Рив хотел закричать, но не смог. Он закрыл глаза, однако ничего не исчезло. Все те же видения плясали перед его внутренним взором, разгораясь все ярче и ярче… И вдруг мгновенно, внезапно он понесся куда-то вниз, в пропасть, все закружилось, к горлу подступила тошнота. Тошнота стала нестерпимой, голову кто-то начал разрубать топором. А потом все исчезло, и наступили мрак и тишина.
Рив потерял сознание.
Очнулся он под утро с головной болью, с ощущением слабости, весь липкий от пота. В комнате было душно и в то же время холодно. Отвратительно пахло рвотой, вчерашним пивом, черствыми бутербродами…
На полу вдоль стен в нелепых позах спали девушки и ребята. У них были серые лица, лиловые веки, у некоторых у рта набежала слюна. Пальцы белели, безвольно растопыренные или, наоборот, судорожно сжатые в кулаки.
Ал и еще один парень бодрствовали. Тупо уставившись в пространство, они жевали ароматическую резинку, то и дело сплевывая прямо на пол.
Через окно пробивался какой-то грустный, грязный рассвет. Заметив, что Рив пришел в себя, Ал постарался выдавить на бескровных губах улыбку.
— Ну, поздравляю.
— С чем? — промямлил Рив.
— С боевым крещением. С приобщением к рыцарям марихуаны!
— А… — У Рива не хватило даже сил говорить. Он уже понял, что вчерашние сигареты были с наркотиком. Разве он, не курящий, мог определить — дали ему обыкновенную сигарету, или с этой дрянью? О господи! Ничего себе вечериночка! Ничего себе Ал, новый дружок с его секретом хорошего настроения! Настроение у него вчера действительно стало отличным, так минут на пять… Платить за пять минут такую цену — раскалывающейся головой, ставшими чужими руками и ногами, тошнотой, от которой хочется застрелиться… Слуга покорный! Но у него не было сил ни ругать Ала, ни упрекать да и вообще говорить. А тот не унимался:
— Ничего, первый раз всегда так. Имей в виду: когда куришь простые сигареты, то есть с табаком, такая же штука происходит. Потом ничего, все привыкают. Смотри, курильщиков на свете миллионы. Только разве это то же удовольствие? Черта с два! А насчет сигарет не беспокойся. Ал тебе всегда достанет. Можешь на Ала положиться.
«Как же, увидит меня еще этот Ал, чтоб ему пусто было!» — размягченно думал Рив, не в силах сказать ни слова. Но как ни странно, как ни невероятно может показаться, когда неделю спустя Ал, заискивающе хихикая и бегая глазами, снова пригласил Рива на вечеринку, тот согласился. Он бы и сам не мог ответить почему.
«Ведь все зависит от меня, — рассуждал он. — Попробую еще разок, только один, и на этом поставлю точку. Просто любопытно — может, какое новое впечатление. Да и вообще хочется закрепить все это в памяти. Когда-нибудь расскажу ребятам, Лилиан например, даром что ее отец — главный в полиции по борьбе с наркотиками (Рив весело смеялся про себя этому забавному положению). Никто не может заставить меня курить эти дурацкие сигареты, если не захочу. Смешно!»
А вот все остальное — головную боль, рвоту, пот, слабость, отупение — он почему-то забывал. Как забывает все это алкоголик, опохмелившись с утра после жуткой пьяной ночи.
Все повторилось. И симпатичные ребята, и голоногая сестра, и пиво, и сигареты (на этот раз две), и мимолетное ощущение блаженства, и тягостные видения, и тошнота, и рвота, и головная боль, и свинцовое забытье, и отвратительное пробуждение.
Все повторилось. Потом еще раз. И еще. И стало привычкой. Стало необходимостью.
В какие-то минуты ясности Рив внутренне застывал. потрясенный совершавшимся. Как же спорт, друзья, занятия, как вообще нормальная, обычная жизнь? Теперь нормальной жизнью стала та, другая. Так неужели нельзя все сбросить одним махом? Взять и вернуться к прошлому твердо, спокойно, раз и навсегда?
Оказалось, нельзя. Не было сил. Только прибавились новые трудности. Приходилось вести двойную жизнь.
Ведь оставались тренировки, игры. После каждой «вечеринки» Рив два дня приходил в себя. Он стал хуже играть. На него ворчали. Он притворялся больным. Его жалели, потом терпели.
Еще труднее было дома. Обманывать родителей, особенно мать, становилось невозможно.
И вдруг он почувствовал, что даже три сигареты уже не действуют на него. Он испугался. Но Ал успокоил его любой настоящий курильщик табака выкуривает одну, да же две пачки сигарет в день. Конечно, сигарет с марихуаной столько не выкуришь. Но Рив может не беспокоиться Ал всегда достанет ему столько, сколько он захочет.
