— Вот-вот! — согласился дядя Эвальд. — Свою девчонку я предупредил, что если ещё раз услышу что-то подобное, шкуру с неё спущу. Жена предложила отдать ей старые платья Яне, всё равно их девать некуда. Но эта девочка высокая и тоненькая. Как тростинка, а наша Яне маленькая и толстенькая, как булочка. Такова она, эта жизнь!
— Так оно и есть, — грустно согласилась мама. — Одним всё, что они пожелают, а другим с детства приходится бороться за выживание.
Тут мне пришла хорошая мысль:
— Мама, мама, возьмём эту девочку к себе! Возьмём её приёмной дочерью, как в сказках. Но злыми к ней мы не будем и зимой в лес за подснежниками не пошлём! Она могла бы спать в моей кровати — кровать у меня слишком широкая, и это очень неудобно. Возьмём, мама, да?
— Вместе с лисой и микроавтобусом, — горько усмехнулась мама. — Ну вот, ты своим криком разбудила Имби. Будь так добра, сунь ей в рот пустышку! Понимаешь, золотце, не в твоих силах помочь и пригреть всех обездоленных в мире.
Тогда я помогла одной несчастной — сунула ей в рот пустышку и сказала: «Тю-тю-тю!» Имби, когда слышит такое, всегда улыбается. Наверное, на языке младенцев это значит что-то смешное.
— Смейся, смейся, — сказала я Имби. — Тебя мы в обиду не дадим. Попробуй кто в тебя плюнуть, мы с Хелен позовём всех людей на свете на помощь! Вот увидишь!
Сплошной облом
Случается, что твой день с самого начала не задался: ты из кожи вон лезешь, чтобы быть пай-девочкой, и на тебе! Хелен уверяет, что если утром, вылезая из кровати, ступишь на пол левой ногой или если утром первым встречным у тебя будет чёрная кошка, жди беды! Да и от тринадцатого числа ничего хорошего не жди, особенно если оно выпало на пятницу. А дедушка говорит, что если, отправляясь на охоту, встретишь старушку с пустым ведром или корзиной, поворачивай домой — на счастье в такой день нечего надеяться! Правда, прошлой весной ему с утра встретилась Меэта с хутора Вийлука, которая волокла ведро помоев кормить свинью, — и в тот раз дедуля подстрелил у озера трёх уточек.
— Так ведь ведро у Меэты было полнёхонько, да и сама она женщина моложавая, хотя и старше нашей бабки лет на двенадцать, — усмехнулся дед. — Она и овец держит.
Про овец дед произнёс с особым нажимом, словно артист, читающий стихи. А всё дело в том, что бабушкина подруга Хильда собралась в дом отдыха и оставила свою овцу бабушке на попечение. В благодарность Хильда разрешила бабушке вычёсывать овцу и оставлять себе всю шерсть. Наша бабушка отродясь никакой животины не держала, за исключением кошек да собак, но идея про овцу ей понравилась. Другие взрослые усмехались, когда бабушка каждый вечер, с блеском в глазах, обсуждала, как мы заведём овец и начнём новую счастливую жизнь.
— Во-первых, косить нам не придётся, потому что овца лучше любой косилки. Даже шведский король держал овец, а уж какие в Швеции лужайки! Во-вторых, большая экономия. Шерсть — она как золото, она всегда в цене. Вязаные вещи сейчас в большой моде, а пенсионерам покупать пряжу не по карману. И как это я раньше не додумалась! Овца ест мало, доить её не надо — только и знай вычёсывай! Эта Хильдина овца свалилась на нас, как дар небес, я на ней попрактикуюсь, прежде чем заводить своих овец, — радовалась бабушка.
Я сказала:
— Теперь бабуля порадуется, а то она всё время жалуется, что в нашей семье нет ни одного практичного человека!
Дедушка рассмеялся, а бабушка обиделась:
— Смейся, смейся, а тебе самому новую охотничью куртку надо, от старой уцелели только воротник и грудь. А парню на машину не хватает! Вы скоро все у меня просить начнёте!
«Парнем» бабушка называет нашего папу. Жаль, что маму она не зовёт «девочкой», а всё «сноха» да «Тийу». А то было бы здорово: в семье «парень», «девочка», их три дочери и Дева!
Поначалу мы с Хелен тоже восхищались овцой и её доченькой, и когда впервые с бабушкой отправились на пастбище, дали им имена. Подумать только, тётя Хильда держит овец, кормит их, поит, вычёсывает и стрижёт — а имён им не дала. Старую овцу мы назвали Агнией, а её дочь Агнессой. Это Хелен придумала, она где-то слышала, что овец ещё называют агнцами. Но ни Агния, ни Агнесса не откликались, когда мы их называли по именам. Они вообще никак не реагировали, только жевали траву, набивая пасти, а челюсти двигались так, будто зубы у них за щеками (на самом деле ничего подобного, я заглядывала Агнессе в рот). А когда мы захотели познакомить овец с Девой, Агния рванула наутёк с такой силой, что выдрала из земли колышек вместе с цепью, на которую была привязана, и скрылась в лесу. Агнесса, разумеется, припустила вслед за ней. Дедушка долго искал их и наконец нашёл в кустарнике, причём Агния, зацепившись цепью за ветку, едва не повесилась. Так что особого ума от овец ждать нечего. Приятно кормить их хлебом с ладони, но для игр они не годятся.
