Овцов (негромко). Сереженька, подойдите к ней.
Егоров (помедлив). Зачем? Она же не из театра.
Настя. У вас здесь хорошо. Мне пора идти. Спасибо… за ночлег. Мне в гостиницу надо устраиваться… потом в депо… (Подняла чемодан и пошла к выходу.)
Егоров (помедлив). До свидания, Настя!
Настя кивнула. Выходит. Входит Мостовая.
Мостовая (устала. Без краски стара и печальна). Доброе утро… Скажите, где умывальная комната? Я хочу освежить лицо. Я заснула в зале ожидания. Приснилось два сна. На одном мы ехали на гастроли в Мичуринск. Пришли какие-то богатыри — опрокинули автобус. На втором — Феликс достал воротник из сиамской кошки. Я подшила его к своему вишневому пальто — а воротник стал царапаться и мяукать. Я поставила ему блюдечко со сливками, и он успокоился. Вы не видели Феликса? Фима… где он?
Фима. Он здесь.
Мостовая (вдруг видит поверженного Лузина). Мой бог! Феликс, что ты там делаешь? Зачем ты лег? Что с ним? Фи-ма… он умер? Мама моя…
Лузин медленно поднимается. Волосы стоят по-прежнему.
Ты живой?
Лузин. Ты вернулась?
Мостовая. Феликс, как я виновата!
Лузин. Ты вернулась.
Мостовая. Лучше бы я умерла.
Лузин. Где ты была?
Мостовая. На вокзале… Меня будили к каждому поезду милиционеры.
Лузин. Какой милиционер?
Мостовая. Не волнуйся. Мы с ним не познакомились. (Плачет.)
Лузин. Что ты плачешь?
Мостовая. Я не буду больше тебя мучить…
Лузин. Потом… здесь…
Мостовая. Нет… Я должна сейчас тебе все сказать… У меня такое чувство к тебе, какого не было… Я о многом передумала в эту ночь… Никогда! Слышишь, никогда больше ни о чем тебя не попрошу! Буду радоваться тому, что есть! Я согласна жить в этой гостинице — не надо люкса! Здесь нет ванной комнаты — ничего! Сколько нам предстоит прожить тут? Месяц? Я согласна! Я тебя обижала, Феликс… Не плачь… возьми платок… дай мне. Ты мужчина, ты умеешь заботиться. Когда я на тебя смотрю, мне хочется заболеть, чтобы ты за мной ухаживал… Я сидела одна… в зале ожидания и вдруг представила, как другая… Я так заплакала… возьми платок, возьми… у меня к тебе будет последняя просьба… самая последняя… Когда я умру, не заводи себе больше никого.
Молчание.
Фима, почему ты на меня так смотришь? Ты меня не узнаешь? Я не успела покраситься.
Овцов. Вот вы говорили, что это плохая пьеса. Смотрите, сколько женских ролей!
Мостовая {видит зал). Феликс, уже концерт? Как у тебя это получилось? Я не одета…
Лузин. Map…
Мостовая. Нет… я буду петь. Фима, иди ко мне.
Фима занимает положенное аккомпаниатору место. Мостовая что-то коротко ему говорит. Фима играет вступление, хитроумно сплетенное из популярных французских мелодий.
Париж, начало века. Пустили метро. Тысячи парижан стоят в длинных очередях. Они хотят спуститься под землю. Все, только не я. Нет-нет! Я пойду по твоим улицам, Париж. По Монмартру, к площади Согласия, мимо Триумфальной арки. Я буду смотреть на тебя, Париж, с высоты Эйфелевой башни и, может быть, далеко-далеко увижу Версаль и Сен-Дени. Я буду ходить до утра по набережным Сены и петь о тебе, Париж.
Аккордеон Фимы делает какой-то особенно пронзительный перелив, означающий переход к песне.
Овцов. Сто-о-п! Хватит! Немедленно прекратите отсебятину и самодеятельность! Какой Париж? Степь! Голая… замерзшая степь! Какой Версаль вы там увидели?
Мостовая (спокойно и привычно). Феликс, в зале пьяный. (Пауза.) Кто эти люди? Куда ты меня привез? В зале пьяный!
Михеев. Где выход, дорогая?
Овцов. Куда вы направились?
Михеев. Письмо опустить.
Овцов. Вы хитрец! Лишь бы за кулисы… Ну-ка, прочтите, что вы там написали? Вы ведь делали вид, а не писали по-настоящему.