Вот тогда-то и возникла проблема денег. Сигареты стоили дорого, и чем больше их требовалось, тем больше требовалось денег.
Сначала Рив пытался брать у родителей, подрабатывать, тренируя команду мальчиков соседней школы, моя посуду в профессорском кафетерии, даже изображая бэби-систер — почасовую няньку, приглядывающую за ребенком, пока родители уходят в кино.
Не хватало.
Тогда он стал одалживать у товарищей, перебивался — отдавал. Потом отдавать перестал.
Наконец начал воровать.
Когда он впервые пошел на это, ему казалось, что он сгорит со стыда, покончит с собой, плюнет на все и уедет куда-нибудь за тридевять земель. В голову лезли самые невероятные проекты, кроме одного: бросить курить «те» сигареты.
Рив задерживался в раздевалке или спешил вернуться туда первым и обшаривал карманы оставленной одежды. Брал с умом — у каждого понемногу; лучше, если серебряные или медные монетки, в крайнем случае бумажку, у кого их много.
Позже выносил из университетской библиотеки книги подороже и сбывал их за бесценок.
Все это приносило гроши, а нужда возрастала. Все больше и больше сигарет требовалось теперь Риву. Он уже не ходил на «вечеринки». Он теперь знал, где и почем можно купить нужные ему сигареты: общественные уборные, подвалы подозрительных баров, вокзалы, подворотни, уличные перекрестки, пустыри.
Его знали «пушеры» — продавцы наркотиков, он стал постоянным клиентом. Но даже постоянные клиенты должны платить. И ох как дорого!
Настал день, когда Рив, дрожа от страха, подстерег возле лифта в старом отеле женщину, зашел за ней в кабину, ударил по голове кулаком и, вырвав сумочку, бросил свою потерявшую сознание жертву, спустился на другом лифте и убежал. Ему повезло. В сумочке оказалась приличная сумма.
Ободренный первым успехом, Рив продолжал свои налеты. Иногда один, иногда с компанией таких же, как он.
Рив все чаще приходил в отчаяние. Что же дальше, как быть? Сигарет требовалось все больше и больше. И тогда-то на сцене вновь появился Ал. На этот раз не в роли дьявола-искусителя, а наоборот — ангела-спасителя. Однажды Рив встретил его и спросил:
— Скажи, как тебе удается сводить концы с концами? Ну, покупать эти… сигареты… Они же дорого, черт побери, стоят. И всё дороже.
Ал усмехнулся, на мгновение в глазах его промелькнул огонек торжества.
— Есть один способ, вполне безопасный и верный, — раздумчиво проговорил Ал, — на все время обеспечить себя. Но трудный. Здорово трудный.
— Говори.
— Понимаешь, есть человек, который будет тебе отпускать товар за полцены. Но с одним условием. И вот условие это не так-то просто выполнить. Мне, например, удавалось, и я…
— Не тяни! Ведь сам знаешь, любое выполню. Что надо делать?
Ал сосредоточенно молчал, словно колебался, достоин ли Рив великой тайны. Наконец, решившись, заговорил:
— Словом, так, я тебя сведу с одним человеком, сам будешь с ним договариваться. Скажу одно: если сделаешь то, что он скажет, будешь иметь сигареты за полцены. Это точно. По себе знаю. Он слово держит твердо.
— Да что надо делать, черт тебя возьми? — вскричал Рив.
— Завтра вечером я тебя отведу.
Свидание происходит в темном, захудалом баре. Они сидят втроем за столиком. Ал, делающий вид, что его все это не касается; Рив — весь в напряжении, беспрестанно вытирающий о штаны потные руки, и незнакомец, толстый человек в клетчатом костюме, клетчатом плаще, со странной каскеткой на голове, какую носят прорабы на строительствах. Огромный лысый бармен с обнаженными волосатыми руками приносит им напитки, на которые Рив даже не смотрит.
— Так что, паренечек, — толстяк улыбается, — хочешь дешево жить?
Рива невыносимо раздражает эта манера собеседника беспрестанно называть его «паренечком», но он сдерживается.
— Значит, решил навести экономию в финансах, паренечек?
Толстяк хихикает. Но теперь Рива не обманешь: он прекрасно видит, как внимательно, как остро наблюдают за ним глаза этого глуповатого и простоватого на вид человека.
Рив силится улыбнуться.
— Кому же не охота получше жить?
— Правильно, паренечек, правильно. Всем охота. И тебе. И мне. И ему. — Толстяк кивает в сторону Ала. — Ну что ж, если тебя мои условия устраивают, давай по рукам. — И он протягивает Риву мясистую ладонь.
Рив не выдерживает:
