— Посмотри и скажи, кого ты видишь.
Симона нахмурилась, затем послушно бросила взгляд на свое отражение — черные волосы разметались по плечам, в лице ни кровинки.
— Себя? — с сомнением в голосе тихонько спросила она. Арман с улыбкой покачал головой:
— Кого это — себя?
Симона устало вздохнула. Отец действительно человек эксцентричный.
— Симону дю Рош из Сен-дю-Лака, папа. Но я не понимаю…
— Скажи этой девушке «до свидания», — оборвал ее Арман, — ибо такой скоро не будет.
— Папа!
Арман неловко поднялся с кровати. Подойдя к окну, он выглянул на улицу, где располагался трактир, взглянул на зарождающийся рассвет и улыбнулся.
— Я добился своего, Симона. Англия теперь моя. — Он обернулся к дочери, потряс в воздухе кулаком и, не в силах сдержаться, расхохотался. — Через два дня ты станешь баронессой Крейн!
У Симоны потемнело в глазах.
— Что?
— Ты выйдешь замуж за Николаса Фицтодда. Здесь, в Лондоне. С благословения самого короля Вильгельма!
— Нет! — в ужасе прошептала Симона. В ушах зазвучало предупреждение Ника: «Если это заговор, чтобы заполучить меня в мужья, то он не сработает. Я не поддаюсь на женские уловки».
Арман все сиял:
— Я на такое не мог и рассчитывать!
— Но… но ведь Николас Фицтодд беден, как церковная мышь.
— О нет, вовсе он не беден. Он выглядит как неудачник, но на самом деле барон — один из богатейших людей Англии. Его владения простираются почти вдоль всей уэльской границы, он доверенное лицо короля.
У Симоны кружилась голова.
— Но как все произошло, папа? Лорд Николас сам мне сказал, что не собирается жениться.
Арман налил себе водянистого вина и со счастливым вздохом опустился в кресло. Отхлебнув из кубка, он заговорил:
— У него просто не было выбора. — Арман вытер губы рукавом и продолжил: — Я обратился к королю с жалобой на то, что он запятнал твою честь. Похоже, Вильгельм желает, чтобы барон женился.
— Запятнал мою честь? — воскликнула Симона. — Отец, как вы могли? Ведь ничего же не было!
— Как я могу быть уверен? — Арман протянул дочери кубок. Искалеченная рука лежала без движения у него на коленях. — Или, например, добрый лорд Холбрук? Видит Бог, ты была закутана в одежду барона.
— В его плащ! Было холодно.
— А он выглядел так, как будто только что вывалился из борделя. И пахло от него так же. — Арман выразительно посмотрел на дочь. — Что я должен был подумать?
— Но, — воскликнула Симона, — в этом деле ваше слово против его!
— О-ля-ля! — воскликнул Арман. — Ты забыла, что там присутствовал братец самого барона.
— Но его брат не станет участвовать в этом фарсе! — уверенно заявила Симона. — Он будет защищать брата перед королем.
— Он и пытался, — легкомысленно сообщил Арман. — Правда, мне неизвестно, что именно он сказал, — Вильгельм говорил с ним наедине.
С минуту Симона молчала, потом выпалила:
— Я не хочу! Я не выйду за него замуж, папа!
Арман с интересом взглянул на дочь:
— Не смеши меня. Конечно, выйдешь.
— Non! — закричала Симона и ударила кулаком по подушке. — Нет!
— Жаль-жаль, моя девочка. Значит, у тебя был другой план?
— Не было никакого плана! — со слезами на глазах воскликнула Симона. От ужаса она чувствовала тошноту, кружилась голова. — Я просто захотела на минуту сбежать от всего этого, от этого рынка, где меня продают, как скотину!
— Попридержи язык, Симона! — с угрозой в голосе произнес Арман. — Кажется, ты забыла, что из-за тебя мы оказались в этом варварском городе! Если бы ты не представилась Бовилям сумасшедшей, не рассказывала бы им, что беседуешь с моим умершим сыном, все было бы в порядке.
Симона знала, что не стоит вновь начинать этот бесполезный разговор о Дидье. Вообще-то Арман говорил правду. Если бы Симона не доверилась Шарлю Бовилю, не поделилась с ним своим горем, она скорее всего была бы уже его женой. Арман к этому времени снова оказался бы далеко — снова отправился бы в свои бесконечные поиски сокровищ. Дидье заморозил бы их до смерти, но такая судьба выглядела куда предпочтительнее того будущего, которое перед ней открывалось теперь.
— Папа, ну пожалуйста! — взмолилась Симона. — Барон никогда мне этого не простит! Он меня возненавидит. Я буду несчастна.
— Я уверен, ты сумеешь устроиться. — Давая понять, что разговор окончен, отец поднялся на ноги и, хромая, подошел к кровати. — Я распоряжусь, чтобы твои вещи доставили к барону.
— Почему туда? — спросила Симона, вспомнив о сундуках, в которых хранились драгоценные для нее вещи матери и Дидье. Она выпросила у отца позволения привезти их с собой в Англию, хотя ради этого пришлось пожертвовать множеством собственных принадлежностей. Несмотря на дополнительные расходы, Арман согласился. Сейчас сундуки все еще оставались в доке, ожидая, пока будет оплачена их доставка, то есть до тех пор, когда Арман продаст Симону самому богатому из соискателей.
— А потому, mon enfant, — стал объяснять Арман так, словно она была маленькой девочкой, — что после венчания ты будешь жить в покоях своего мужа. Тебе ведь понадобятся твои вещи?
Симона кивнула.
— Bon. Вот и отлично. А теперь иди спать. — Арман направился к двери, но обернулся и сообщил: — Хотя бы раз ты послужила мне, как должно.
И Симона осталась в благословенном одиночестве. Она понимала, что никогда не убедит Ника в том, что это была не ловушка с целью заполучить его в мужья. Он с самого начала это подозревал. Симона ясно дала понять, что собирается замуж за старика Холбрука, Но разве Ник поверит? Ей оставалось только надеяться, что до барона еще не дошли слухи, которые тянулись за ней из Франции.
Судьба снова ополчилась против нее. Симона не стала гасить свечу и заснула в слезах.
Глава 4
Нику казалось, что его изо всех сил ударили по голове. Как будто кулак Господа опустился ему на макушку, чуть глаза не вылетели из орбит.
Ник с рычанием перевернулся и голым коленом почувствовал что-то мягкое и теплое. Попробовал прикрыть ладонью глаза и снова задел чью-то гладкую кожу.
Голова трещала от боли. Ник опять зарычал и с трудом приоткрыл один глаз — конечно, еще не рассвело.
Справа раздалось мелодичное постанывание. Ник осторожно повернул голову и увидел хорошенькое, но нахмуренное личико спящей рядом блондинки. Очевидно, шум побеспокоил не только Ника.
— О Боже, что там такое? — сонно спросили слева. Он снова с величайшей осторожностью повернул голову. Зевающая брюнетка приподнялась на локте. Пышные темные пряди волос рассыпались по обнаженной груди.
