Тяжело мамонтам. Тяжело Старой Мамонтихе. У неё прекрасная память. Она помнит, как было раньше. Зима была зимой, а лето было летом. Земля не тряслась, скалы не сыпались, лили дожди и солнце не жгло. И мамонты всегда знали наперёд, когда опять будет снег, а когда дождь, когда зима, а когда лето. А потом мир словно взбесился. Земля стала часто трястись, каждая зима отличалась от предыдущей, каждое лето было особенным. То слишком долго шёл снег, то бесконечно лил дождь. То бушевали сумасшедшие ветры. То не стихали пожары. То было холодно, когда должно быть жарко. То наоборот. И вот теперь стало чересчур жарко. Невыносимо. А им нужно идти. Идти с детёнышем.
Мамонт издали кажется как бы приплюснутым, напоминающим дугообразную волосатую гору. Вернее, даже две сросшихся вместе горы с ложбиной в области шеи. Его задние ноги короче передних, как у гиены, отчего он выглядит словно бы приседающим под своей собственной тяжестью. Так и есть. Передние ноги тянут голову мамонта вверх, как можно выше, чтобы оттуда глазам обозревать дали; зато заднюю часть исполинского зверя будто притягивает земля, манит к себе, не отпускает. Тяжело мамонту. Хуже всех этот неповоротливый зверь поспевает за изменениями. А мир вступил в полосу перемен. Мамонты это знают. Они – не двуногие люди, они не способны бить в бубны, вызывать духов и вопрошать: кто виноват?.. почему? Они просто знают, что мир вступил в полосу перемен. Весной знают, что лето будет плохое, сухое и жаркое, бескормное; осенью знают, что и зима придёт плохая, малоснежная, но холодная. Они это знают безо всяких вопросов, они с этим смиряются, принимают как есть, не протестуют. Сами мамонты не протестуют, а вот их тела… тела мамонтов нервничают, у них испаряется аппетит, начинаются боли – в животе и повсюду. А ещё они меньше сходятся друг с дружкой, меньше и реже, меньше рожают детёнышей, совсем мало рожают. Но и те, что рождаются, те рождаются хилыми и спешат умереть. Очень часто спешат. Нету смены для мамонтов. Покидают они эту землю. Безропотно покидают. Не умеют роптать. Старая Мамонтиха – не умеет. Знает, что нужно к реке, что сейчас они отдохнут и пойдут дальше. Она поведёт. С детёнышем поведёт, до вечера только даст отдохнуть, набраться сил. И пусть будет, что будет.
****
Людское стойбище шумит как пчелиный рой.
Это большое стойбище. Здесь сейчас расположилось всё племя степных людей. Много тут чумов. Трудно и пересчитать. Целых десять человек должны выставить все пальцы на обеих руках, тогда только получится счёт. Да ещё нескольких пальцев не хватит. И в каждом чуме живут по нескольку человек.
Чумы сделаны просто, но добротно. В их основании, как позвоночник, длинные шесты, составленные многоножником и связанные вместе сверху. По окружности они скреплены поперечными рёбрами из костей и веток и снаружи обтянуты прочными шкурами. Лучше для этой цели подходят шкуры мамонтов, но и другие тоже годятся – оленя, лося, быка. Снизу вокруг основания каждого чума присыпан небольшой земляной вал, придавливающий низ растянутых шкур и не позволяющий людскому жилищу сдвигаться. Помимо чумов есть в стойбище и несколько палаток с каркасом из костей мамонта, обтянутым также шкурами мамонта. Никуда не деться степным людям без мамонтов. Куда одни, туда и другие вослед. Прочная сцепка.
Вот и сейчас все думают о мамонтах. Даже женщины. Но вслух не обмолвятся. Нельзя. Несколько дней уже, как шаман провёл обряд Поиска и обнаружил стадо мамонтов далеко на восходе. Люди выслали разведчиков, но те до сих пор не вернулись. А ведь всем хочется большой охоты, настоящей охоты, после которой не нужно рыскать по степи каждый день, после которой можно запасти вкусной еды сразу на всю зиму, может быть, даже до следующей большой охоты. И жить себе припеваючи, ни о чём не тужась. Ну разве что земля опять затрясётся – пускай трясётся, или ветер очень сильный задует – пусть дует, когда у людей полно мяса, чего им тревожиться? Чум недолго поправить, если повалится. Разве что пожар в степи нериятен, но есть меры и против пожара, встречный пал можно пустить или ров вырыть.
Игривая Оленуха чувствует себя героиней. Это её молодой муж повёл разведчиков, вот какой он удалой охотник, и всё теперь зависит от её мужа, и все, наверное, думают о её муже, как он там справляется. Однако нельзя подавать виду. Никто и не подаёт. Но Игривая Оленуха знает, догадывается, ничего от неё не утаишь. Говорит об одном, а думает про другое. Как и все.
Игривая Оленуха лучезарно улыбается ослепительной белозубой улыбкой. Молодая, красивая, счастливая – что ещё нужно женщине? Всего предостаточно. И как тут не улыбаться?
Рядом с ней Чёрная Ива. Такая же молодая, такая же красивая, вот только улыбается реже. Третья женщина, Сквалыга, уже в годах. И почему-то совсем не улыбается. Хотя день такой радостный: солнце светит, птицы поют и вести хорошие будут непременно, но у Сквалыги своё на уме. И не понять младшим подругам, что именно.
Они сидят на поваленном бревне на окраине стойбища. Бревно когда-то было вкопано и стояло торчком, служа для совсем других целей, но потом оно состарилось, его повалили – и теперь на нём сидят женщины. Женщинам сидеть приятно. Занятий у них нет никаких. С утра сходили в степь, но уже до полудня вернулись, еду приготовить недолго, а что-нибудь там сшить – пока что нечего шить, когда дождь зарядит, тогда и сошьют. Но сейчас рядит солнце, на склоне лета оно всё ещё нещадное, но всё равно женщинам не досаждает. Когда досадит – напьются воды. А пока нет у женщин других забот, кроме как сидеть и радоваться жизни.
– А мой охотник какой-то задумчивый стал, таинственный, - говорит с притворным вздохом Чёрная Ива. Игривая Оленуха сразу же, непритворно, смеётся:
– Наверное, мало любит его Чёрная Ива. Потому остаются силы у её мужа и на задумчивость, и на тайны. Надо, чтоб не оставались.
Игривая Оленуха громко смеётся, Чёрная Ива тоже заулыбалась, и даже у Сквалыги вроде как немного поднялись уголки толстых губ, но эта, кажется, думает совсем о другом. И теперь говорит:
– Слышали, призрак появился. По ночам вокруг стойбища бродит.
– Какой такой призрак? – Чёрная Ива удивлена, первый раз о таком слышит, но Игривая Оленуха опять всё переводит в шутку:
– А по ночам спать надо. Притом вместе с мужем. Тогда и не будет никаких призраков.
Игривая Оленуха смеётся, а Чёрной Иве вдруг подумалось: не слишком ли много смеётся подруга? Словно не хочет серьёзного разговора, словно что-то скрыть пытается. Что?
Но теперь и Сквалыга начинает о том же самом:
– А вот Львиный Хвост как будто бы знаки подаёт тайные. Интересно, кому из нас троих?
