что двоих я уже сбил. Ещё бы этого «картёжника» снять. Удача была на моей стороне, после нескольких фигур пилотажа, я на «боевом развороте» всё же зашёл в хвост немецкому асу. Каких-то три, может четыре секунды. Есть! Я попал, немец в «штопоре» начал падать. Лётчик выпрыгнул. По парашютисту я стрелять не стал. Слышал, что с обоих сторон расстреливать парашютиста считается моветон. Глянул вниз, вроде мы на нашей территории, я даже увидел линии окопов.
И тут меня словно дёрнули, осмотревшись увидел ещё трёх немцев, ближний ко мне открыл огонь. Я резко бросил машину в сторону, но услышал, как по фюзеляжу застучали пули. Набирая высоту, понимаю, что мой «яшка» ещё ого-го. Покрутил головой, немцы ниже меня. Выполняю «хаммерхед», двоих вижу. Жму на гашетку, один есть. Второй по горизонтали пошёл в сторону, видимо не очень опытный лётчик. А я-то выше. Пристраиваюсь ему в хвост и палю из пушки, вижу, несколько попаданий, и «мессер» разваливается в воздухе. А вот третий «фриц» слинял. Я покрутил головой, нигде не вижу. Осмотрелся и увидел хлопки и разрывы зенитных снарядов. Это что, по мне наши стреляют? Да нет. Ах ты мать твою! Я уже над территорией немцев. Сориентировавшись, направляю самолёт в сторону наших окопов. Смотрю на приборы, а топливо то каюк. На нуле топливо. В подтверждение этого мотор несколько раз чихает и глохнет. Зашибись! Пытаюсь планировать. Внизу какая-то деревенька и поле. С грехом пополам сел, правда повредил шасси. И на мою удачу ко мне бегут наши, вполне советские солдатики. А наш Ли-2 всё-таки улетел.
Май, 1943 год. Южный фронт. Евгения Красько
Сел я в районе Колесниково, это я позже узнал, что село такое. Моего «яшку» перекосило, похоже сломал стойку шасси. Открываю «фонарь» кабины, хорошо, что не заклинило. И силёнок-то не осталось. В горячке боя и не заметил, как моё бренное тело выдохлось. Чёрт побери, ведь я же здесь девочка, физическая подготовка не та, что в прошлой жизни. Самолёт стоит, завалившись на левое крыло. Карабкаясь, вылажу и падаю на крыло. Бац. Ой, мля! Больно то как, стукнулся коленкой. Соскальзываю по крылу. Бац. Чёрт! Локтем стукнулся и опять больно. Мать твою, как корова на льду. Загибаю трёхэтажным матом. Парашют пристёгнут, явно мне мешает. Пытаюсь подняться, в помощь мне предложение из матерных слов. И откуда что берётся в голове? В этот момент подбежали наши солдаты. Сержант и рядовой помогают мне подняться, подхватывая под руки. Вокруг солдатиков с десяток, а вон и лейтенант молодой чешет сюда же. Слышу разные голоса, но не сразу понимаю, что говорят. Сдёргиваю с головы шлем, голова от пота мокрая.
— Смотрите, братцы, баба, — восклицает кто-то из солдат.
— Точно наша. Матом кроет так, что уши вянут. У меня так только батька умел ругаться, — добавляет другой.
— А какая красивая, — восклицает ещё кто-то.
— Баба то баба, а «фрицам» пендюлей выписала по полной, — по голосу это тот первый солдатик.
— Куда ранена, говори? — спрашивает сержант, который поддерживал с одной стороны.
Ранена? Я? Провожу рукой по лицу, ладошка в крови. Вот чёрт. Я мордой лица видимо приложился обо что-то при посадке и рассёк бровь. Даже не заметил. Сержант и рядовой сложили руки «замком», поддели меня под зад и понесли в сторону села. Наверно кайфуют, девочку за задницу подержать. Оно и понятно, мужикам только дай возможность честную девушку за жо… простите за попу потрогать. Навстречу ехала санитарная полуторка, с красным крестом на борту. Выскочила девушка и солдат, санитары. Мне забинтовали бровь вместе с головой. А сержант с рядовым так и не отпускают с рук, поддерживая под зад. Вот же кобели фронтовые! Но я не в обиде, ноги то меня почти не держат. Наши радуются и наперебой восхищаются как я немцев приземлил. Видимо с земли был виден весь бой. Привезли меня к командиру 121-го пехотного батальона. Капитан Яковлев Григорий Семёнович вокруг меня хлопочет. Сидим в большой деревенской избе. Тут же крутятся старлей и капитан, фамилии я их не запомнил. Пришла военврач и зашила мне бровь, бинты с головы, конечно, сняли. Сделали более аккуратную повязку. Мою коленку и локоть тоже осмотрели. Синяки знатные. Думаю, болеть будет долго. Вот что значит женское тело, чуть что и синяк. Меня потряхивает, пошёл откат после адреналина. Так бывает после боя. Налили в кружку водки… или спирт разбавленный. Ну я и бахнул. Это в прошлой жизни мне десантнику такая порция как слону дробина, а здесь я сразу закашлял. Развезло от алкоголя моментально. Сижу и глупо улыбаюсь. Комбат мужик взрослый, лет сорока пяти или под пятьдесят.
— Дочка, тебя как зовут? Лет то сколько, молодая совсем? — задаёт он сразу серию вопросов.
— Ж-женя и мне двад-цать л-лет. М-младший лейтенант, гвардии.
Вот те, на. Язык то у меня похоже заплетается. Может хозяйка моего тела и не пробовала водку никогда. Офицеры смеются, а комбат приказал принести мне крепкого чая и что-нибудь перекусить.
— Мужики, вот ведь девчонка совсем, а смотри как немцев колотит. Наши бойцы так «ура» кричали после каждого сбитого фашиста, что наверно в Берлине слышно было, — хвалит меня комбат.
— Эх, нам бы в сорок первом таких, да побольше. Мы бы немцев за год разогнали, — сокрушается старлей.
— Геройская девушка. Сообщу вашему командованию. Пять фашистских самолётов сбила. Да что там? Напишу командующему фронтом. Буду просить, чтобы представили к награде — это вновь комбат грозится посодействовать моему награждению.
В общем встретили, напоили, накормили и в мой полк сообщили. Гладышев сказал, что пришлёт через пару часов У-2 за мной. Есть у нас в полку такой, на посылках служит, а летают на нём, кто придётся. Пока ожидал «этажерку», уснул. Пристроили меня в каком-то чуланчике, здесь же в штабной избе.
Прилетел за мной Серёга Носов через три часа. Будить меня не стали, а потому проспал я ещё почти полтора часика. Проснулся сам. Меня напоили чаем с печеньем. Проснувшись и увидев Носова, я обрадовался и удивился. Он мне рассказал, что они сбили ещё два «мессера», остальные смотались, не принимая бой. Они с Семёном Ширяевым добрались до полка. Транспортник встретили после нас и сопроводили до Ростова. Об Антоне Козлове сообщили по всему фронту, пока я спал. Я сказал, что точно видел, как Антон выбросился с парашютом, но на какой стороне сел не знаю. Не до этого было. Могу сказать, что в прифронтовой полосе. Получается, что в этом бою я сбил пятерых, Носов с Ширяевым троих и Антон одного. В итоге Люфтваффе потеряли девять самолётов.
— Есть ещё
