Позже, несмотря на смену вектора, праворадикалы не отказываются от погромного метода. Продолжается пропаганда и прославление погромов в правых газетах, при этом в официальных заявлениях придерживаясь позиции принципиального непринятия политических убийств. Более того, там же утверждалось, что черная сотня оказывает сдерживающее влияние на погромщиков.
К 1907 году черносотенцы переходят к более политически-агрессивным методам борьбы за общественное сознание. Предпринимаются многочисленные попытки «игры на чужом поле» – ведется работа с рабочим движением. Рабочим сулился переход к свободному труду посредством открытия предприятий, организованных по артельной модели. Для осуществления такого плана предполагалась передача рабочим основных и оборотных средств из казны в «оброчное пользование». Как отмечалось современниками, позиция правых заключалось в следующем: «права рабочего класса следует расширять исключительно в экономической сфере, можно обещать все, что угодно, но реформа не должна коснуться политических рамок».
Черная сотня. Шествие в Одессе.
Конкретное действие в данном направлении заключалось в создании, в пику профсоюзам, союзов «русских тружеников». Вот что свидетельствовал И.Н. Толмачев, одесский градоначальник, член союза «русских тружеников печатного дела» в 1907 году:
«Союз имеет в своем составе лиц исключительного правого направления и оказывает противодействие забастовкам среди типографских рабочих, устраиваемых с политической целью».
Тем не менее, подобная деятельность успехом не увенчалась и к 1909 году большинство подобных объединений развалилось. В качестве причин такого исхода, помимо общего ослабления правых партий, низкий уровень хозяйственной организации, а также не отвечающая актуальным социальным условиям «кадровая политика», блокирующая взаимодействие с консервативной интеллигенцией и буржуазией.
Массовость и размах раннего погромного движения свидетельствовали о высоте авторитета монархии и церкви среди городских масс. Под знаменем черной сотни обнаруживаются такие видные проповедники своего времени, как митрополит московский Владимир, епископ томский Макарий, епископ саратовский Гермоген и пр.
Интересно, что именно этот ресурс использовала черная сотня на поздних этапах. Так, в своих дневниках один из основателей «Русского собрания» писатель А.С. Суворин сообщает о провокации лидера почаевских праворадикалов иеромонаха Илиодора, угрожавшего власти крестьянским походом на Петербург, когда народ:
«…спасая царский трон, может обратить этот трон в щепы, а уничтожая крамольников, он может беспощадно истребить помещичьи усадьбы».
Таким образом, в период 1911–1914 гг. черносотенцы, провоцируя крестьянские вооруженные восстания на Волыни, стремятся уже не только к манипуляции массами, но и манипуляции властью.
К этому моменту у власти приходит осознание опасности черносотенного движения. В секретной инструкции Департамента полиции о внутренней агентуре 1914 года указывается, что агенты, прикрепленные к ультраправым партия «не только не полезны, но и вредны». Именно черносотенцы в большей степени разрушили внутренний политический иммунитет, сформированный синергией народов России к началу ХХ века.
Черносотенное движение было широко известно популизмом и спекуляциями на тему ксенофобии, преимущественно антисемитского характера (вспомнить, хотя бы знаменитые «Протоколы сионских мудрецов»). Погромный антисемитизм катализировал политическое структурирование сионистского толка (позже БУНД стал кадровой основой для многих экстремистских революционных партий). Таким образом, ксенофобская демагогия использовалась как технология консолидации и мобилизации широких народных масс.