Одна только мама отнеслась к бабушкиному овцеводству серьёзно. Зима стояла холодная, и ей очень нравились джемперы и вязаные кофты, но не те, которые продаются в магазинах, а особые, очень красивые; отец говорит, что одна такая кофта стоит четверть автомашины. Сама-то мама не вяжет, зато она хорошо умеет читать и благодаря этому знает всё на свете. От городских знакомых и из сельской библиотеки мама принесла целую кучу журналов, в которых есть что-то про вязание, накупила десяток спиц, некоторые тоненькие, как иголки, а некоторые толще моих пальцев, и начала учиться вязать. Мы с Хелен должны были распускать старые кофты — те, которые когда-то были куплены для Хелен, а сейчас и я из них выросла. Вообще-то по справедливости они должны были достаться Имби, но где там — мы кинулись их распускать с такой энергией, что пыль столбом, а затем смачивать пряжу и наматывать на банки, потому что в журнале написано, что так надо поступать со старой шерстью, чтобы она была как новенькая. На книжной полке уже выстроились восемь банок с цветной шерстью, так что для варенья места не осталось.
Ниже в нашей семье ничего нельзя держать, так как Имби целыми днями копошится на полу. Ей всё позволено, хотя она даже ползать не научилась! Глядя на Деву, могла бы брать с неё пример, как надо стоять на четвереньках. Мы с Хелен, не говоря уже о маме, пробовали учить малышку ползать, но Имби по-прежнему передвигается по полу сидя. Одну ногу согнёт и положит под попку, а другой отталкивается, как веслом. Хелен однажды сказала маме, что это ненормально, а я решила, что за такое непослушание надо посадить Имби в тюрьму или хотя бы сдать обратно в родильный дом. Но мама возразила, что она и раньше слышала, будто некоторые дети так и не начинают ползать. Но сидя Имби передвигается быстро и тащит в рот всё, что попадается ей на пути. Один раз мы вытащили из её ротика несколько метров зеленой пряжи. С тех пор мама держит банки с шерстью так высоко, как только может.
Я бы радовалась лету, если бы не три «но»: овцы, шерсть и этот младенец. Вечно с ними что-то происходит, все вокруг них суетятся, а мы с дедушкой в эти минуты путаемся под ногами и мешаем всем. Иногда дедушка берёт меня с собой в лес готовить корм для животных. Охотники летом должны заготовить для зверья лиственные веники, потому что если зима окажется холодной и снежной, то косули и лоси в лесу будут голодать. Кто-то ведь и о них должен позаботиться, хотя они не дают шерсти. Возвращаясь из леса, я снимаю одежду, и дедушка поднимает меня на большую бочку, в которой держат ключевую воду, и осматривает, нет ли у меня клещей. Иной раз двух-трех выковыривает. Хелен боится клещей и в лес не ходит: работает в саду, читает или пишет письма подругам.
С утра я не ожидала, что день будет неудачным. Поначалу меня отругали только один раз — за то, что Имби в прихожей лизала подошву дедушкиного охотничьего сапога, а я ей не помешала. Правда, мама спросила, не делает ли Имби чего плохого, но я, видя с каким счастливым лицом ребёнок сидит на коврике и радостно лижет сапог, подумать не могла, что это плохо, ведь от её маленьких зубиков сапогу ничего не сделается. Потом мы с дедом ходили в лес, бабушка приказала нам заготовить веников и посоветовала не слишком торопиться домой, сегодня у неё важный день: она собирается впервые стричь Агнию.
— Пошли-ка отсюда поскорее! — сказал на это дедушка.
Я спросила дедушку, не боится ли он бабушки. Прежде за ним такого не замечалось, но с тех пор, как появились овцы, дедушка стал каким-то опасливым.
Дедушка рассмеялся:
— С чего мне её бояться, мы всю жизнь прожили вместе, и вообще — волков бояться, в лес не ходить! Но, видишь ли, у старушки иногда возникают такие закидоны, от которых, как подсказывает мне жизненный опыт, лучше держаться подальше. Однажды ей взбрело в голову питаться только здоровой и полезной пищей, и мне пришлось тайком бегать в столовую, так как от всяких кашиц и вегетарианских салатов я ослаб, штаны с меня спадали, а в желудке с голодухи постоянно урчало. А сама бабушка от этой пищи отчего-то заметно растолстела: кто знает, может, она тоже кое-что жевала тайком от меня. Прибавка в весе меня и спасла, иначе я кору начал бы грызть или на чужих овец охотиться. Затем ей пришла блажь варить лекарственные чаи, но это длилось недолго: желудок не выдержал! Но я знаю, что сопротивление бесполезно, ничего, кроме скандалов, от этого не будет. Нужно просто подождать, когда у бабушки эта блажь с овцами сама собой пройдёт. Главное, чтобы она во время стрижки не вошла в азарт и пальцы себе не порезала!
