Внутри Шампан сплошь катакомбы, целый город наверное, лабиринты в несколько уровней. Точной карты нет, по крайней мере, я ее никогда не видел. Вся информация по этой местности всегда была засекречена. Раньше там добывали строительный камень, из него не только Севастополь построен, но и мечети турецкие, лучшие кварталы Неаполя, Рима, Афин, Константинополя. Да только теперь эти катакомбы называются «месторождением смерти». И мне иногда кажется, – он посмотрел на язычок пламени в коптилке, – что именно там война и затаилась. Корявая, уродливая, ржавая, но оттого еще более опасная. Удивительно, что находятся смельчаки, которые туда сунуться не боятся. Гиблое, нехорошее место.
– А поподробнее можно? – встревожился Александр Васильевич.
– Отчего ж нельзя, коль слушатели есть, – смерил его взглядом капитан Карпо. – Как я уже говорил, в горе – длиннющие штольни. Еще в девятнадцатом веке их начали использовать как подвалы для хранения вина. Условия уж больно подходящие, и на строительство специально тратиться не надо: температура под землей постоянная, влажность в норме. Все, что нужно для получения качественного продукта. Перед Отечественной войной молодое, недозревшее шампанское в штольнях Шампан хранил уже завод «Массандра». Когда же немец на нас попер, етишкин кит, и бомбардировки должны были начаться, вспомнили, что не только вино, но и боеприпасы здесь хранить можно. В штольни горы свезли весь боезапас Черноморского флота. Да что там – целый город ушел под землю зимой сорок первого года. Арсенал, два завода, госпиталь аж на две тысячи душ, кинотеатры, аптеки, школы, мастерские разные, базы и склады. Там делали минометы, мины, шили обмундирование, обувь, хлеб пекли.
Маргарита, вспомнив свое дневное приключение, попыталась представить, как выглядели тогда штольни, укрывшие целый город.
– Там кое-где, – будто услышав ее мысли, продолжил капитан Карпо («И он, что ли?» – опять мелькнуло у девочки), – потолки до двадцати метров доходили. И люди жили целыми коммунами-общежитиями. Я мальчишкой раз пытался там полазить, уже сильно после войны, после взрыва, да очень мне место не понравилось… – Даже при свете коптилки все заметили, как по лицу хозяина пробежала тень. – Мы там патроны собирали, гранаты ручные без запала, идиоты. Севастопольские пацаны в моем детстве всегда хорошо вооружены были. У меня вот и пулемет, етишкин кит, имелся. Помню, собирались с друзьями на пионерскую игру «Зарница». Устраивали раньше, Маргарита, такие военизированные игры в школах и между школами. Так мы решили во всей красе прийти, с вечера свои трофеи начистили, патроны в патронташи снарядили. Гордые такие, на линейку заваливаемся, оружием бряцаем… В общем, нас сразу в ближайшее отделение милиции и сдали. А по домам обыски провели с целью изъятия незаконного боезапаса.
Маргарита даже немножко позавидовала такому боевому детству, хотя слабости к оружию не питала. И еще, попутно, попыталась представить, как все же выглядел так часто поминаемый капитаном «етишкин кит».
– Севастополь очень сильно бомбили, а Шампаны – надежное природное бомбоубежище, – продолжал Карпо свой рассказ. – Многие прямо там и жили: отгораживали себе в пещерах загончики одеялами или фанерой, тумбочки ставили, столы, кровати. Детские сады и школы работали. Даже корова Звездочка в одной из пещерных ниш жила. Вообще, рассказывали, что в первые дни обороны красиво и чисто выглядело все, особенно госпиталь. Постели, накрытые белоснежными простынями, стояли в огромном зале с высоченными потолками. Яркий электрический свет, на стенах висели картины, плакаты и чистота идеальная, конечно…
Это потом уже и с вентиляцией проблемы начались, и с водой, когда водокачку разбомбили. Но в штольнях остаток продукции винзавода прятали, тысячи бутылок молодого невыдержанного вина, етишкин кит. Очень оно пригодилось, когда пошло наступление на Севастополь, и фашисты пристрелялись к тропинкам, ведущим от горы к источникам с пресной водой…
– Хорошо, – мечтательно протянул Че.
– Уж конечно, – улыбнулась Корица.
– Это как посмотреть, – рассудительно заметил Карпо, – потом ведь и бриться на шампанском пришлось, и кашу манную для детей на нем варить. Даже воду, которую все трудней приходилось добывать, шампанским разводили.
– Но простите, – вмешался Александр Васильевич, – а почему теперь это место называют «катакомбы смерти»?
