Как-то один из ключевых украинских политиков, лидер большой парламентской фракции и близкий к президенту человек, ультимативно потребовал, чтобы я уволил нескольких журналистов, которые, по его сведениям, работали на сомнительные политические силы. Я иронично согласился, но при условии, что он выгонит из своей фракции такое же количество депутатов. Он мою задиристую аналогию не принял, а упрямства не простил.
Ежедневная работа превратилась в постоянное балансирование между интересами разных правящих кланов и желанием оставаться полноценным средством массовой информации. Любой уклон грозил нам неприятностями: у власти всегда были в распоряжении средства (от налоговых проверок до отзыва лицензии), способные осложнить нам работу или положить конец существованию компании.
Отступлю на минуту от судьбы «1+1» ради рассказа о том, как решается вопрос лояльности телеканалов в США.
Все основные американские телесети входят в состав крупных корпораций. Если в новостях речь идет о компании-владельце, то, чтобы избежать упреков в обслуживании хозяйских интересов, обычно называют корпоративную принадлежность. Так, если в новостном выпуске на канале NBC упоминается General Electric, то ведущий говорит: «В пресс-службе компании General Electric, которой принадлежит телеканал NBC, чей новостной выпуск вы сейчас смотрите…» Сценаристы сериалов часто позволяют себе злую сатиру на владельцев каналов, на которых эти сериалы идут, или корпораций, которым они принадлежат. Например, авторы популярнейшего мультсериала «Симпсоны», идущего в эфире Fox, явно не разделяют республиканские убеждения руководства компании. Большой вышел скандал, когда в одной из серий «Симпсонов» появился вертолет с надписью на борту: «Телеканал Fox News не расистский, но среди расистов — номер один».
Особым цинизмом по отношению к своим владельцам отличаются создатели сериала «Студия 30» (30 Rock), выходящего на канале NBC. Когда General Electric продала NBC Universal кабельному оператору Comcast, в эфир вышла серия, в которой новые хозяева были представлены как лодыри, ничего не понимающие в медийном бизнесе, а деньги зарабатывающие за счет платных кабельных порноканалов.
Возвращаясь к «1+1», замечу: чем ближе к выборам, тем более актуальным становился вопрос об объективности СМИ. Я был уверен, что быть объективными и не входить в конфронтацию с властью возможно, только если предоставить дискуссионную площадку всем политическим силам, тем более что силы эти уже допущены самой властью к политическому процессу. К тому же мало кто тогда в СНГ делал прямые эфиры и телемарафоны на нашем уровне. Взять, к примеру, наш предвыборный формат «5 на 5», придуманный Лаврентием Малазонией и Вячеславом Пиховшеком, со схваткой между парами пятерок всех шедших на выборы партий. Понимая, как сложно будет бороться за содержание выпусков, мы решили стилистически программу «закавычить» — и позволили себе хулиганство в духе брутальной эстетики, этакие «Люди в черном», но без инопланетян.
Программу снимали в огромном производственном ангаре. Сверху спускался крюк грузового крана, пятерки кандидатов стояли друг напротив друга за металлической сеткой, снаружи сидели их группы поддержки, а в центре находились двое ведущих в черных костюмах и черных же очках. «Сражение» политиков происходило в цехе ремонтного завода на фоне горящих покрышек и «скорой помощи» с мигалкой. Удачная форма дала высокие рейтинги и спровоцировала полемику в обществе. Успех каждой последующей программы усиливал драйв, и новые форматы у нас возникали один за другим. Выстроилась линейка авторских дискуссионных программ, они выходили ежедневно. Политические программы на «1+1» были особенно конфликтными, и поэтому особо популярными. Им удавалось выходить даже в самые политически тяжелые времена эпохи Кучмы.
Дефицита первых лиц на «1+1» не было, участие в наших программах давало максимальный предвыборный эффект. Но примерно с конца 90-х нам пришлось согласовывать с администрацией президента списки приглашенных на программу гостей. Это было обязательное условие для выхода в эфир, иначе было не избежать проблем «от первого лица».
Один из самых неприятных эпизодов произошел накануне президентских выборов 1999 года. В последнюю предвыборную программу мы в качестве зрителей пригласили зарубежных послов. Естественно, набежала добрая сотня корреспондентов иностранных изданий. Я пытался следовать американскому формату освещения выборов, приблизиться к лучшим образцам информационного ТВ и дать возможность высказаться всем основным участникам политического процесса. Воскресная программа, о которой идет речь, — «Эпицентр-дебаты» (постоянным участником ее был Георгий Гонгадзе, убийство которого впоследствии стало поводом для громкого скандала) — оказалась в фокусе внимания президентской администрации. Когда там узнали, как мы готовим финальные дебаты, мне позвонил сам Кучма и на «эксклюзивном русском» потребовал немедленно отменить программу. Иначе…
Это была та ситуация, когда выхода нет и выбора (накануне выборов) — тоже. Я должен был преподнести решение президента как собственное прозрение. Дескать, в момент, когда монтируется свет и прибывают гости студии, я вдруг осознаю: да ну ее, эту программу, не нужна она вовсе.
