Уходивший в коридор Мигулько вернулся с известием, что приехала “скорая помощь”, а сам поскакал вниз для раздачи ценных указаний и контроля за процессом. Начальники высыпали в коридор и свесились из окна, я же не испытывала никакого желания смотреть, как оказывают помощь человеку, который из-за меня переломал кости.
Стеценко воспользовался передышкой и снова стал оказывать мне медицинскую и психотерапевтическую помощь. Заглянул Мигулько, доложил, что клиента увезли в ту самую больницу, где лежит наш потерпевший Коростелев. Сегодня его допрашивать уже все равно нельзя: в больнице ему сделают анестезию, и он, скорее всего, будет спать.
Костик заверил, что пост в больнице будет надежный, ошибок они не повторят, а я напомнила ему, что личность задержанного так и не установлена. Я рассказала, что клиент назвался Петровым Игорем Юрьевичем, но я могу поспорить на что угодно, что зовут его вовсе не так. А поскольку он всеми силами, вплоть до побега, уклонялся от раскрытия своего инкогнито, можно представить, какой у него отягощенный уголовно-правовой анамнез. Иными словами, интересно, кто и за что разыскивает нашего “Петрова”. Но единственное, что мы можем пока сделать, — это откатать ему пальчики и заслать их в информационный центр. Если его ищут в Питере или окрестностях — узнаем об этом завтра, а вот если в других городах и весях, то сбор информации затянется; и хорошо, если он засветился где-то в России. А вот если на территории бывшего Союза — то дай Бог, если нам сообщат о нем что-то интересное через пару месяцев.
— Ну что, бумаги оформляем на Петрова Игоря Юрьевича? — уточнил Мигулько, и я кивнула.
Ну не в приемник-распределитель же его совать для установления личности. Арестуем как Петрова, и в ходе следствия будем устанавливать его подлинное имя.
— Мария Сергеевна, а вы — домой, — не терпящим возражений тоном сказал прокурор. По-моему, он просто боялся, что я вляпаюсь еще в какие-нибудь приключения, и стремился как можно скорее увезти меня из районного управления внутренних дел, где невинных девушек подстерегает столько опасностей. — Я вас отвезу. Вместе с доктором, — добавил он, кивнув на Стеценко.
Тот прямо засветился и принялся обстоятельно объяснять прокурору, как я нуждаюсь сегодня в наблюдении опытного врача. Я не удержалась и заметила, что, слава Те, Господи, в услугах патологоанатома пока не нуждаюсь. Стеценко надулся, прокурор стал меня воспитывать, в общем, страсти закипели и продолжали кипеть по дороге домой. Шеф на прокурорской машине доставил меня до самого подъезда, из машины меня бережно извлек Стеценко и повел в парадную, поддерживая так, будто ноги сломала я, а не мой клиент. Шеф высунулся в окошко нашей “Волги” и подбадривал доктора, а когда мы уже открывали дверь парадной, спросил, не забыла ли я получить отпечатки пальцев у моих потерпевших по серии?
— Туда все равно специалист поедет брать отпечатки у злодея, пусть возьмет у последнего потерпевшего.
Я остановилась в дверях парадной:
— Владимир Иванович, а зачем нам пальцы потерпевшего? Вы думаете, мы в парадных найдем чьи-то пальцы и надо будет отграничивать?..
— Мария Сергеевна, пока дельных версий нет, надо выполнить весь комплекс необходимых мероприятий. Вот если бы мы не блуждали в потемках, то выбирали бы, что нам понадобится, а что без толку. Сделайте, мой вам совет.
— Хорошо, — согласилась я.
Дома ребенок, конечно же, играл на гитаре вместо решения задач по геометрии. И не что-нибудь играл, а “Лестницу в небо”, причем сверяясь с нотами, так что язык не повернулся сделать ему замечание.
Сашка, естественно, сразу напугал моего мальчика, рассказав, что я травмирована при задержании опасного преступника. Мой практичный сынок, после соблюдения приличий и выражения сочувствия, деловито поинтересовался, неужели я так серьезна пострадала, что ему придется самому стирать себе трусы и носки? Я заставила его понервничать, нарочно слабым голосом заявив, что не только свои, но и мои, а также скатерти и постельное белье.
Ребенок заволновался и спросил в пространство, а не поехать ли ему к бабушке, иными словами — не отсидеться ли там, пока я не обрету трудоспособность.
— Предатель, — сказала я, укладываясь на диван. — Нет, чтобы за матерью поухаживать…
— А Саша на что? — резонно возразил сыночек. — Ему больше хочется ухаживать. Ты только посмотри на него. К тому же он профессионал.