– А потому, – ответил Карпо, – что в конце июня 1942 года взорвали их, чтобы боезапас врагу не достался. И взрыв стал сигналом к началу сдачи Севастополя немцам, сигналом к отступлению. И далеко не все люди и не все раненые, которые внутри находились, смогли эвакуироваться. До сих пор неясно до конца, что там к чему было. Как именно взорвали, где конкретно. Но взрыв прогремел чудовищной силы. Говорят, его зарегистрировали сейсмические приборы на той стороне земного шара! О как! Сам немецкий генерал Манштейн был изумлен жестокостью и ненужностью этого поступка! Да кто ж теперь рассудит!
Он, кстати, этот немецкий генерал, высоко в мемуарах потом оценил мужество защитников Севастополя. Тогда, естественно, сдетонировали далеко не все снаряды, и сейчас там, под землей, много невзорвавшихся. Они ржавеют, окисляются от взаимодействия с известняком. Говорят, етишкин кит, по некоторым подсчетам в горе находится несколько тысяч тонн различных боеприпасов. Территории потихоньку разминируют, конечно… Но страшное место – закопанная война, больная земля, лечат ее, лечат. С людьми хуже. Мне кажется иногда, что у народа, который пережил войну, искалеченными остаются еще несколько поколений, которые никакой войны и не видели. А иногда, как сейчас, и рецидивы случаются, выползает костлявая… Казалось бы – неужели про все ужасы уже успели забыть? Я вот, например, на географические карты до сих пор смотреть спокойно не могу…
– А это-то почему? – спросила Корица.
– Моя бабушка, да и мама вслед за ней рассказывали – очень голодно в войну было, продуктов совсем никаких. Люди пухли от голода, ели кто что достал. Даже географические карты. Их вымачивали, точнее, отделяли с помощью воды клейстер, который соединял бумагу с марлевой подложкой. Клейстер же из муки делался. А потом пекли из этого клейстера-муки оладьи, в суп вот, етишкин кит, для сытности добавляли. Мама потом смеялась, что у меня и страсть к путешествиям от того, что она в войну географические карты ела…
Маргарита попыталась представить себе оладьи на муке из клейстера. Они его замешивали на уроках ИЗО, когда делали маски или фигурки из папье-маше. Выглядело это дело не очень-то аппетитно. И девочка, хотя уже совсем не хотела есть, положила к себе в тарелку еще один кусочек золотистой ставридки.
Глава двенадцатая
в которой Маргарита ближе знакомится с загадочным Валеркой
Корица уснула почти сразу, как только все, поблагодарив Карпо за ужин, вернулись в пансионат. Че, смеясь, стал называть его «Гостиница „Гостиница“» и на входе, подмигнув Маргарите, подошел к стеклянной будочке вахты. О чем он спрашивал двух сонного вида вахтеров, девочка не расслышала. Но, вернувшись к ней, он заговорщицки сообщил: «Как я и предполагал, играют ключами, к которым бочонки с номерами комнат прицеплены, в лото. Спокойной ночи, дорогая!»
Но Маргарита еще долго не могла уснуть, несмотря на сильную усталость. Она слушала размеренное дыхание бабушки, шебуршание Перцовки в своем углу, ворочалась с боку на бок. В окно светила полная луна, планшет лежал на тумбочке около кровати. Вдруг он тихо засветился, сердце девочки екнуло, и она быстро схватила прибор в руки, опасливо оглянувшись на кровать Корицы. Внизу экрана бежали синенькие буквы.
– Как ты себя чувствуешь? – писал Валерка.
– Нормально, а ты? – набрала Маргарита, благо позволял сильный лунный свет.
– Не очень, наверное, мне нужна твоя помощь, я даже не знаю, сколько смогу с тобой разговаривать…
– Кто ты, откуда, ты в Севастополе?
– Да, я в Севастополе… но объяснить очень трудно. Хотя кое-что ты уже знаешь, я могу показать тебе картинки, так мне проще…
– Хорошо, – немного растерявшись, ответила Маргарита.
Буквы исчезли, и по экрану поплыли как будто не очень четкие кадры из цветного фильма. Звук отсутствовал. И девочка чуть не вскрикнула, когда воочию увидела просторный зал с кроватями, о котором (не иначе) рассказывал сегодня за ужином капитан Карпо. Горел яркий электрический свет. На постелях лежали люди («Раненые», – подумала девочка). По залу, не торопясь, двигались женщины в белых косынках. Одна, с русой косой, подняла руку и приветственно помахала, улыбаясь.
Потом Маргарита увидела близко известковую стену штольни и как будто одеяло на веревке. Полог отдернули – за ним стояла кровать с железной спинкой, украшенной литыми звездами, рядом колченогий стул, на стуле – букетик полевых цветов в гильзе от снаряда («Васильки», – определила Маргарита). Давешняя женщина в платье медсестры сняла косынку, распустила косу, она улыбалась и что-то говорила. Теплый свет, непонятно откуда струящийся, наполнял всю картину. Она тихо золотилась и почему-то напомнила Марго иконы.
