В городе Вычуге Ивановской области две молодые ткачихи Дуся и Маруся Виноградовы поставили рекорд на обслуживании ткацких станков, каждая стала работать на 100 станках, тогда как большинство ударниц-ткачих работали на 30-40 станках.
Новым именам не было конца. Всех их объединяло одно: узнав о почине Стаханова, они пересмотрели свою работу, стали шире и лучше использовать мощность станков, усовершенствовали технологический процесс, Производительность труда намного повысилась, подтвердив лозунг партии о том, что овладевание техникой в период строительства социализма является способом увеличения производства и улучшения благосостояния.
Глава V
Поезд затормозил, дернулся раз, другой и со скрежетом остановился. К вагону уже бежали встречающие с лозунгами и цветами, грянул духовой оркестр. Алексей вышел на перрон. Он пожимал чьи-то руки, кто-то по-дружески хлопал его по плечу, черноглазая девчушка с большими белыми бантами в косичках пробивалась к нему через толпу. Люди расступились, давая ей дорогу, за девочкой неотступно следовали двое мальчишек в пионерской форме. Ребята выстроились перед Стахановым, и девочка протянула ему огромный букет цветов.
-От пионеров герою Стаханову пламенный привет - звонко сказала она и замерла в торжественном салюте.
- Спасибо, ребята. - Алексей Григорьевич неловко взял цветы. Он чувствовал себя смущенным. - Большое вам всем, товарищи, спасибо...
Хотя по дороге в Москву стахановцев встречали так почти на каждой станции, привыкнуть к подобному вниманию и почету было трудно. Вместе с делегацией шахтеров и металлургов из Донбасса на празднование восемнадцатой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции ехали в столицу Алексей Стаханов, Кончин Петров и Мирон Дюканов.
Из многих городов и сел в эти дни спешили в Москву лучшие труженики. Уже стало традицией собирать в столице на Первое мая и Седьмое ноября знатных людей страны.
6 ноября делегаты прибыли в столицу. Едва устроившись в гостинице, Алексей, не дожидаясь товарищей, ушел. Ему хотелось немедленно пойти на Красную площадь, к Мавзолею, к Кремлю. Стаханов вышел на улицу Горького и остановился. Главный проспект Москвы подготовился к празднику. Через улицу протянулись бесчисленные транспаранты, флаги. Красные полотнища, колыхавшиеся на ветру, украсили дома. И всюду лозунги: одни прославляли ударников и стахановский труд, другие призывали к освоению техники, укреплению колхозов, к борьбе за благосостояние и счастье советского народа.
Алексей прошел несколько шагов и в витрине огромного магазина увидел портреты членов Политбюро ЦК, а в другой - группу стахановцев и свой собственный портрет. Ему даже стало не по себе, охватило какое-то странное чувство, в котором он не мог сразу разобраться. Стаханов перешел улицу Горького, свернул с людной красивой улицы, чтобы собраться с мыслями, побыть одному. Миновал здание телеграфа, походил по каким-то переулкам. В маленьком скверике заметил пустую скамейку и сел на нее. Никого поблизости не было, и только листья, шурша, мягко падали на землю, на плечи. Он взял большой желтый лист и начал машинально вертеть его в руках. Совсем близко от скамейки прошла молодая женщина с коляской, рядом с ней энергично шагал школьник лет десяти с набитым книгами и тетрадками ранцем за плечами. Мать и сын о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. Стаханов проводил их взглядом и задумался. Услужливая память сразу воскресила перед ним его детство, прошедшее в бедной деревне Луговой Островской волости Ливенского уезда Орловской губернии. Нищета и чувство непроходящего голода - таковы первые, самые яркие воспоминания Алексея. Когда отец в 1914 году ушел на германскую войну, мать отдала девятилетнего Лешку в батраки к кулаку. Мальчик вставал с зарей. целый день пас скот, а вечером работал на скотном дворе. Зимой он убирал конюшню, хлев и так уставал за день, что засыпал, едва добравшись до кучи тряпья, служившей ему постелью. Год работал Алексей у кулака и ничего не получил: вся плата была вспашка кулацкими лошадьми четырех десятин земли, принадлежавшей семье Стахановых. Через год вернулся мальчик домой, но дома есть было нечего, и пришлось ему снова идти в люди. Едва Леше минуло одиннадцать лет, его отдали подпаском к сельскому пастуху. Три сезона он работал только за еду.
С весны и до поздней осени вместе со старым пастухом он пас коров и овец. По очереди питались у разных хозяев. Некоторые старались накормить их досыта, другие, а таких было куда больше, отделывались хлебом и квасом.
Этой же зимой Алексея отдали учиться в церковноприходскую школу. Несмотря на трудности - не было ни одежды, ни обуви, а главное - он должен был сам зарабатывать себе пропитание, Алексей все-таки три зимы продержался в школе, научился читать, писать и усвоил азы арифметики.
Солнце, выглянувшее из-за серой осенней тучи, залило радостным теплым светом сквер, заиграло в позолоченном куполе небольшой церквушки, маленькой, опрятной, видно, недавно отремонтированной. «Церковь-то, наверное, работает!» - удивился Алексей. И сразу припомнилась анкета, присланная Венским архивом, а в ней вопрос о его вероисповедании. Как же он мог верить в бога, когда еще в церковноприходской школе начались у него с богом конфликты. В школе закон божий преподавал местный священник. Он заставлял ребятишек учить наизусть молитвы, а на это у них не хватало ни времени, ни желания. За всякий невыученный стихирь провинившихся ставили на колени и не просто на пол, а на рассыпанный горох. Тогда и возникла у Алексея ненависть в первую очередь к священнику, а затем и к богу, Не пришлось тогда парнишке закончить школу. Бедность заставила мать забрать сына из школы и снова отправить в пастухи.
В 1919 году вернулся домой из австрийского плена отец, Григорий Стаханов, и попал в самую гущу событий. Гражданская война была в разгаре, то белые, то красные брали власть. Одним из самых страшных воспоминаний детства был налет деникинцев на Луговую. Белые ворвались в деревню, и начался страшный грабеж. Она отнимали у крестьян все, что попадало под руку, а тех, кто пытался сопротивляться, жестоко били. Не обошли они и бедную избу Стахановых. Когда забирали коня, отец стал возмущаться, и тогда деникинцы на глазах у жены и детей жестоко избили его плетьми.
Алексей Григорьевич никогда не забудет свист плетей и взбухающие кровью полосы на спине и руках отца. Григорий Варламьевич ни разу не крикнул, не застонал, зато изошлась в слезах мать и охрипли от крика и плача ребята. Белые ушли, оставив избитого, без сознания лежащего отца и разоренную избу. Отец пролежал несколько дней, а потом у него долго болела спина и он тяжело кашлял.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
