стул, – и что же вы намереваетесь сообщить господину Кочкину о так называемом мастере Усове? Вы ведь о нем пришли рассказать или я ошибаюсь?
– Да, о нем, – тонким голосом подтвердил юный посетитель, в глазах которого метался вопрос: «А не зря ли я сюда пришел?»
Фон Шпинне понял это мгновенно и сразу же сменил тактику:
– Но прежде чем вы сообщите мне то, что намереваетесь, я хотел бы узнать ваше имя, ведь должен же я как-то к вам обращаться.
– Володя, – назвал себя молодой человек, но через мгновение поправился: – Владимир.
– Владимир, владеющий миром, из всех русских имен мне это нравится больше всего. Помню, в детстве, как я завидовал своим сверстникам, носящим это великое имя, как удивлялся их непониманию своего счастливого удела, ну да дело прошлое. Меня зовут Фома Фомич. Помните, был такой евангельский Фома, Фома-неверующий, а я, получается, неверующий два раза. Итак, Владимир, что же мастер Усов, где нам его искать?
Видя, что молодой человек смущен и не решается начать, полковник предупредительно заметил:
– Можете не торопиться, дело это непростое, нужно собраться с мыслями, вас легко понять. К тому же в полиции, наверное, впервые. Или я ошибаюсь?
– Впервые, – кивнул Володя и, шумно выдохнув, начал говорить о деле: – Видите ли, меня там внизу, – он мотнул головой, – не совсем верно поняли…
– Вы хотите сказать, что не знаете, где искать мастера Усова?
– Да!
– Зачем же вы пришли? – В тоне Фомы Фомича не было раздражения, он спрашивал мягко, по-отечески.
– Понимаете, я прочел объявление о том, что разыскивается мастер Усов, там, в трактире у Клокова. Потом его, объявление это, сорвали. Я не знаю, кто сорвал, ну это неважно, хотя, может быть, для вас…
– Для нас это тоже неважно, продолжайте.
– Я вспомнил… – Володя замолчал.
– Что вспомнили?
– Я вспомнил… история, правда, не очень… и я там не лучшим образом…
– И тем не менее мне хотелось бы ее услышать.
– Очень некрасиво получилось, я совершенно случайно, поверьте, сам того не желая, подслушал разговор…
– Подслушивать – это скверно, – проговорил начальник сыскной несколько назидательным тоном, но улыбка его при этом стала еще шире, а глаза заблестели.
– Я тоже так считаю, поэтому мне очень неприятно не то что говорить, даже думать об этом.
– Ну, ну, молодой человек, не терзайте себя, и я вам верю, произошло совершенно случайно. – Итак, о чем был случайно подслушанный вами разговор?
– О мастере Усове.
– О мастере Усове? Это интересно, это очень интересно. Так-так, а позвольте поинтересоваться, кто говорил о мастере Усове, чью беседу вы подслушали?
– Моего дедушки, да это и не совсем беседа…
– Не совсем беседа? Как вас понимать: не совсем беседа? – насторожился фон Шпинне, с самого начала подозревающий: что-то здесь не то, не зря же мальчишка виляет.
– Понимаете, я живу с матерью и дедом. Отец умер, когда мне было десять лет…
– Сочувствую, – кивнул Фома Фомич.
– И дед, он мне заменил отца, хоть немного и не в себе…
– Как это понять, «не в себе»?
– Он душевнобольной.
Нет, улыбка не сошла с лица Фомы Фомича и брови остались так же благостно изогнуты, только по-неживому стеклянно сверкнули глаза на мгновение, но этого было достаточно, чтобы понять – начальник сыскной недоволен.
– Дедушка, он немногословен и поэтому, наверное, разговаривает во сне, а я, – Володя вздохнул, – подслушал!
Трудно сказать, что произошло, но Володя, неожиданно для начальника сыскной, да, наверное, и для самого себя, пустив обильную слезу, признался в том, что подслушивал, о чем говорит его дедушка во сне, не случайно.
История была древняя как мир. Оказалось, что у старика имелись сбережения, которые он где-то спрятал, а вот где спрятал, забыл. Разумеется, ни невестка, мать Володи, ни сам внук деду не верили, подозревая, что старик все помнит, а не говорит исключительно от жадности. Да и как, как можно забыть, где спрятаны деньги? Для их еще не тронутых склерозом мозгов это было невероятным. Ну, а поскольку дедушка, как было известно матери с сыном, болтал во сне, появилась мысль устроить в маленьком пыльном чуланчике, примыкающем к комнате деда, подслушивающий пункт, в надежде, что старый человек во сне проболтается. Но, по всей вероятности, старик действительно забыл, где спрятал свои сбережения, разумеется, если они у него были. Поэтому-то Володя, а это ответственное дело было поручено именно ему, прикладывая ухо к загодя проделанному в фанерной перегородке отверстию, услышал вовсе не то, что хотел. Старик говорил о каком-то мастере Усове. Разумеется, молодой человек не придал никакого значения этому бреду спящего полоумного деда. Забыл. И вспомнил лишь после прочтения в клоковском трактире объявления о розыске.
