— А я, извините, полечу! — теряя терпение, сказал летчик.
— Вы меня удивляете, товарищ Вэнь И, — проговорила Мэй. — В носке летать нельзя, а обувь надеть вы не можете.
— Значит, в этом все дело?! — радостно воскликнул Вэнь И. — Так я через полчаса приду к вам обутый.
— И я тут же отправлю вас в тыл.
И тут Джойс услышал просительный голос Вэнь И:
— Имейте сердце, товарищ Кун.
— Летать с больной ногой нельзя.
— Уверяю вас: никто не заметит. У меня и с одной ногой Чану жарко станет!
Мэй рассмеялась:
— Прежде всего жарко станет нам с вами, когда командир Лао Кэ увидит, что вы с больной ногой лезете в самолет.
— Позвольте уверить вас: он не увидит.
Повидимому, спор надоел Мэй.
— Придется вам еще отдохнуть, — строго заключила она.
Через минуту Вэнь И, хромая и морщась от боли, проковылял мимо Джойса.
Мэй показалась у входа с полотенцем в руках и кивком головы указала вслед удаляющемуся летчику:
— Просто болезнь какая–то: боятся хоть один вылет пропустить.
— Истребитель действительно не девица, — с улыбкою сказал Джойс.
— А человек с пулевым ранением в пятку, по–моему, и не истребитель.
— Это, конечно, тоже верно, но если человек чувствует, что может вести машину…
— Это уж предоставь мне знать: может он вести машину или не может.
— В общем, видно, отличный народ, а вы его портите.
Мэй удивленно посмотрела на Джойса.
— Что ты сказал?
— Нежности! Парень хочет летать, значит летать может…
— Я делала и делаю то, что мне велит долг.
— Ты не фельдшерица где–нибудь в миссурийской воскресной школе для фермерских невест.
— Да, я военный врач. Я в боевой части Народно–освободительной армии, где каждый летчик на учете. Я это знаю не хуже, чем ты. Именно поэтому я обязана следить, чтобы каждый летчик был годен для работы, для боя.
Мэй в раздражении отвернулась и пошла в пещеру. Джойс нагнал ее и взял за руку.
— Не сердись, все обойдется… Я действительно не вправе вмешиваться, но летчик, с которым я приехал, на деле покажет, что вы тут не правы…
— Ах, не все ли мне равно, с кем ты приехал!
— Это Чэн.
Джойсу показалось, что при этом имени Мэй переменилась в лице.
— Чэн?! — переспросила она.
— Ну да, Чэн.
Словно удивленная и даже немного испуганная этой вестью, она снова растерянно, почти про себя повторила:
— Чэн!..
— Конечно, тот самый Чэн, — заставив себя улыбнуться, сказал Джойс. Он сделал вид, будто не понимает причины растерянности Мэй, хотя эта растерянность говорила ему больше, чем если бы Мэй сказала ему все о нем и о Чэне.
А Мэй порывисто высвободила свою руку из пальцев Джойса и, делая вид, будто очень занята, стала перебирать инструменты.
Когда Джойс ушел, Мэй вздохнула с облегчением. Она хорошо понимала, что отношения, возникшие между ними в Штатах, не налагали на нее никаких обязательств, и тем не менее что–то похожее на стыд овладевало ею всякий раз, когда приходилось над этим задумываться… А в сущности, кем была она тогда в Америке? Одинокой китайской девушкой на далекой, враждебной чужбине, где на нее смотрели, как на чужую не только и не столько потому, что она была иностранкой, сколько потому, что цвет ее кожи был не совсем белый; потому, что она была дочерью народа, который янки привыкли эксплуатировать, как скот, народа, который они не считали и не хотели считать равным себе.
Любила ли Мэй Джойса? Не уцепилась ли она тогда за протянутую ей большую ласковую руку потому, что та была так сильна и так ласкова, не больше?.. И виновата ли Мэй в том, что думала о Джойсе лишь до тех пор, пока не встретила в Китае Чэна?.. Вероятно, она не виновата ни в этом, ни в чем–либо другом перед Джойсом и тем не менее… Да, тем не менее при всяком свидании с Джойсом досада овладевала ею потому, что возвращалось это беспричинное чувство стыда… Уж не происходило ли это из–за того, что она всем своим существом чувствовала, что негр ее любит, попрежнему любит. Быть может, даже больше, чем любил прежде, за океаном. Вероятно, ведь здесь у него нет никого, решительно никого, кроме нее…
Мэй с досадою отбросила пинцет, который машинально вертела в руках. Ударившись о край ванночки, инструмент громко звякнул. Мэй вздрогнула и провела рукой по глазам, — этот резкий звук привел ее в себя…
Сидя в прохладной пещере штаба, Чэн ждал командира полка. Чтобы не терять времени, он попросил у начальника штаба последние сводки и стал знакомиться с боевой обстановкой, о которой со времени отъезда из школы имел лишь общее представление.