Михеев (читает). Дорогая Катя. Вчера писал с поезда. Сейчас велят, чтобы еще раз написал. Приехал в город к ночи. Спать захотел в гостинице. Вместо этого всю ночь искал какую-то бабу. Потом убрали стенку, и я оказался в клубе. Велят играть в самодеятельности. Надо выступать, а голова гудит, в глазах слепота. Не думай, что выпивши. За всю дорогу капли в рот не взял. Сходи к бабке Каштанихе, узнай, чем лечатся от дурноты. Я вроде очумел. Рука трясется, не знаю, разберешь мои каракули? Ну, что тебе еще написать? Через три дня встречай все автобусы — домой дорогу могу не найти. Провались твоя рассада. Целуй Милку. Твой муж, Михеев Иван.
Овцов. Щеголев, это вы?
Михеев (смеется). Я-а…
Овцов. Это жанровая картинка, не больше. Вы не хотите работать серьезно, а можете.
Михеев. Вот и я думаю — работать теперь не могу.
Овцов. Хорошо. Давайте же наконец начнем прогон. Прошу всех к началу.
Входит Ассистент. Молча оглядывает всех.
Подходит сначала к Мостовой, а потом к Михееву.
Лузин. Маргарита, идите в номер… Я хотел сказать, Фима, уведи ее! Мостовая. Феликс, я чиста…
Лузин. Фима, уведи ее.
Мостовая. Кто эти люди? Куда ты меня привез?
Ассистент (грозно). Александр Михайлович, я съездил в больницу — Щеголева выписали. Дома его нет. Жена сказала — он ушел в театр. (Пауза.) Щеголев, это вы?
Овцов. Что происходит на сцене? Ассистент. У нас сегодня много гостей. (Лузину.) Щеголев, это вы?
Общий шум голосов. Дерущихся пытаются разнять.
Овцов. Я прекращаю репетицию! Актер в халате, немедленно спускайтесь в зал. Идите сюда.
Лузин. Кто вы такой? Что тебе надо?
Овцов. Неслыханно!
Дежурная. Александр, неужели ты ничего не видишь!
Ассистент (его держат). Он здесь… Щеголев, где вы?
Представитель. Александр Михайлович, вы извините, что я прервал постановку в самый разгар репетиции. Во-первых, я давно не видел в театре такой достоверности. Просто такое впечатление, что перед тобой живые люди, а не актеры. Вот, например, директор «Центральной» вчера на совещании жаловался, что ему людей некуда заселять. Возникла сейчас у меня идея… и я прервал постановку, чтобы не забыть. Александр Михайлович, товарищи, как же вы до этого додумались? Это же замечательно. Тут ведь и ремонта делать не надо — бери и заселяй. Значит, есть предложение — помочь нашему городу. Передать ему вашу гостиницу. Думаю, что примут с оценкой «отлично». Вам же строят новое здание! Поработаете месяц-другой на сценах домов культуры и по области… Заставим строителей поторопиться. Как вы на это смотрите, товарищи?
Молчание.
Овцов. Я вас плохо понимаю, Степан Богданович… Представитель. Александр Михайлович, дорогой, вы же новое учреждение открыли. Ведь какая мысль родилась! Чтобы работники культуры так помогли городу! Тут надо звонить в кинохронику, в газеты. Чтобы театр сам пожертвовал собой, такого история еще не знает. Театр был хорошо, но гостиница не хуже… Брусилов, покажите еще раз ваше чудо. Где она, стена?
Брусилов. Василий!
Голос Василия. Есть!
Брусилов. Василий — майна!
Голос Василия. Есть майна!
Что-то заскрипело наверху. Тяжело, со скрипом и скрежетом, убийственно медленно стена пошла вниз.
Дежурная. Не допущу!
Уборщица. Соня! У нас в чулане лом!
Лузин. А наши вещи? Там наши инструменты. Позвольте, мы из Воронежской филармонии. Нам выезжать отсюда или нет?
Представитель. Зачем выезжать? Живите!
Представитель поднимается на сцену, по-хозяйски осматривает помещение. Рядом с ним Овцов. О чем они говорят, не слышно. Скрежет стены и шум голосов.
Лузин. Маргарита, что ты плачешь? Это гостиница! Фима, собирайся на выезд. Мара, у тебя сегодня два концерта.
Из комнаты Дежурной вышел Захарьянц. Смотрит на чудо-стену, она неумолимо движется вниз. Михеев ищет выход.
Ассистент, растолкав всех, пробрался к Представителю.
Ассистент (Представителю). Щеголев, это вы?
