то грязный и замызганный лежак, кучи мусора, рваного тряпья, стоптанные сандалии, засохшие объедки и усеявшие сухую землю глиняные черепки битых кувшинов и бутылей. Соседнюю от лежака пыльную, с облупившейся известкой стену украшали разводы, не оставляющие сомнений в их происхождении. Кое-где красовались кривые, неуклюже выведенные надписи на кабирском и рисунки в стиле «кура лапой». В основном, изображались женские и мужские половые органы на пике сексуальных удовольствий. Предположительно. Выделяемые естественными отверстиями человеческого тела струи выглядели весьма неоднозначно. Посреди закутка стоял Эндерн, скинувший рванье и облик, в которых он подходил на улице. Полиморф упирался в бока, криво ухмыляясь. Вонь, казалось, нисколько его не беспокоила.
— Цивилизация, блядь! — гордо воскликнул он. — Смердит одинаково во всем мире! Лишний раз убеждаюсь, что все мы, сука, братья! — глубокомысленно изрек Эндерн.
— Très romantique! — болезненно кашлянула Жозефина, закрывая ладошкой носик и жмуря глаза.
— Эндерн, твою мать, не мог место получше выбрать? — закашлялся Гаспар.
— Какие нежные! — всплеснул руками полиморф. — Добро пожаловать на землю, сучки! — мстительно добавил он, с демонстративным наслаждением втягивая крючковатым носом смрад.
Гаспар решил не затягивать и свести на нет перепалки, чтобы поскорее убраться отсюда.
— Ты, — смахнул слезу он и сделал попытку попривыкнуть к жуткой вони. Не слишком успешную. — Ты, — прогнусавил, зажав нос, — все сделал?
— Да как два пальца обоссать, — похвастал Эндерн. — Это те не сыр твой вонючий жрать, сыроед.
— Ладно, допустим, верю, — быстро решил Гаспар. Его живот спазматически дрогнул, в желудке возмутился обед, съеденный в гостях у магистра Элуканте. — Видел… видел тюрягу?
— Ага, видал, — кивнул Эндерн и глянул куда-то, как будто Тарак-Мутаби виднелась за домами. — Солидная кича, мое почтение.
— Можешь уже начинать думать, как туда пролезть.
— Тха-ха! — рассмеялся полиморф. — Еще чего, сука, сделать? Насрать в горшок султана?
Жозефина, хоть и зажимала пальцами нос, страдальчески морщила личико, все же не сдержала смешок.
— Я, значит, — по-совиному нахохлился Эндерн, — опять за вас всю говенную работу делай, по цугундерам мотайся да от жандармов по соплям получай, а вы на перинах кувыркайся, винище глуши да хурму кушай? Неее! Вот здесь уже сидит! — он ткнул пальцами себе в шею. — Все за вас делаю, а че мне с этого перепадает? Хер за обе щеки? Спасииибо, поклоон, сука, низкий!
— Ярррвиссс, — прошелестела Жозефина с сексуальной хрипотцой в голосе. Оборотень резко обернулся на нее. — Сделай это ради меня, mon amour, — с жаром выдохнула она. — Пожалуйста. Не заставляй меня упрашивать. Ты же знаешь, что тебе придется сделать, если не согласишься, — томно засопела чародейка и шагнула к Эндерну.
— Размечталась! — оборотень попятился, но слишком быстро вжался в предавшую его стену.
Жозефина встала перед ним.
— А будешь топать ножками — прямо здесь, — плотоядно облизнулась она. — И сейчас. Ну? — чародейка протянула к нему руку, коснулась щеки. — Я жду.
Эндерн нелюбезно оттолкнул Жозефину, отскочил в сторону, как от чумы.
— Ладно! — прорычал он. — Только отъебись!
— Умничка, — обольстительно улыбнулась чародейка и послала воздушный поцелуй. — Ты мой послушный мальчик.
Эндерн хищно оскалился и вдруг сжался, стремительно уменьшаясь в размерах. По всему телу проступили пестрые перья, округлились совиные глаза под грозно сросшимися бровями, рот сросся с крючковатым носом, рукава растянулись в крылья — и на земле уже сидел большой недовольный филин, хлопая глазищами на пару людей. Птица поежилась, мотнула подвижной ушастой головой, встрепенулась, раскрыла клюв, шаркая по земле когтистой лапой. А потом расправила крылья и бесшумно взмыла в темнеющее небо.
