Дун Абрахам мысленно подсчитал: не менее пяти фанегас оливкового масла пошло в котел.
После исполнения надлежащих гимнов старший аудитор святой инквизиции взошел на помост у котлов и звучно прочел список еретиков и их прегрешений. Далее, как следовало по новому положению, великий инквизитор попросил у короля разрешения на совершение церемонии.
Король благосклонно кивнул:
– Совершайте, святой отец. И да будет благо на том свете этим заблуждающимся.
Слегка нагнувшись, он кликнул вполголоса:
– Где граф до Заборра? А, вот он. Граф распорядитесь, чтобы мне подали этого… эль куассо. Очень жарко.
Даже когда другие развлекались, дун Абрахам был на службе. Но служба у него была налажена, подчиненные – всегда наготове, и не прошло и нескольких минут, как король попивал любимый напиток.
Первой подняли на помост еретичку, уличенную в близких отношениях с дьяволом, который проживал в ее доме под видом черного кота. Сначала был опущен в котел с кипящим маслом сам дьявол, хотя это было чистой формальностью, ибо дьявол бессмертен, и если он и орал, так только для видимости. После кота над котлом подвесили нераскаянную еретичку, крики которой почти заглушили звон колоколов и доставили зрителям истинно благочестивое удовольствие.
Дун Абрахам, пощипывая бороду, внимательно смотрел, как еретичку медленно опускали в кипящее оливковое масло. Вот масло ей уже до пояса. Она перестала кричать. Ее стали опускать быстрее.
Да, горячо, – . сосредоточенно думал дун Абрахам, великий знаток жарения в масле. Кипящее масло очень, очень горячее. Мясо жарится в таком масле за шесть молитв господних, отсчитанных на четках…
Странная мысль пришла в голову дуну Абрахаму. Очень странная… Такая странная, что дун Абрахам покрутил головой. Он смотрел перед собой невидящими глазами, пытаясь вспомнить, как называл немец-алхимик свою философию, запертую в книгах. Слово никак не вспоминалось, но вот пивную кружку, плотно закрытую крышкой, дун Абрахам отчетливо видел мысленным взглядом.
Между тем на помост приволокли следующего еретика. Он упирался лягал официалов святой инквизиции ногами, и дюжему дефойядо с подручными не сразу удалось привязать его к рамке, предназначенной для того, чтобы еретик при опускании в котел не поджимал ног.
Аудитор скороговоркой читал акт изобличения:
– Этот иноземец притворяется христианином, однако крест носит неправильный, с лишней перекладиной… Крестится неправильно слагая пальцы… не имеет четок для отсчета молитв…
Смысл изобличающих слов дошел, наконец, до дуна Абрахама, и, подняв взгляд, он увидел на помосте Басилио. Того самого, из мастерской лудильщика. Басилио яростно кричал что-то по-своему – ругательное и угрожающее, и не было в его лице смирения перед актом очищения от еретической скверны.
– …по совокупности изложенного, – бубнил аудитор, – неоспоримо признан тайно иудействующим… При аресте еретик нанес телесные повреждения официалу святой инквизиции и четырем алгвасилам, чем доказал нераскаянность…
Дун Абрахам умел рисковать. Он поднялся по ступенькам к королевскому месту. Золотые ключи у его пояса означали право доступа к королю в любое время, и стража пропустила его беспрепятственно. Наклонившись, дун Абрахам, зашептал королю на ухо.
Это не ускользнуло от внимания Белладолинды, которая успевала следить за всем, происходящим вокруг.
– Ах, виконт, – сказала она Хайме, – ваш отец беседует с королем. Интересно, о чем?
– Я приду к вам вечером с серенадой, прекрасная донселла, – шепнул ей в ответ Хайме, которого нисколько не интересовала беседа отца с королем.
Белладолинда хихикнула и легонько ударила своего кавалера веером по руке.
А король, милостиво кивнув дуну Абрахаму, подозвал великого инквизитора и негромко поговорил с ним. Суровое лицо великого инквизитора стало мрачнее тучи. Он вернулся на свое место, отдал распоряжение, и вот к помосту направился, блестя на солнце тонзурой и приподняв сутану, один из старших официалов святой инквизиции.
– Святой Пакомио! – испуганно сказала Белладолинда. – Смотрите, дун Хайме, этого страшного еретика отвязывают! Неужели его отпустят? Какой ужас! Я их так боюсь…
И, от страха содрогнувшись, юная Белладоинда на мгновение приникла к твердому плечу виконта, теплотой прикосновенья взволновала дуна Хайма. В эту дивную минуту обо всем забыл дун Хайме, в том числе и о прекрасном золотом своем виденье – о просторах океана…
8
Таверна в переулке Удавленного Кота, близ площади святого Ницефоро, пользовалась неважной репутацией. Будь Хайме философом, он подумал бы, войдя в эту таверну, что в ней, как и в жизни человеческой, главенствовали любовь и смерть. Потому что здесь всегда околачивались музыканты, готовые услужить влюбленным, и наемные убийцы – браво, кинжалы которых были к услугам ревнивцев, нетерпеливых наследников или честолюбцев, заждавшихся тепленького местечка при дворе. Не брезговали помощью браво и иные купцы, чтобы отделаться от удачливого соперника.
Но Хайме был влюблен, и философские мысли не тревожили его. «Как бы я хотела уплыть с вами за океан» – эти слова Белладолинды вызвали в его душе горячую ответную волну. Вот девушка, которая меня понимает, думал он восторженно. Пылкое воображение рисовало, как он, Хайме, года через три вернется из плавания и сложит к ногам верной Белладолинды драгоценные дары заокеанских островов. Да, она будет его ждать, будет по нему тосковать, подобно этой, ну как там ее – о которой вечно поют в романсеро… А он назовет ее прекрасным именем далекие языческие острова. Он будет беречь ее любовь, как этот… ну, рыцарь из того же романсеро…
И тут у него мелькнула мысль: нелегко это будет – несколько лет не видеть ее… никого не видеть, кроме хриплого пьянчуги Байлароте до Нобиа, крикуна и богохульника Дуарте, постоянно чем-то недовольных матросов…
В кабаке стоял прочный, многолетний запах кислого вина, жареной рыбы и копченного сала. Было не шумно – здесь предпочитали договариваться вполголоса. Иногда в сдержанный гул голосов вплетались медный перезвон гитарных струн, обрывок серенады: музыканты показывали клиентам свое искусство.
За угловым столиком трое браво тихо торговались с пожилым человеком, судя по одежде – из обедневших дворян. Таких сюда посылали знатные сеньоры в качестве посредников.
– Дорого просите, храбрецы, – говорил дворянин. – Клянусь щитом святого Пакомио, за такие деньги можно убить, а ведь тут не требуется…
– Истинная правда, ваша милость, – ответил один из браво, с усами, закрученными вверх до глаз. – Вот ежели прикажете заколоть, то вам дешевле обойдется. А так – дело опасное, А ну как он пырнет кого из нас шпагой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