– Он точно назвал фамилию Усов? – спросил фон Шпинне.
– Да, и не просто Усов, он говорил «мастер Усов», это и заставило меня к вам прийти.
– Скажите, пожалуйста, Владимир, вы же не один раз подслушивали своего деда?
– Мне стыдно в этом признаться, но не один.
– А вам никогда не приходило в голову, что у вашего дедушки просто-напросто нет денег, которые он мог спрятать?
– Да что вы, что вы, – отмахнулся Володя, – как это нет денег? Есть! Мы точно знаем.
– Ну, хорошо, с этим понятно. Теперь вернемся к мастеру Усову. Сколько раз дед упоминал о нем?
– Да каждую ночь только и говорит, что об этом мастере Усове.
– И что же он о нем говорит?
– Вы знаете, совершеннейшая абракадабра. Какая-то деревня, кто-то должен туда ехать, находить там Усова, у которого есть ложка…
– Он говорил, что у Усова есть ложка? – заинтересовался Фома Фомич. Это удивило молодого человека.
– Да! – ответил он. – А у кого нынче нет ложки, без ложки-то и не проживешь.
– Справедливо, – согласился фон Шпинне. – Знаете, Владимир, то, что вы мне рассказали, очень и очень занятно, но хотелось бы послушать вашего дедушку непосредственно, вы понимаете меня? – С едва заметным кивком фон Шпинне подался вперед.
– То есть вы сами хотите его подслушать?
– Ну, если вам угодно это так назвать, то да, я хотел бы его подслушать.
– Ну, я не знаю, как маменька… дозволит, она у меня строгая.
– Маменька может не позволить? – засмеялся начальник сыскной. – Я думаю, мы ее уговорим.
Фома Фомич записал адрес Володи Мясникова и, пожав ему руку, отпустил домой. Володя с неохотой встал, снял с вешалки картуз, делая это крайне медленно, словно ждал чего-то. Начальник сыскной знал, почему не торопится, почему мнется его посетитель, но виду не подавал. Уже стоя в дверях, Володя наконец-то решился на вопрос:
– А можно поинтересоваться?
– Разумеется, – Фон Шпинне уставился на него ясными глазами.
– Там в объявлении, ну у Клокова в трактире, которое… – Володя запнулся. Нет, все-таки непросто, ох как непросто говорить о деньгах, особенно с тем, кто смотрит на тебя таким вот открытым и доверительным взглядом.
– Так что там в объявлении?
– Вознаграждение, – едва слышно промямлил Володя.
– Ничего не могу разобрать, говорите громче, что в объявлении?
– Вознаграждение, – повторил с большей силой Володя.
– Вознаграждение? Какое вознаграждение? – Фон Шпинне озабоченно наморщил лоб и поднял подбородок, а в голос добавил чуть-чуть металла. – О каком вознаграждении вы говорите?
– Ну, там, в объявлении, за сведения… – Володя находился в таком состоянии, что, будь у него деньги, сам бы заплатил, чтобы только быстрее покинуть этот кабинет. – Я так, я пойду!
– Ах, вознаграждение, ну как же я мог забыть! Спасибо, что вы мне напомнили. Увы, всего в голове не удержать. Да, да, вам полагается награда, но получите вы ее тогда, когда мы послушаем, что говорит во сне ваш дедушка. Понимаете меня?
– А когда вы будете слушать?
– Хотелось бы, конечно, пораньше, но ваша маменька… Нужно будет время, чтобы сговориться с ней.
– А если я сам сговорюсь?
– Ну, когда вы сговоритесь, мы приедем и послушаем.
– А давайте завтра?
– Давайте завтра. Вы подойдете сюда в это же время, и мы отправимся к вам домой. Ваш дедушка как, рано спать ложится?
– Спать-то он рано ложится, не засыпает долго, – ответил Володя.
– Подождем, – сказал фон Шпинне. – Нам торопиться некуда.
После того как Володя Мясников наконец-то ушел, Фома Фомич велел дежурному прислать чиновника особых поручений Кочкина Меркурия Фролыча и вернулся к своему уже давно остывшему чаю.
