Интересно, понравилось ли ему, как она выглядит?
— Привет, Итан, — ответила Сара, стараясь держаться непринужденно.
Между тем чувства нахлынули на нее с новой силой.
31
Виктор сидел за столом, в который раз просматривая материалы в бежевой папке. Он слово в слово помнил все, что две недели назад говорил ему Джед, парень, занимавшийся крионикой: «Думайте о криоконсервации как о спасательной лодке, которая доставит вас в будущее, — когда-нибудь медицина шагнет так далеко, что вылечить ваше заболевание будет не сложнее, чем записаться на прием. Все, что от вас требуется, — это сесть в лодку, уснуть и ждать избавления».
Виктор потер живот. Избавиться от рака. Освободиться от гемодиализа. Начать жизнь заново. Это не сложнее, чем записаться на прием.
Он снова повторил про себя процесс, который объяснил ему Джед. Как только Виктора признают умершим, его тело погрузят в лед. Специальный насос будет прокачивать кровь, чтобы не появлялись тромбы. Затем его собственные физиологические жидкости заменят на криопротектант — биологический антифриз, препятствующий образованию льда в его венах; этот процесс называется «витрификация». По мере того как температура тела будет постепенно снижаться, оно будет помещено в спальный мешок, потом в охлаждающий бокс, контролируемый с помощью компьютера, а затем в контейнер, куда постепенно вводят жидкий азот.
Через пять дней Виктора перенесут в место последнего приюта — криостат, огромный термос из стекловолокна, наполненный азотом. Там покойный, подвешенный вниз головой, будет пребывать бог весть сколько лет, до тех пор, пока его спасательная лодка не достигнет светлого будущего.
— Значит, мой труп останется здесь? — поинтересовался Виктор у Джеда.
— Мы не используем слово «труп».
— А какой же термин вы употребляете?
— «Пациент».
Что ж, с такой точки зрения все это воспринимается легче, решил Виктор. Он долго и безрезультатно лечился, а теперь ему предстояло стать пациентом другого рода, по-настоящему терпеливым. Подобная выдержка была необходима, скажем, при работе с крупным инвестиционным фондом или на переговорах с китайцами, которые запрашивали нескончаемую вереницу документации. Умение выжидать своего часа вообще штука полезная. Виктор вполне мог быть терпеливым, когда требовалось, хотя Грейс наверняка бы с этим поспорила.
Находиться в замороженном состоянии десятилетиями, вероятно, веками в обмен на то, чтобы выйти из загробного мира и быть готовым к новой жизни? Похоже, сделка не так уж и плоха.
Время Виктора на земле почти подошло к концу.
Но он мог прикупить дополнительный срок.
Виктор набрал номер.
— Джед, это Деламот, — сказал он. — Когда вы можете зайти ко мне в офис?
32
В течение неисчислимых веков, проведенных Дором в пещере, он пытался бежать оттуда всеми мыслимыми способами.
Теперь он стоял на краю озера с песочными часами в руках и ждал. Ему было ясно, что это единственный путь к возвращению.
«Неужели все и вправду закончилось?» — думал Дор. Он покинет это место неизбывных мук? Какой мир ждет его снаружи? Седое Время понятия не имел о том, сколько длилось его отсутствие.
Он размышлял о том, что сказал старик: «Прислушайся к их страданиям». Дор посмотрел на поблескивающую поверхность, закрыл глаза и различил два голоса, поднимающихся над гудением остальных.
— Еще одна жизнь, — произнес пожилой человек.
— Прекратите это, — просила девушка.
Внезапно ветер пронесся по пещере, и стены осветились, словно залитые полдневным солнцем. Дор прижал песочные часы к груди, разбежался и подпрыгнул над озером, шепча единственное слово, когда-либо приносившее ему утешение: «Алли».
И сразу же провалился вниз.
Дор стремительно падал. Сперва он летел вверх ногами, потом его перевернуло в воздухе, и он рухнул в мерцающий туман, наполненный светом и красками. Мелькали фигуры, лица — это были люди, низринутые с Нимовой башни; только теперь они поднимались, а он опускался. Дор крепче вцепился в песочные часы и понесся туда, где сияние было ярче и цвета гуще, а ветер пронзал его плоть, точно лезвия грабель, пока он не уверился в том, что его раздирает сама скорость. Дор падал сквозь бодрящий холод и палящий зной, сквозь секущий дождь и вихрящийся снег, а потом сквозь песок, песок, песок, который обрушивался на него, хлестал, кружил его, смягчал падение. Наконец Дора с силой швырнуло вниз, и он, будто песчинка в песочных часах, полетел вертикально, пока не достиг плоскости.
