– Нечего бояться, – успокаивала старшая над служанками. – И это пока ерунда… Вот в тот год, когда хозяин привез хозяйку, вода аж в первых дворах стояла, пришлось доставать подвесные мостки.
– Только бы бурь не было, – качал лишенной волос головой надзирающий за кухнями. – Стены сложены на совесть, не размоет, а вот ветер…
Мэллит слушала о прежних ненастьях, и ей казалось, что серая осень пришла навсегда. Серым было все, кроме огня и цветов, которые присылала первородная Ирэна. Она по-прежнему ходила в свой сад, гоганни видела, как опасная возвращается, сбрасывает на руки прислужницы блестящий от воды плащ и, укрыв лицо в мокрых хризантемах, садится в кресло, ожидая, когда ее ноги освободят от испачканных башмаков. Потом хозяйка откладывала букет, выпивала поднесенное ей горячее питье и уходила к себе, а Мэллит отправлялась в отведенные им с роскошной покои. Здесь было тепло и горели свечи, но девушка знала – тяжелые шторы прячут дождь, которому нет конца.
Врач, высокий и достойный, велел нареченной Юлианой много лежать, и та лежала, вспоминая счастье и беду. Она не плакала, это делала осень, что была рядом. Не отходившая от роскошной Мэллит слушала о былом и ничего не могла изменить, даже вынести неприятные цветы – осиротевшей нравился горький аромат и яркие лепестки. В сердце девушки поселился страх за мать и дитя, но добрая не верила в злое.
– Глупости! – сердилась она. – Ирэна не из счастливых, что да, то да. Овдоветь, оставшись бездетной, о таком и подумать страшно! Только она – милая девочка, а ее брат нас всех выручил. Курт обязательно представил бы полковника Придда к ордену, и я об этом написала Савиньяку. Конечно, лучше бы мне рожать дома, но нам с тобой нужно быть здесь, когда Талиг отдаст Курту последние почести. Жаль, не будет командора Горной марки, но лучше никто, чем фок Варзов. Это он пустил «гусей» в Марагону, а ведь его считали хорошим полководцем. Подумать только, Курт осуждал наших земляков за нарушение субординации! Да Райнштайнер должен был требовать не решительных действий, а смены командующего. Ну что ты так смотришь?
– Эти йернские шары некрасивы, – пыталась настоять на своем Мэллит. – Лучше их унести.
– Пусть будут, – не согласилась нареченная Юлианой. – Ирэна понимает в садах, хотя все засадить цветами и травой – глупость. Сад прежде всего должен кормить! И утку здесь запекать не умеют, выходят какие-то опилки, а мне что-то хочется утки! Мелхен, ты должна им помочь, и не откладывай, сходи прямо сейчас.
– Но я могу понадобиться…
– Я лягу спать, а возле кровати есть звонок. Беги, объясни, как надо, только не очень их ругай, мы все-таки в гостях.
В Озерном замке знали лишь один способ готовить птицу, и он губил нежное мясо, лишая его сока. Гоганни не стала спорить с несведущими, она попросила противень, и ей дали чистый и большой, но слишком тонкий. То, что получилось, отец отца подал бы пьяным и изгнал опустившегося до подобного ничтожества повара отмывать куриные желудки, только жители Альт-Вельдера не пробовали истинного. Они восторгались тем, что было лишь на волос лучше дурного, и Мэллит стало стыдно от незаслуженных похвал.
– Нужны специи, – умеряла ложный восторг гоганни, – и то, чем отбить неприятный запах. Если нич… Принесите мне зеленых яблок!
Яблоки принесли, и второй раз она запекла уже трех уток почти достойно. Мэллит была собой довольна, однако ее смущали восхищенные взгляды.
– Я не умею печь пироги, – сказала гоганни, чтобы прервать похвалы. – Я многого не умею и ничего не знаю о лесных грибах. Научите меня.
Ей обещали, и в голосах обещавших была радость. Нареченная Юлианой спала, проведав ее, девушка вновь спустилась в служебные комнаты. В этот день она узнала многое и почти забыла о первородной Ирэне и ее садах. Пришло время ужина для старших слуг, и Мэллит пригласили за стол; девушка не чувствовала голода, но ела со всеми рагу и пила вино. Вкус его был странен, однако сидящие рядом объяснили, что напиток порожден рябиной – деревом с белыми цветами и красными, отвращающими зло ягодами. Мэллит кивала и улыбалась – ей нравилось сидеть у огня, слушая, о чем говорят старшие. Уходить не хотелось, звонок молчал, а рядом приятные люди судачили о дожде, о войне, о хозяйке…
– Она любит цветы, – поддержала разговор Мэллит, – она присылает их нам. Такие красивые.
– Она только их и любит, – сказала высокая и прямая, с толстой косой вокруг головы.
– Эмилия! – одернула старшая над женщинами. – Думай, что несешь!
