видели многие экскурсанты.
…По стенам комнаты, где поселились молодые, стоят кровати, книжный шкаф, массивная конторка, стол, стулья, тумбочка, кресло… В такой обстановке, при крепком рубле, позволявшем за копейки покупать телятину, осетрину, за десять рублей корову, заканчивает Ленин монографию «Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности». Пишет статьи, где доказывает необходимость построения партии, которая должна во главе рабочего класса разрушить до основания этот самый рынок и построить новое общество без «богатеев», без «маломощных баб», без «заседателей», так плохо надзиравших за ссыльными, норовивших сбыть по дешевке им телятину.
Из мемуаров Крупской и других революционеров создается впечатляющая картина царской ссылки, испытанной тысячами противников самодержавия. Своих политических врагов режим отправлял на жительство в «места не столь отдаленные» нередко без охраны, за казенный счет. Получал каждый по 8 рублей жалованья в месяц. Никто не принуждал отрабатывать эти приличные деньги на лесоповале, «химии», в рудниках и так далее. За восемь рублей ссыльные могли снимать нормальное жилье и питаться так, как не снилось свободным гражданам, семьдесят лет пытавшимся претворить в жизнь заветы Ильича. А именно: регулярно, каждый день, потреблять телятину, объедаться клецками, бараньими котлетами, шаньгами и прочими блюдами, дополняя мясо, рыбу овощами из собственного огорода, нанимая прислугу в помощь жене.
Никаких при этом зон, лагерей, колючей проволоки, собак, вертухаев, сексотов, шмонов и прочих карательных изобретений и прелестей, никаких!
Как так вышло, что блестяще образованный юрист, пройдя ссыльные университеты, и его соратники, интеллектуалы, испытавшие царскую ссылку, создали невиданный в истории по жестокости «Архипелаг ГУЛАГ»? Загадка века, не иначе. Человек, который в Шушенском по вечерам «обычно читал книжки по философии — Гегеля, Канта, французских материалистов, а когда очень устанет — Пушкина, Лермонтова, Некрасова», стало быть, философски образованный, напряженно постоянно думающий о всеобщем благе, законах развития природы и общества, воспитанный на шедеврах русской (лучшей в мире) литературы, именно он — автор 58-й чудовищной статьи советского Уголовного кодекса. Именно Владимир Ильич — творец «расстрельных» статей, требовавший ужесточения наказаний за инакомыслие, организатор первых в истории России XX века концлагерей для сограждан.
Сомневающихся в моих словах — отсылаю к 45-му тому Полного собрания сочинений В.И. Ленина, где напечатаны «совершенно секретные» письма «т. Курскому», появившиеся в том последнем году жизни, когда еще он мог водить пером по бумаге, незадолго до паралича. Этот т. Курский, сам впоследствии расстрелянный, возглавлял Наркомат юстиции. Вот ему-то умиравший велел к шести статьям Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшим за политическую деятельность высшую меру наказания, то есть расстрел, с 58-й по 63-ю статьи, прибавить еще пять, с 64-й по 69-ю, завещав «расширить применение расстрела… По всем видам деятельности меньшевиков, с-р (то есть социал-революционеров. — Л.К.) и т. п.». Значит, убивать тех партийцев, с кем отбывал срок в сибирской ссылке… В письмах к т. Курскому Ленин предстает в полный рост — безо всякого грима биографов. Карателем.
…В феврале 1900 года срок ссылки кончился. По дороге из Сибири (конечный пункт следования — Псков, где полагалось жить после ссылки. — Л.К.). Владимир Ильич нелегально заезжает в Москву, к родным. В Подольске встретил его младший брат Дмитрий, отбывавший в этом подмосковном городе свой срок ссылки. Успел и он попасть под надзор полиции. «Нашел его в вагоне третьего класса дальнего поезда, — пишет Дмитрий Ульянов, — Владимир Ильич выглядел поздоровевшим, поправившимся, совсем, конечно, не так, как после предварилки» (имеется в виду дом предварительного заключения в Петербурге. — Л.К.).
«Мы жили в то время на окраине Москвы у Камер-Коллежского вала, по Бахметьевской улице, — дополняет рассказ брата сестра Анна Ильинична. — Увидев подъехавшего извозчика, мы выбежали все на лестницу встречать Владимира Ильича. Первым раздалось горестное восклицание матери: „Как же ты писал, что поправился? Какой же ты худой!“»
Не успело утихнуть радостное возбуждение (как теперь пишут — эйфория) от долгожданной встречи, как дорогой Володя захлопотал о своем, о революционном деле, отправив младшего брата на почту, чтобы дать телеграмму дорогому товарищу, каким являлся для него в те дни Юлий Мартов (будущий непримиримый враг, вождь меньшевиков, с которым вместе намеревался выпускать за границей общерусскую газету, строить партию нового типа…). «Смело, братья, смело, и над долей злой песней насмеемся удалой», — распевал в те дни Владимир Ильич песню, сочиненную Мартовым, не чуравшимся сочинением песен. Пелись и другие революционные песни, сочиненные другим ссыльным — Глебом Кржижановским: «Беснуйтесь, тираны!», «Вихри враждебные»… Мелодии к ним Владимир Ильич и младшая сестра подбирали на семейном рояле, который, как видим, наличествовал и на Бахметьевской улице, на окраине.
Нелегальное появление Ульянова в Москве не осталось незамеченным «недреманным оком» полиции. Небезызвестный начальник Московского охранного отделения Зубатов доносил «совершенно секретно»: «…В здешнюю столицу прибыл известный в литературе (под псевдонимом Ильин) представитель марксизма Владимир Ульянов, только что отбывший срок ссылки в Сибири, и поселился, тоже нелегально, в квартире сестры своей Анны Елизаровой, проживающей в доме Шаронова по Бахметьевской улице вместе с мужем своим Марком Елизаровым и сестрой Марией Ульяновой (все трое состоят под надзором полиции)». По всей вероятности, тогда охранка марксистов особенно не опасалась, никаких мер в отношении нарушившего предписание Владимира Ульянова не приняла, дала возможность пожить у родных в Москве.
Не прошло мимо полиции и то обстоятельство, что Дмитрий Ульянов также «прибыл тайно в здешнюю столицу и привел с собой на квартиру Елизаровых, где в это время находились Мария и Владимир Ульяновы, таганрогского мещанина Исаака Христофорова Лалаянца…» Благодаря донесениям филеров знаем мы, что в те же дни поднадзорные сестра и брат посетили на Второй Мещанской инженера Германа Красина, сотоварища Ильича по питерскому марксистскому кружку. (Другой инженер Красин, Леонид, брат Германа, через несколько лет станет главой «боевой технической группы», тайной лаборатории, изготовлявшей бомбы, изобретенные инженером и химиком Тихвинским. Ими убиты многие в годы первой революции.) В 1921 году профессора химии Тихвинского, как свидетельствует сборник документов «Ленин и ВЧК», арестовали органы ВЧК. И расстреляли. Хорошо знавший его Владимир Ильич на ходатайство Русского физико-химического общества, пытавшего спасти от казни известного ученого, ответил через секретаря: «Тихвинский НЕ случайно арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга». Знал, что писал, ведь химия не исключала известное ему тайное участие Тихвинского в революции 1905 года…
Вечером побывали Ульяновы на спектакле Художественного театра, который давал представления в парке «Эрмитаж». Сходил вырвавшийся на свободу на Кузнецкий Мост, в фотосалон, сфотографировался. Несколько карточек послал на память в Шушенское, товарищам по ссылке. Все эти события происходили в феврале, а в июне семья Ульяновых встречала Владимира на даче