Первым, кому я сообщил свое решение об отмене программы, был ее ведущий Вячеслав Пиховшек. А он последний месяц и так жил с валидолом под языком. Не понимая, как мы сможем остановить процесс за считаные минуты до начала эфира, он схватился за сердце, обмяк и прошептал, что сейчас упадет в обморок. «Валяй, старик», — говорю я. Выхожу из гримерки и объявляю, что у ведущего приступ. Его увозит «скорая», а мы снимаем программу с эфира с официальным объяснением: «Ведущий в больнице».
Водоразделом в истории канала и в моей личной истории стали следующие, «оранжевые» президентские выборы 2004 года и последовавшие за ними события. К тому времени уже излишне было говорить о какой-либо независимости или объективности — мы действовали под жестким давлением власти и в редакционной политике следовали ее указаниям. Журналисты получали «темники» — утвержденные президентской администрацией правила по освещению событий. Выходя в эфир, наши сотрудники использовали все доступные им средства, чтобы выразить свое отношение и к происходящим в стране событиям, и к тому, как мы вынуждены преподносить их зрителю. Ведущие демонстративно появлялись в оранжевых шарфах и галстуках, а на летучки, кажется, чуть ли не все приходили в оранжевом. Регулярными стали отказы от выхода в эфир и заявления об уходе. Но хуже было другое.
«1+1» создавался как канал, вовлеченный в общественные процессы, его полюбила социально активная аудитория. Именно эта аудитория теперь поддерживала кандидата в президенты Виктора Ющенко. А мы своего зрителя предавали. Это убивало канал. В 2004 году во время президентской кампании начали падать рейтинги, нас стали критиковать еще недавно дружественные издания.
С середины 2001 года я почти не вмешивался в новостное вещание, понимая, что никакой возможности повлиять на ситуацию у меня нет, хотя я основатель канала и один из его акционеров. В то время никому доселе не известная ТРК «АИТИ» подала на «1+1» в суд, оспаривая результаты конкурса 1996 года на право вещания, который выиграл «1+1». Несмотря на то что сама ТРК «АИТИ» была основана в 1999 году — то есть сильно позже конкурса, — хозяйственный суд Киева иск удовлетворил. Фактически это означало, что после решения суда следующей инстанции мы теряли часть лицензии. Суд постоянно откладывали, а в ноябре 2002 года Высший хозяйственный суд отменил все решения предыдущих инстанций по иску.
Мы начали искать компромиссы в отношениях с властью, в чем-то — и в отношениях с собой, и, понятное дело, находили. Давали по возможности высказываться разным силам. Точка зрения, не совпадавшая с позицией власти, в эфире все-таки появлялась, так что до осени 2004-го было не очень стыдно. Ведь одно дело — рутинная политическая и общественная жизнь, когда кто-то из лидеров оппозиции что-то заявляет и ты как руководитель канала можешь дать или не дать это в эфир, и другое — когда происходят важные события, а крупнейший канал, который уважают и которому доверяют, методично занимается подменой информации интерпретациями.
Тут важно понимать, кто именно смотрел «1+1». Как телевизионный канал мы уверенно доминировали в семнадцати областях, проголосовавших за Ющенко, и были на втором месте в девяти областях, поддержавших Януковича. Говорит ли это о том, что мы были предвзяты? Нет, просто, как я уже упоминал выше, мы строили канал как новое телевидение демократической Украины и были симпатичны людям определенного склада ума и определенных умонастроений. Важно и то, что упомянутые семнадцать областей были преимущественно украиноязычными, и телеканал, работавший на возрождение национального языка, был тамошней аудитории ближе. Именно наши зрители составляли большинство из тех, кто позже вышел на майдан в Киеве и на улицы по всей Украине. И вот, понимая это, мы транслируем какую-то богопротивную ересь про «единого кандидата», врем тем, для кого, собственно, задумывали и создавали канал. На протяжении 140 дней на всех подконтрольных власти каналах нельзя было даже упоминать популярнейшего лидера оппозиции Виктора Ющенко — это был позор для журналистов.