– Да я не в укор. – Эмилия смотрела на Мэллит, будто желая сказать больше, чем могла. – Такой доли злому врагу не пожелаешь, только вдовой ей лучше. Она ведь замуж как в Багерлее шла, уж я-то знаю, на моих глазах слаживали.
– Знаешь, так молчи! – оборвала старшая. – Долг свой госпожа справляет – дай Создатель каждому, а что невеселая, так не всем козами скакать.
– А… – начала Мэллит и все повернулись к ней. – Госпожа графиня сказала, что ваш хозяин утонул. Он упал в воду?
– Может, и упал… – начала Эмилия, поймала очередной недовольный взгляд и забила себе рот сладким пирогом.
– Хозяин решили пойти гулять и никому не сказали, – объяснил дородный и важный. – Они не любили быть слабыми, и заботу лишнюю не любили, а хозяйка… Она слушала не мужа, а лекаря. Правильно слушала, кто бы спорил, только кому понравится, что тебя за ручку водят, будто трехлетку какого?
– Деток у них не было, вот что, – вмешалась красивая и румяная. – Как детки пойдут, не до мужа станет.
– Ты это Свену своему скажи!
– Зачем говорить, он и так знает.
– Ну и дура! Муж, он всегда найдет, кто ему… пятки почешет. Жена не захочет, так свет велик.
– Ну, разболтались! – Еще один, когда-то рыжий, а теперь седой подлил Мэллит вина. – Это при барышне-то! Вы их, сударыня, не слушайте. Юбки длинные, языки тоже, а в головенках, прошу простить, небогато.
– Это у…
– Тпру, болтушки! Я госпожу Ирэну с рождения знаю, только и расставались, когда в Борн на год отъезжали. Неласковая она, что да, то да, но себя не уронит. Нет, не уронит… Господин ваш знал, чего хотел. Три года вокруг ходил, ну и выходил.
– А уж приданое! – засмеялся кто-то возле печки. – И Заката никакого с таким приданым не нужно!
– Тпру, вам сказано! – повысил голос дородный. – Барышня про графа спрашивали. Погулять они вышли, в нижний сад. Дурное это место, я так скажу, и всегда дурным было. Лучше б его за стенами оставили, да заблажилось, вишь, игрушку там устроить. Каприз, чтобы всё как на югах. Ну и сделали. Путаницу водяную, а в середке, где прежде заклятый колодец был, – пруд. Никто туда, барышня, не ходит, ну и вы не ходите.
Мэллит кивнула. Она уже видела то, что скрывали от гостей, видела и слышала.
– Господина в канале нашли. – Старшая поджала губы, как поджимала их мудрая Ракелли, говоря о том, что ей не нравилось. – То ли сомлел, то ли поскользнулся. Глубоко там, дно скользкое, здоровый – и тот сам не вылезет. Позапрошлой осенью Анни вот утянуло… А место в самом деле худое, нечего было расковыривать, тут Губерт правильно говорит.
– Нечего, – шепотом повторила Эмилия. – Нечего…
2
Если женщина принимается сводничать хотя бы в мыслях, значит, она преисполнена доброжелательства. Графиня Савиньяк успела примерить вдове дурака Арамоны с пяток отличных женихов, толком не подошел ни один, но само занятие было приятным, как и неспешные, скрашивающие ожидание разговоры. Луиза вышивала, с детства не терпевшая рукоделия Арлетта, прихлебывая остывающий шадди, расспрашивала про выходцев, и тут явился живехонький адъютант. Регент извинялся и очень просил прийти, причем срочно.
– Обидно, если капитан Гастаки заглянет именно сейчас, – посетовала графиня.
Капитанша пообещала задержать покойницу, буде та появится, и принялась вдевать в иголку нитку. Стань фок Варзов помладше и поздоровей, такие волосы и такая невозмутимость могли бы его увлечь, только дело вряд ли сладилось бы. Уж больно упорно вдовица именует Росио «герцогом Алва», это явно неспроста, особенно на фоне просто Манриков, просто Колиньяров и просто бедняги Фердинанда с просто регентом.
Странности титулования роднили скромную капитаншу с принцессами Оллар – Георгия и Карла в ранней юности вздыхали по маркизу Эр-При. Сестры старались не показывать виду, но королева все равно заметила, а черноокий Морис заметил Жозину Ариго. При дворе шептались, что ее величество недовольна, однако маркиз как-то умудрился добиться отцовского благословения, зато потом не перечил батюшке ни в чем. Арно было проще: он уже стал главой семьи и никого не спрашивал, если кто и колебался, то Рафиано. Слишком рано, слишком стремительно, слишком близко к соберано Алваро…
К регенту преисполнившаяся воспоминаний графиня вошла, предполагая что угодно, но не встречу с весьма привлекательным молодым человеком. Окажись парень постарше, впору было б заподозрить… красивое.
