не мог шевельнуться. Член стоял прямее, чем в юности. Бабу бы. Любую.
Пожалуйста, бабу!
— Анфиса, — прошептал Виктор Васильевич.
Девчонка подошла. Паслухмяная. Проставалосая, вогненна-рудая. У лёгенька, кароткім у сарочцы. Соску-ягадкі тырчалі скрозь сінтэтычную тканіна. Волгін зачаравана глядзеў на доўгія худыя ножкі, вострыя каленкі.
С ней, наверное, как в пятнадцать. Быстро это, сладко, мокро, ярко. Без порнухи для возбуждения. Проскальзываешь, и нахлобучивает. Тело и дух едины. Ты цельный и пустой. Цельный, потому что, оказывается, уши и локти — часть тебя. Им тоже кайфово от касаний ее пальчиков. Пустой, потому что свободен. Не переживаешь, не загоняешься. Весь в процессе. И-и-и… взрыв! Ядерный.
— Я жену люблю, — крикнул слесарь. — ЖЕНУ. КОХАЮ.
Он зажмурился. Остыла баня. Волгин сел в кровати, перекрестился: не соблазняла его Анфиска. Померещилось! Мухиной вообще в комнате не было. Папаша её, упырь, брезгливо глядел с фотопортретов.
— Василич!
Волгин заозирался. Откуда вякает?
Внезапно завоняло резиной. Шинами. Приторными баночными коктейлями. Крепкими сигами и гелем «экстра-сильная фиксация» (Эля иногда с ним кудри накручивала).
— Плесов?!
Шиномонтажник и автослесарь сябры-таварышы (в теории). Ты — мне, я — тебе. Ты мужик. Я мужик. Оба не особо важные особы. Только между Василичем и Валентинычем лежала не смотровая яма, а пропасть. Ромка ненавидел всех. ВВ не ненавидел никого.
— Ты сегодня пиздил уебка, че, не кайфовал?
Ох, от прямого в нос — еще как! С «барина» слетела шапка. И спесь. Глазки, мгновение назад взиравшие на Волгина так, словно он обгадившийся на крыльце дворовой пес, покраснели, заслезились. Шнобель «клиента» отныне указывал строго влево.
— Секунду. Потом он меня в грудак толкнул и всек под дых. Морду себе я сам расхуячил — об пол.
– Убей его.
Придуши — он станет синеть, сипеть, дрыгаться. Махать холодными влажными руками. Как крылышками! Переедь ему ноги. В лесу. Пусть он, обоссавшись, ползет к своей болотной могиле. Выпусти ему кишки. Привяжи их к столбу. Заставь его лизать тебе ботинки, умоляя, умоляя…
Образы, сопровождаемые голосом, вворачивались в сознание слесаря гнусными шурупами.
- Не хочу я! НЕТ! — противостоял Виктор Васильевич. — Я хочу, чтоб мне за работу платили! Не хамили. И чего ты у Анфиски ночью забыл?! А? Нам с Элей её замуж выдавать, не за тебя, лайнo аслінае!
Волгин хлопнул ладонью по выключателю. Осветился сервант с сервизом и фотографиями. Ковер. Шведская стенка.
ВВ сунулся в шкаф.
— Ты где?
— Где не достанешь, — пропел гад.
Василич ухватил нечто твердое. Нечто, напоминавшее кадыкастую шею.
Тренированный слух майора из-за стенки распознал звуки борьбы — настоящей, не киношной. С «Макаровым» наизготовку он штурмовал квартиру Мухиной и снова позвал психотерапевта, ибо Волгин в шкафу мутузил воздух.
— Delirium tremens, — вздохнул доктор Тризны.
— Заклинания не помогут, — хмыкнул полиционер.
— А тут результат действия зелья. Белая Горячка. Сэр, — не сдержался Федор.