Стеценко, похоже, слегка отвык от приколов моего сыночка, потому что зарделся. Я набрала номер телефона дежурного по РУВД и передала свои пожелания относительно дактилоскопирования пациентов районной больницы. Дежурный, Слава Ромашкин, заверил меня, что все бу сделано, и предложил отправить туда Кужерова с набором для снятия отпечатков рук.
— Вот он как раз проспался и бродит тут, свеженький как огурчик. Надо срочно его занять общественно-полезным делом.
Кужеров, видимо, так соскучился по общественно-полезной деятельности, что уже через пятнадцать минут звонил в дверь моей квартиры. Увидев на кухне Сашку в переднике, он понимающе хмыкнул. Я быстро настрочила ему постановления на получение образцов следов рук, выдала бланки протоколов и отправила на задание. Уже когда он был в дверях, я спохватилась, что труп господина Белоцерковского у нас тоже нуждается в дактилоскопировании, на что Кужеров резонно заметил, что в морге трупам пальцы катать он не нанимался, там свои специалисты есть. На том и порешили.
Надеясь, что Кужеров не подведет, я распрощалась с РУВД до завтра и с наслаждением наблюдала, как вокруг суетятся Гоша и Сашка. Это зрелище стоило шишки на лбу. Стеценко приложил все свои специальные познания, чтобы завтра я не была похожа на единорога, а ребенок подал мне ужин. Сашка потом помыл посуду, а ребенок расстелил мне постель.
Пока они базарили, кто будет мне читать на ночь, я заснула.
Телефонный звонок разбудил меня ни свет ни заря. Схватив спросонья трубку, я услышала родной голос дежурного по РУВД Славы Ромашкина, который интересовался, куда и за каким дьяволом я послала опера Кужерова?
Я села в кровати, прокашлялась и машинально потрогала шишку на лбу. Голова трещала как после попойки, шишка на ощупь была больше самого черепа.
— Я его в больницу послала, лежачих дактилоскопировать Коростелева, моего потерпевшего и вчерашнего злодея, — наконец, собравшись с мыслями, ответила я.
— А как ты думаешь, сколько времени на это надо? — меланхолично спросил Ромашкин.
— А сколько сейчас?
— Да, головушку-то тебе отшибло, — посочувствовал Слава. — Седьмой час утра пошел. Извини, если разбудил.
— А что, он так и не возвращался?!
— В том-то и дело. Собственно, сам Фужер никому не нужен, просто набор пальцевый тут с фонарями ищут, дежурной группе понадобился.
— Даже не знаю, что тебе сказать, — трогая свою шишку на лбу, я вдруг испугалась, что наш задержанный злодей вчера зверски убил опера Кужерова вместе с охраной и закопал в больничном саду. — Слава, а в больнице все в порядке? Вы с охраной связь поддерживаете?
— Конечно. Там все спокойно. Постовые говорят, что опер приходил около восьми, оттуда пошел дактилоскопировать потерпевшего.
— Ничего не понимаю. Слава, если Фужер найдется, позвони, ладно?
— Ладно, будем искать.
Положив телефонную трубку, я обнаружила в постели рядом с собой доктора Стеценко, правда, под отдельным одеялом, как и подобает порядочному доктору, изнуренному оказанием пациентке медицинской помощи ночь напролет.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обозревая с подушки мое телесное повреждение.
— Нормально. Сашка, Кужеров куда-то пропал. Из больницы не вернулся. Ничего не понимаю.
— Ну и чего ты не понимаешь? — Он лег на бок, подсунул ладонь под щеку и залюбовался моей травмированной физиономией.
— Не понимаю, куда он делся?
— А чего тут понимать? У него вчера на лице было написано, что душа горит и просит продолжения банкета.
— Ты намекаешь, что он вместо больницы пошел в рюмочную?
— Почему? Тебе же сказали, что он дошел до больницы.
— Значит, после больницы пошел напился?
Я расстроилась. Мне сразу представилось, что Кужеров, напившись, потерял набор для дактилоскопирования, а заодно полученные отпечатки, ксиву и пистолет.
— Ну уж это не закажешь. Он большой мальчик.
Раздосадованная, я отбросила одеяло и накинула халат.
— Маша, — робко позвал Александр, не меняя позы, — ты извини, я вчера тут прилег рядом с тобой и заснул нечаянно. Я себе ничего не позволял, правда.
Я не удержалась и хмыкнула при мысли о том, что мы со Стеценко вполне целомудренно провели ночь в одной постели; в той самой, которая в свое время чуть не развалилась от наших жарких объятий. А тут — “ничего себе не позволял”…
— На сколько тебе поставить будильник?