Песок унесло прочь.
Дор почувствовал, что на чем-то повис.
Издалека доносились музыка и смех.
Он снова был на Земле.
Земля
33
У Лоррейн закончились сигареты.
Она заехала в торговый центр и по пути увидела маникюрный салон. Однажды, когда Саре было одиннадцать, Лоррейн привела ее сюда.
— А можно мне ярко-красный лак? — спросила дочь.
— Конечно, — ответила Лоррейн. — А как насчет ногтей на ногах?
— Их тоже можно покрасить?
— Почему бы и нет?
Лоррейн наблюдала за изумленным выражением лица Сары, когда педикюрша поместила ее стопы в ванночку с водой. Лоррейн поняла, как мало заботы достается ее дочери. Сама она пропадает на работе, Том всегда приходит поздно. Когда девочка, сияя, повернулась к ней со словами: «Мам, хочу такой же лак на ногах, как у тебя», Лоррейн поклялась, что будет брать ее с собой чаще.
Но этого не случилось. Развод изменил все. Лоррейн бросила взгляд в окно салона. Здесь было много свободных мест, однако она знала: теперь Сара скорее сядет в тюрьму, чем согласится делать маникюр в соседнем кресле с матерью.
Грейс заглянула в холодильник и вздохнула.
Конечно, она могла составить список и послать в магазин кого-нибудь из обслуги. «Тебе не обязательно заниматься бытом», — всегда говорил ей Виктор. Но постепенно Грейс поняла: поручения, поглощавшие дни других людей, оставляют прореху в ее жизни. Постепенно она снова взяла на себя хозяйственные заботы.
Сейчас она катила тележку вдоль овощных рядов супермаркета, складывая в нее сельдерей, помидоры и огурцы. В последние несколько месяцев она стала готовить сама. Виктору необходимо здоровое питание — ничего переработанного, все из органических продуктов. Грейс надеялась выгадать для мужа еще немного времени благодаря улучшенному рациону. Она знала, что это лишь капля в море и никакая диета уже не поможет. Но ей только и оставалось, что верить в чудо.
«Приготовлю полезный салат на ужин», — сказала она себе. Но, свернув к холодильной камере, все же прихватила пинту мятного мороженого с кусочками шоколада. Пусть лежит в морозилке на всякий случай. Виктор так любит этот сорт. Вдруг ему захочется себя побаловать.
34
В испанском городке проходил предрождественский фестиваль. На рыночной площади среди столов с закусками — креветками, анчоусами, картошкой — играли уличные музыканты. Местные события всегда разворачивались здесь, вокруг фонтана, в чаше которого поблескивали монетки, брошенные окрыленными парочками. Туристы сидели на парапете и болтали ногами в воде.
Неподалеку для потехи была установлена панель из клееной фанеры, с нее свисал манекен из папье-маше в человеческий рост — бородатый дядька с песочными часами. На табличке значилось «El Tiempo» — «Время». Рядом лежала желтая пластиковая бита.
Каждые несколько минут к забавному чучелу кто-нибудь подходил и ударял его битой. Такова была традиция, согласно которой следовало символически прогнать старый год, поприветствовать новый. Зеваки кричали: «У-эй! У-эй!» — и смеялись, провозглашая тосты.
Мальчуган вырвался из объятий матери и подбежал к манекену. Он поднял биту и ждал одобрения.
— Давай, давай! — закричала мать и махнула рукой.
В этот момент солнце выглянуло из-за облака, и городок залило странным светом. Внезапный ветер пронес через площадь вихрь песка. Мальчик не обратил на это внимания. Он изо всех силенок огрел фигуру из папье-маше.
Бац!
Глаза манекена открылись.
Ребенок завопил.
Дор, висящий на фанерной стене, почувствовал боль в боку и разлепил веки.
Перед ним стоял чей-то малыш и орал как резаный.
От неожиданности Дор резко дернулся назад, и его одеяние сорвалось с двух гвоздей, за которые было зацеплено. Он упал на землю, уронив песочные часы.
Внезапно вопль прекратился. Вернее, он еще некоторое время звучал, угасая, подобно стихающему зову трубы. Дор быстро вскочил. Происходящее вокруг стало замедленным, как во сне. Лицо мальчика застыло, искаженное гримасой прерванного крика. Желтая бита повисла в воздухе. Люди у фонтана показывали пальцами, но не шевелились.