- Не уходи,- прошу я, когда он, стянув с меня платье и, заботливо, подоткнув одеяло, направляется к двери - не уходи, полежи со мной.
- Отдохни Софи, тебе это нужно. А у меня полно неоконченных дел. Я немного поработаю и приду, обещаю - увещевает он меня словно маленькую девочку, боящуюся чудовищ живущих в темноте. Я лежу в темной пустоте комнаты, оставшись совершенно одна, и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из - за закрытой двери: глухому голосу Анатолия, обсуждающего сроки сдачи проекта, звуку льющейся в туалете воды, и шорохам, которые живут в каждом доме. Они хранят воспоминания о каждом, кто хоть как - то соприкасался с жилищем. О строителях, заложивших первый кирпич в его фундамент, о каждом, жившем в его стенах, человеке. И конечно о чудовищах, которые живут не в темноте. Нет. Они живут в душах каждого из нас, будя воспоминания и разрушая изнутри. Мифические монстры, ничто, по сравнению с болью потери, расставанием и пережитым насилием. Они не сделают больно, не унизят, не оставят умирать на улице. Главное не бояться, и они исчезнут, унесенные легкой дымкой детских воспоминаний. У Анатолия тоже есть персональные чудовища, о которых он не рассказывает, но это не означает, что их нет. Они живут в фотографиях, на которых его обнимает белозубая красавица, в кухне, явно обустроенной ее холеной рукой. В его сломанной, все той же рукой, душе, которая жаждет пробуждения. И он ждет помощи, выбрав для этой цели самого бесполезного человека - меня. Меня, у которой целая армия своих демонов, дерущихся за право обладания моей никчемной жизнью. Сон совсем не идет, больно, с мясом, выдергивая из памяти воспоминания бродяжничества, постоянно меняющихся мужчин, ставших моим источником пропитания. Нельзя сказать, что ко мне плохо относились. Не плохо - равнодушно, как к автоматической игрушке, раздвигающей ноги за тарелку плова в забегаловке при авто - салоне, и бутылку кислого вина. Особенно запомнился один старый еврей, в силу возраста, не имеющий возможности полноценно заняться сексом. Он тыкался в мою шею слюнявыми губами, и терся об меня, словно дворовый кобель в период гона, вызывая у меня горькое отвращение к себе и жалость к его неполноценности, смешанную с состраданием. Потом, он плакал на моей оголенной груди, слизывая с сосков свои благодарные слезы, а я смотрела, как поднимается кудрявый сигаретный дым к желтому, потрескавшемуся потолку его квартиры. Мне повезло, я не нарвалась на извращенца, которых пруд - пруди, не была найдена растерзанной, где - ни будь в лесопосадке, и не подцепила гнусной болезни, которая медленно убивает физическое тело. И не знаешь, что страшнее, мгновенная смерть от рук подонка, или медленная, от съедающей изнутри, срамной болячки. Вместо этого я лежу сейчас в теплой постели, сытая и чистая, заранее зная, что разрушу жизнь моего благодетеля, поселив в его душу, еще одно мерзкое чудовище.
- Ты, почему не спишь - спрашивает Анатолий, тихо войдя в комнату?
- Думаю.И, о чем, интересно? Обо всем. О том, что живу, чью то, чужую жизнь, сейчас. И ты это понимаешь, просто тебе застилает глаза, выдуманная тобой, любовь ко мне.
- Ты считаешь, что тебя нельзя любить? Почему? - удивляется он.
- Потому что, даже, я сама себя не люблю. Скорее, презираю. Поверь, есть за что. Начни я рассказывать сейчас, что было, после того, как мать выгнала меня, ты тоже пересмотришь свое отношение ко мне.
- Так не рассказывай, в чем проблема. Видишь ли, мне, совсем не интересно, что было. Многие знания, никогда не приносят в человеческую жизнь ничего кроме проблем. Не нужно жить воспоминаньями, Софья. Это путь тупиковый. Живи сейчас.
- Хорошо. Сейчас, так сейчас - соглашаюсь я и откидываю одеяло - иди ко мне. Я хочу тебя.
Он
Софья впивается в мои губы, жадным поцелуем. Ее язык рисует замысловатые узоры в моем рту.