Глава седьмая. Сублимация
Владислав Селижаров работал типа архитектором. Рисовать он не умел, программами пользовался кое как. Зато дядя Влади, мамин брат, давно и скрепно администрировал ПГТ Береньзень. А папа основал ОПГ сиречь ОАО с загадочным названием «Гиперборея-траст-инвест». Оно построило жилой комплекс «Береньзень-плаза», пригласив варяга, Сванте Андерсона, архитектора (не «типа»), и притащив бригаду «чебуреков». Та же команда трудилась над элитным поселком «Ривьера» на берегу Береньзеньки. Сванте, по совместительству инженер-эколог, установил систему водоочистных сооружений, превратил загаженный ручей в речку, где завелась рыба, и осушил пару болот, чтобы создать комфортную рекреационную зону. Владя тем временем клепал кривенькие проекты таунхаусов с гольф-кортами и получал ЗП не меньше Андерсона.
Любой двадцатитрехлетний, да вообще, любой хомо без совести и амбиций, подобному стечению обстоятельств радовался бы до пошлых разглагольствований о карме и реинкарнации. ГПДДшник берёт под козырек. Свой дюплекс в «Береньзень-плаза» с видом на лес-кормилец всея береньзеньской знати — есть. Жена мисс «Журавль» предыдущего года — прекрасна. Владя же вырос личностью метущейся. Машину он водил как пенсионер, не нарушая. Дюплекс его раздражал: куда пять комнат? Гардеробная, спортзал? Он закрывался в туалете и нырял в игру. «Журавль»-Оксана никогда не искала супруга. Они редко пересекались на ста сорока квадратных метрах: ста шестидесяти сантиметровый Владя и ста восьмидесяти двух сантиметровая мисс.
Половая жизнь? Это в мультике между сусликом и цаплей может что-то произойти.
Чем больше Владислав Георгиевич врал отцу, который требовал отчетов о внукоделии, тем сильнее презирал себя и боялся войти в ее… спальню. Страх валил и скукоживал. Селижаров-младший сбегал в туалет и снова перевоплощался в колдуна. Крушил врагов направо и налево, рвался к Башне… Могучий блондин, великан, укротитель стихий. Аватар лысеющего гномика.
«Сублимация» — так, скорее всего, трактовал бы поведение Владислава Георгиевича Фрейд Зигмунд Якобович. — «Вы, милейший, подменяете сексуальное желание азартом игры. Классика!» Он бы дал молодому мужу наибанальнейший рецепт «любовного эликсира»: ювелирка, комплименты, ресторан. Пусть она налегает на полусладкое, ты пей водичку, соси устрицы, в крайнем случае, фарма в помощь.
Увы, той роковой ночью Владя последовал другому совету.
«Убей её».
Но сначала у него встал. Взмыл, уперся в дно ноутбука. Колдун спешно покинул геймплей и, не попадая по клавишам, загуглил: фтшьу екфз зщкт. Чертова русская раскладка! Догадливый поисковик его понял. Юноша нащупал флакон жидкого мыла. Экран погас. Владя еле сдержался и не заорал. От разочарования, да и от боли. Лет с шестнадцати он не испытывал столь острой нужды пехнуть. Он едва сознание не потерял, когда его взяли за член. Кто — неважно. Он терся тощей спиной о мягкие налитые груди и любил. Впервые за двадцать три года.
***
— Пьете давно? — Федя проверял рефлексы Волгина: молоточком по коленке, айфоновым фонариком в зрачок.
— Со школы.
— Запой давно?
— Нет у меня запоя. Плесов, халера…
— Помер два часа назад, — оповестил гражданина товарищ майор.
— Тю! Помер и не сдох? — Василич покачал головой. — Упырюга! То-то он мне мороженым показался, и вялым как… — ВВ глянул на Анфису. — Вчерашний пельмень.
— Занятная образность речи, — констатировал ФМ. — Нетипичный делирий.
— Сам ты! — обиделся Василич. — Дебилий, Масква!
— Я не из Москвы.
Карман Финка издал звук. Финк достал толстый смартфон, прочел сообщение и присвистнул.
— Племяш Рузского жену зарезал и в лес утек. Голый. — Полиционер повернулся к Федору. — Едем.
Федя устал. Его лазанью экспроприировали, итальянское настроение испоганили береньзеньским духом. Он решился на протест:
— Думаете, раз я временно бюджетник, я автоматически за родину и сталина? Обязан слушаться вас?
— Да! — Волгин топнул пяткой сорок шестого размера. — Власть народу! Нафиг мусарню!
— Если тебе, народ, дать власть на полчасика, ты нас всех укокошишь к Евгении Марковне! — прикрикнул
