Заодно и два педантических замечания: к стр. 133 — пушкинская речь Достоевского была сказана ведь в 1880 году, а не в 1881-м, к стр. 115 — Достоевский умер ДО начала царствования Александра III. Я не сомневаюсь, что Ваша книга выйдет и вторым изданием, обмолвки можно будет исправить.
Когда же Вы приедете в Ниццу? Дайте о себе знать. Часа в 4 дня я почти всегда дома.
Татьяна Марковна очень Вам кланяется (уже просила меня дать ей Вашу книгу).
Шлю самый сердечный привет.
Очень благодарю Вас за любезные слова обо мне в книге.
Я не знал слов Толстого о «Братьях Карамазовых»: «В этом есть что-то еврейское»[90]. Откуда это? Замечание очень тонкое и глубокое, но, вероятно, оно относилось к некоторой истеричности романа, а не к философской бездонности, которую Толстой недолюбливал и которая, по-моему, не более свойственна еврейской литературе, чем русской. Это не мешает Вашему сопоставлению быть очень интересным (антисемиты будут недовольны). Кстати, Паскаля Вы критикуете (блестящая страница Вашей книги, одна из многих превосходных) никак не с «русской» (в Вашем смысле слова) точки зрения; но не могу понять, почему Вы при этом называете глупой критику Вольтера, по существу очень близкую к Вашей.
18. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 24 декабря 1947 г. Нью-Йорк 24 декабря 1947
Дорогой Георгий Викторович.
Сердечно поздравляем Вас с праздниками, шлем лучшие пожелания. Мы сегодня вечером будем у Мако[91]. Как жаль, что Вы покинули Ниццу.
Вы мне как-то сказали, что, быть может, то французское издательство, которое выпустило Вашу книгу, согласилось бы издать и мою. Было ли бы Вам трудно их запросить — в общей, ни к чему не обязывающей форме? Я говорю о своей философской книге. План ее у меня сложился как будто окончательно. Она будет состоять из следующих шести частей:
1. D<ialogue> sur letat desprit cartesien
2. D<ialogue> sur les idees russes (имею в виду старые философские идеи, а не большевистские)
3. D<ialogue> sur letat desprit existentialiste
4. Le vrai chez Hegel, Cohen et Russell
5. Le hasard
6. La conception metaesthetique[92]
Первая часть уже написана (я все пишу прямо по-французски) и составила 85 страниц, — таких, как эта. Вторая и третья часть написаны начерно, а остальные только задуманы. Мне хотелось бы печатать эту книгу выпусками (т. е. каждую часть отдельно, хотя может быть одна нумерация страниц; иными словами, второй выпуск будет продолжать первый и т. д. Я знаю, что философские книги вообще не находка для издателей. Поэтому хотел бы соблазнить их дешевизной товара: они могли бы первый выпуск издать без обязательства издавать следующие, т. е. он обошелся бы им недорого; кроме того, я был бы готов — с проклятьями, конечно, — отдать им первый выпуск бесплатно: если они издадут, скажем, три тысячи экземпляров, то с них могут мне ничего не платить. В случае успеха платили бы, начиная с четвертой тысячи, тогда для второго выпуска условия были бы уже обычные, я получал бы гонорар с каждого экземпляра. Разумеется, права иностранных переводов, кроме тех, которые устроили бы они сами, должны остаться за мной. Первый выпуск я могу им послать немедленно. Но всецело полагаюсь на Ваше впечатление: если они скажут «пусть Алданов пришлет», а Вы вынесете впечатление, что они это говорят без желания напечатать книгу, то посылать не стоит, я лучше передам дело агенту. Очень ли это Вам затруднительно? Если да, то ничего им не говорите, и, разумеется, я нисколько не обижусь. Если же скажете, то заранее сердечно благодарю, хотя возлагаю мало надежд на успех.
И еще одно. Моя книга философская, но в первом выпуске есть политические страницы; они не понравятся ни большевикам, ни антибольшевикам (такая уж моя судьба: Вишняк считает меня большевизаном, а большевизаны — правым. В следующих пяти выпусках никакой политики не будет. Однако если Ваше издательство очень левое, то бесполезно посылать ему первый выпуск. Очень правым оно быть, очевидно, не может, так как выпустило Вашу книгу).