- Ты сводишь меня с ума - шепчу я, лаская маленькую округлую грудь, затвердевшие от желания, вишневые соски. Мои губы блуждают по ее теплому, алебастровому телу, покрывая поцелуями его каждый сантиметр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Не могу больше, меня сейчас разорвет - говорит она и садится на меня верхом, перехватывая инициативу. Она обхватывает мои бедра своими, молочно - белыми ногами, от чего мое сердце, тут же начинает выбивать дьявольскую чечетку. С каждым ее движением, с каждым моим толчком внутри нее, я чувствую, как растворяюсь в ней. Потому и сжимаю ее округлые ягодицы своими руками, оставляя на них отпечатки винного цвета. Мне страшно, что если я разожму их, то ничто больше не удержит меня на этом свете. Я просто исчезну. Растворюсь в рваном угаре, наполняющего мое тело, экстаза.
- Только, не останавливайся - умоляю я, чувствуя, как дрожат ее бедра, предвосхищая скорый оргазм, как участилось ее дыхание. Оно вырывается, разбавленное стоном наслаждения, из распухших от поцелуев, губ моей Софи. Она облизывает их языком и замедляет свой чувственный танец, содрогаясь в сладко - пряных судорогах.Время словно сжалось до размеров микрона, фантастически распяв мое тело, разделив его на, не сообщающиеся между собой, части, сделав, выгнувшуюся в экстазе, Софью центром моей вселенной. Оргазм, похожий на разряды тока, пронзает и мое тело, лишая воли и разума, раздирая горло экстатическим криком. Софья, в изнеможении откидывается спиной ко мне на колени, так и не выпустив меня из своего, влажного плена. Мы, так и лежим, молча, думая каждый о своем, соприкасаясь горячей кожей, на острых плечах Софи блестят бисеринки пота.
- Ты, ужасно колючий - говорит она улыбаясь.
- Я побреюсь - обещаю я.
- Не нужно, мне нравится “ Что такое любовь?” - однажды спросила меня Софья. Сейчас, я бы ей ответил. Любовь - это пахнущая амброй и мускусом комната, скомканные страстью простыни. Влажное, оседающее солью на губах, чувство, отдающее горечью миндаля и сладкое, словно тягучая патока.
- Я млею от тебя - мурлычет мне на ухо Софи. Слово то, какое подобрала “Млею”. Как много зависит от одного маленького слова, способного перевернуть в тебе все, наполнить непередаваемой негой каждую клеточку существа.
- Я люблю тебя, Софья - говорю я, но она уже не слышит меня, погрузившись в беспокойный сон.
ГЛАВА 4
Она
Нет, я не сплю. Просто, мне нечего ответить Анатолию, на его признание. Мне хорошо с ним - тепло и спокойно. Он удобный и родной, прекрасный человек и любовник, но не мой, не может быть моим. Анатоль сказал, что его не интересует мое прошлое, но я то помню. Не могу забыть липких прикосновений чужих ладоней к моему телу, душного чувства опустошенности, ощущения ненужности. Это моя жизнь, а не красивый заботливый мужчина, раскинувшийся на чистой, измятой в любовных утехах, постели. Горько осознавать, но ему не повезло, в очередной раз. И в том баре, где он нашел меня, я оказалась только потому, что отдалась пошлому бармену, в грязной подсобке, за чашку мерзкого кофе и возможность согреться в его занюханной забегаловке. Гораздо интереснее, как Анатолий оказался в заведении, ласково называемом местными алкоголиками " Реанимацией". Может, действительно, это психически - ненормальное провидение привело его туда, предварительно вылакав пол литра, какого - ни будь своего сверхъестественного алкоголя. Другого объяснения у меня, просто нет. Он лежит рядом и смотрит на меня. Ласкает, трогает взглядом, и эти прикосновения более интимны, чем физическое осязание. Они горячие, жгучие, словно халапеньо, и от того еще более вкусные и страстные. Я чувствую его взгляд. Обнаженной кожей, каждым ее оголенным рецептором. Всем своим существом, борясь с разливающимся внизу живота, опаляющим желанием, которое подает изможденное страстью тело. Уже засыпая, слышу далекий телефонный звонок, заставляющий Анатолия выпустить мое тело из аметистового плена его глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он спит, крепко, безмятежно. Теперь моя очередь рассматривать Анатолия. Разбудившее меня утро, дарит мне такую возможность. Он спит, раскинувшись на кровати, во всей своей животной, мужской красоте. Широкая грудь, мерно вздымается в такт дыханию. Мне очень хочется прижаться к нему, почувствовать на своем теле прикосновения сильных рук, длинных, аристократичных пальцев. Хочется содрать простыню, прикрывающую его узкие бедра, и просто, восторженно смотреть на великолепно слепленное, мужское тело.