Пристроившись на ящике у входа в пещеру, он углубился в чтение. Время от времени он прерывал сам себя сдержанным возгласом радости: события развивались самым успешным образом. Соединение Дунбейской народно–освободительной армии генерала Линь Бяо, которому и был придан 1–й авиационный полк НОА, успешно продвигалось к югу, пробиваясь к берегам Ляодунского залива, чтобы закрыть миллионной армии гоминдановцев выход из мукден–чаньчуньского мешка. Шли ожесточенные бои за Цзиньчжоу. Если бы НОА располагала бомбардировочной авиацией, то Цзиньчжоу как исходному пункту авиационных ударов противника, наверно, давно уже пришел бы конец. Теперь же 1–му полку было приказано парализовать действия американо–гоминдановских самолетов, продолжавших еще базироваться на Цзиньчжоу и отбивать налеты вражеской авиации, пытавшейся прийти на помощь Цзиньчжоу с юга. Из разведсводок и из анализа боевых донесений командиров эскадрилий 1–го полка было ясно, что противник вводил в бой свежие авиационные силы. Повидимому, это были истребительные формирования, созданные на базе американской и японской техники. По данным разведки, их назначением было подавление активности 1–го полка и уничтожение его личного состава и техники на земле и в воздухе.
Для Чэна, за время долгой школьной работы привыкшего воспринимать такого рода сообщения как нечто очень интересное, но более или менее отвлеченное, теоретическое, все звучало теперь по–новому — жизненно ярко. От чтения его оторвал возглас начальника штаба Ли Юна:
— Командир!
Чэн поднял голову и услышал за дверью пещеры четкие шаги.
Ли Юн уже вышел. Следом за ним и Чэн пошел навстречу командиру полка.
Лао Кэ прервал представление Чэна радостным возгласом:
— Рад, очень рад! Нам давно нужен такой человек, как вы. Мы свалим на вас всю молодежь. Чудесный народ, изумительный, но порой бывает сыроват. А с вашим инструкторским опытом вы сделаете из них таких бойцов!..
Чэн с трудом заставлял себя следить за словами командира. Он едва скрывал охватившее его удивление: рядом с Лао Кэ стоял… Фу Би–чен. По его виду никак нельзя было сказать, что он хозяйственник или штабист. Значок летчика виднелся и на его выгоревшем комбинезоне, перепоясанном ремнем с пистолетом. Его кобура имела тот характерный вид потертости, какой приобретают кобуры летчиков после долгого пребывания за их спинами в полетах. Рукава комбинезона Фу были немного закатаны и обнажали худые запястья, из–под шлема с завернутыми наверх ушами и немного сдвинутого на затылок торчала прядь прямых непослушных волос. Да, это был Фу Би–чен. Его почерневшее от солнца и ветра лицо выглядело строгим. Он без улыбки смотрел на Чэна.
— …Вот и прекрасно… — словно издалека доносился до Чэна голос Лао Кэ. — Немного отдохнете и возьметесь за работу.
Но вот командир умолк. Нужно было отвечать. Чэн с трудом собрал мысли, стремительно уносившиеся в прошлое, к школе, к незадачливому учлету Фу. Чэн ответил, стараясь попасть в добродушный тон командира:
— Я не устал. Могу сразу за работу. Только позвольте доложить: мне учебная работа очень надоела в школе. Я предпочел бы в бой.
— Боев здесь хоть отбавляй.
— Вот и хотелось бы…
Лао Кэ весело перебил:
— Придет время, придет! А пока за учебу. Других будете учить и сами поучитесь. — Лао Кэ обернулся к начальнику штаба: — Что ж, может быть, прямо и дадим ему вторую эскадрилью?
— Вы хотите сделать для летчика Чэна исключение? — спросил Ли Юн.
— Исключение?..
— Вы же сами приказали: каждый новый человек, прибывающий на летную работу, независимо от звания и назначения, проходит ознакомление с обстановкой и с боевой работой в качестве рядового летчика.
— Ли Юн всегда прав! — сказал Лао Кэ. — На то он и начальник штаба, чтобы все помнить. Такой приказ действительно существует, и выходит, что дать вам сразу эскадрилью против моих правил. Значит, прежде чем вы начнете учить других, придется вам самому кое–что усвоить: обстановка тут не простая, сразу не разберетесь. — При этих словах Лао Кэ бросил взгляд в сторону молча стоявшего в течение всего разговора Фу Би–чена. — Придется вам, товарищ Фу, новичка вывозить.