Здесь же нашла выход старая мифологема о иудеомасонском заговоре. Таким образом, решался целый комплекс практических задач. Во-первых, в силу своей абстрактности и туманности, фигура условного «жидомасона» позволяла произвольно менять ее сущностное наполнения, в зависимости от ситуации связывая с ней и социалистов, и либералов, и интеллигенцию, и буржуазию, и отдельных неудобных личностей. Во-вторых, антисемитская компонента усиливалась масонофобским элементом (в социальной мифологии масоны – существа еще более монструозные и инфернальные, чем евреи). Так, в правой газете «Казанский телеграф» от 28 мая 1911 года читаем:
«Христианско-арийской цивилизации объявлена беспощадная война, организованное масонами международное сверхправительство достигло к началу XX века такого могущества и влияния, что борьба с ним в одиночку не по силам даже таким колоссам христианской государственности, каковыми являются Россия и Германия. Подчинив своему влиянию почти всю романскую расу, масоны сосредоточили сейчас все свое внимание на обработке германских и славянских народностей, попутно поддерживая революционное движение и в магометанских странах. Под маской борьбы за свободу и под прикрытием теории демократизма, радикализма и социализма масоны объявили войну христианской религии и монархическому принципу, являющимся основами арийско-христианской цивилизации и арийскохристианской государственности».
Нельзя не отметить германофильский элемент данной черносотенной риторики. Современные исследователи склонны объяснять его, с одной стороны, фактом того, что Германия на тот момент являлась носительницей схожей с черносотенным идеалом монархической модели, и, с другой стороны, необходимостью заигрывания с дворянами немецкого происхождения, удельный вес которых в государственном аппарате был достаточно ощутим [позже, во время Первой мировой войны, дабы «отмыться» от компрометирующих их германских симпатий, распространенная риторика «борьбы с германским засильем» была дополнена «борьбой с германским и еврейским засильем»].
В Российской империи как в государстве интернациональном, объединяющим в подданстве многие вассальные земли и народы, идеи радикального национализма с прямой проекцией на корону разрушали саму основу сознания имперской нации. Синергическая формула «Русские подданные всех национальностей и вероисповеданий», вырождалась в деструктивный лозунг черносотенцев «бей жидов – спасай Россию». И это освящалось отдельными представителями церкви (!).
Сам Николай Второй дистанцировался от праворадикалов. Не раз они пытались воспользоваться памятными торжествами по случаю юбилея того или иного исторического события с целью расширения своего влияния на власть. Тем не менее, например, им было запрещено участие в официальном праздновании 300-летия дома Романовых в Зимнем дворце (собирались поднести царю хлеб-соль) и 200-летия Полтавской битвы (собирались провести съезд русского народа).
Выборы в I Государственную Думу правые радикалы бойкотировали полностью. Тем не менее, со временем пришло осознание невозможности тотального бойкота нарождавшейся системы парламентских отношений. Поэтому, уже на выборах во II Думу правые силы смогли провести 63 представителя, на выборах в III Думу – 140 представителей.
Тем не менее, парламентская деятельность черной сотни сводилась преимущественно к саботажу. Так, их концепция выборов в II Думу заключалась в голосовании за левых там, где не было возможности провести правого кандидата, с целью ускорения роспуска будущей Думы.
В работе III Думы черная сотня вошла в коалицию с партией октябристов. Тем не менее, и здесь ультраправые не смогли реализовать никакой положительной программы; вся их деятельность сводилась к блокированию различных проектов совместно с октябристами на почве общего «пламенного патриотизма».
На выборах в IV Думу (1912 г.) черносотенцы продемонстрировали широкий спектр способов фальсификации выборов, следуя призывам Пуришкевича, допускавшего любые пути подлога выборов до тех пор, пока это не будет «настоящая русская Дума, без евреев и депутатов от Кавказа и Польши». К моменту этих выборов черносотенцы, несмотря на декларируемый принцип «культурных приемов» политического взаимодействия, отказались только от прямого террора.
К 1916 году правые партии и организации приходят к своему упадку, выполнив свою функцию по «разрыхлению и разжижению» государственного режима. Умеренные правые склоняются к Прогрессивному блоку, в рядах черной сотни наблюдается повсеместный разлад.
Тем не менее, нельзя говорить ни о деполитизации черносотенного движения, ни о его дерадикализации. В действительности, проблема заключалась в том, что к концу 1916 года и приближающейся Февральской революции социальная конъюнктура претерпела значительные изменения, о чем свидетельствует индифферентность целевой аудитории черной сотни – дворянства, купечества, крестьянства – к ультраправой псевдомонархической пропаганде, неспособной предложить какой бы то ни было позитивной программы.