Мои «Истоки» совершенно неожиданно для меня имеют в Америке очень большой художественный успех. Я ежедневно получаю от бюро вырезок конверты с рецензиями, и они в громадном большинстве очень лестны. Были и ругательные отзывы, но в малом числе и не грубые. В общем, ни одна из моих книг нигде такой хорошей «прессы» не имела. Однако Скрибнер упорно мне не отвечает на просьбу сообщить, сколько экземпляров продано; это плохой симптом: мы с ним в хороших отношениях, и он не хочет меня огорчать. Боюсь, что продается книга неважно, тем более что во многих лестных рецензиях справедливо отмечалось, что роман трудный, особенно для иностранцев (извините «хвастовство»). Это вредит продаже больше, чем грубые рецензии. Пишу Вам обо всем этом, зная Ваше благожелательное отношение к моим писаньям, за которое еще раз очень, очень благодарю.
Вы мне не сообщили Вашего адреса, обращаюсь опять к любезному посредству Перикла Ставровича. Им искренний привет и лучшие новогодние пожелания.
Татьяна Марковна и я шлем Вам сердечный привет.
19. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ.31 декабря 1947 г. Париж
1bis avenue de Montespan Paris 16e 31/XII-1947
Дорогой Марк Александрович
П.С. Ставров мне только вчера передал Ваше письмо, написанное 24 декабря. Отвечаю сегодня только для того, чтобы объяснить Вам свое молчание. В издательство пойду после Нового года — и тогда немедленно сообщу о результатах разговора. Мне нисколько не затруднительно — как Вы предполагаете — исполнить Ваше желание. Наоборот, я очень рад сделать это, а в частности, быть в какой-то мере Вашим литературным представителем для меня очень лестно.
Насчет «Истоков» — как видите, я оказался прав. Не забудьте, что мы держим пари о их успехе или неуспехе — я рассчитываю в августе на вкусный завтрак en qualite de gagnant[93].
Начал я писать с тем, чтобы поздравить Татьяну Марковну с Новым годом — а по рассеянности о делах заговорил раньше! Простите. Шлю Татьяне Марковне и Вам самые искренние и сердечные поздравления и пожелания. Вы пишете, что в Сочельник собираетесь к Мако — и мне стало завидно, или, вернее, обидно, что я не в Ницце. С наслаждением провел бы вечер с водкой и разговорами о книге Виноградова (кажется) о Стендале[94].
Видели ли Вы Ивана Алексеевича? Он уехал отсюда в состоянии совсем плохом. И слышали ли Вы — думаю, что да — о письме Марии Самойловны? Если передача его стиля и содержания правильна (т. е. была мне сделана правильно), то это действительно давление американского капитала на Европу. Мне кажется, следовало бы сделать так, чтобы И.А. письмо это осталось неизвестно, оно его взволнует наверно, а ему это вредно. Но не напишете ли Вы американцам от себя? Вы, вероятно, единственный европеец, — хотя бы и временный — который может их убедить, что с Буниным так обращаться нельзя. Кстати, и entre nous[95], он и в деле Союза писателей — не в пример Вере Николаевне — определенной позиции не занял и остался «меж двух стульев»[96].
До свидания, дорогой Марк Александрович. Спасибо за поздравление к праздникам. Не откажите передать мой низкий поклон Татьяне Марковне.
Ваш Г. Адамович
P.S. Не думайте, ради Бога, что я «забыл» об остатке своего долга Вам. Cela me tracasse[97], а денег все не хватает, и именно в тот день, когда хочу послать перевод. Не отвечайте мне ничего на это, п<отому> что отвечать и нечего, — правда?
20. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 28 января 1948 г. Париж
Paris, 28 января 1948
1bis avenue de Montespan, XVI
Дорогой Марк Александрович
Простите, что отвечаю Вам на Ваше деловое письмо с таким опозданием. Но моей вины тут нет. Как я, кажется, уже сообщал Вам, заведующий издательством был в отсутствии, а потом заболел гриппом на три недели. Сам Egloff[98], хотя и в Париже, но робок, как дитя, и ни в какие переговоры лично не вступает.