— Да ты что! Я ведь не к тому. Я ведь в смысле… Ну, в общем, чтобы тебе было удобнее. Если тебе всё равно…
— Мне не всё равно. А насчёт удобнее… Я уже, кажется, достаточно сделала для того, чтоб ты понял: мне удобнее с тобой, — твёрдо сказала она и отвернулась к окну, где N-ское утро давно уже вступило в свои права. Она встала со стула и, не говоря более ни слова, подошла к окну, прислонилась к нему лбом и стала смотреть в него так внимательно, как будто бы там происходило что-то настолько интересное, что, по сравнению с этим, всё остальное на свете не имело ровным счётом никакого значения. Борис вздохнул, поднялся со стула, подошёл к ней сзади, обхватив руками её плечи и уткнулся носом ей в затылок, утонув лицом в её пышных, по утреннему растрёпанных волосах. Постояв так с минуту, он глухо спросил у неё, в общем то совсем и не надеясь получить ответ:
— Не понимаю, зачем я тебе? На кой чёрт сдался? Опер без особых карьерных перспектив. Вредных привычек — как грязи по весне. И вообще…
— Не знаю… Нет, не так. Точнее, не могу объяснить словами. Ты циник, прости, но это сразу бросается в глаза. Но при всём своём цинизме ты очень добрый. Настолько добрый, что твой цинизм скорее привлекает других, чем отталкивает. Мне с тобой хорошо, спокойно. Весело, наконец. Мы так мало знакомы, а я почему то уверена в том, что с тобой мне не надо врать, пытаться казаться в твоих глазах добродетельнее, чем я есть на самом деле. Я ведь тебе нравлюсь?
— Да.
— Такая, какая я есть? Вот сейчас, например?
— Да.
— Со всеми недостатками?
— Угу. Хотелось бы только, чтобы ты их, эти недостатки, почаще проявляла. А то, по сравнению со мной, ты просто агнец божий! Меня это даже немного подавляет, — усмехнулся Борис.
— Успеешь, насмотришься. Ещё взвоешь! — рассмеялась Юля, поворачиваясь от окна лицом к нему и чмокая его в щёку, — Сами в контору сдаваться пойдём, или подождём, пока позвонят?
— Ещё чего! Сами… Им надо, а не нам. Позвонят, не переломятся.
— Это в смысле — «инициатива наказуема»?
— Схватываешь на лету. Именно наказуема. Как говорил один юморист: «И никакой инициативы на производстве! Ты придумал, тебя же заставят делать и тебе же достанется, за то что плохо сделал». Садимся допивать Мартини и доедать крабов с бутербродами. И смотреть телевизор… Хотя хрен его сейчас посмотришь. У них там, как говорится, на сегодня весь квас продан.
— Может опять «Лебединое озеро» покажут, — мечтательно сказала Юля, — Я б его ещё раз посмотрела! Давно не видела.
— Ага. А ещё покажут Хор мальчиков-туберкулёзников. Композиция «Лучше нету ТОГО свету», — хмыкнул Борис, — У меня в комнате видак стоит. Пошли, по кассетам покопаемся.
— Эх, свела судьба княжну с крестьянином! Нет в тебе тяги к вечному и святому, — вздохнула она.
— Насчёт крестьянства ты зря. Для меня всегда самой страшной домашней трудповинностью были именно поездки на родительский феод с целью отработки «барщины». Для предков мать-сыра земля как наркотик. Любят они в ней покопаться. А вот во мне совсем нет крестьянской жилки. Лучше пять раз подряд прибрать квартиру в одиночку. А насчёт святого и вечного — это верно. Классика — только под настроение, да и то отдельные её представители.
— А я воспитана в музыкальной семье. Но видик, как альтернатива, в данный момент приветствуется, — сдалась Юля, — Если есть что путное посмотреть. А то я буржуйских боевиков видеть не могу.
Борис фыркнул с отвращением. Боевики из «проклятого буржуинства» раздражали и его самого. По сути дела, смотреть там было нечего. Даже не начиная смотреть, можно было с точностью до ста одного процента сказать, что «хорошие» победят «плохих» и, как правило, «из последних сил». Оставались только вариации на тему, кто «хорошие», а кто «плохие», но и тут америкозы не баловали особым разнообразием. «Плохими» были маньяки, стандартные преступники, какие-нибудь там киберчудовища, либо просто банальные Борисовы соотечественники. Ряды «хороших» были несколько разнообразнее, но только по профессиям. По чисто человеческим качествам «хорошие» были как «трое из ларца, одинаковы с лица». То есть тупые, бескомпромиссные, удивительно некоммуникабельные в быту и общении с близкими. К ним более всего подходило определение, которое Борис однажды услышал от своего кадровика по поводу того, какими качествами должен обладать рядовой работник Конторы. Тот сказал, что«…рядовой сотрудник должен быть тупой и отважный…», причём сказал это так, что было не очень понятно, говорит он в всерьёз, или же шутит. Но, как бы то ни было, это определение удивительно точно характеризовало требования высшего руководства к подчиненным. Герои же боевиков, при всех своих закидонах, по этим критериям были в самую тютельку, что делало эти фильмы ещё менее смотрибельными для мало-мальски разумного человека. К тому же эту мутотень сейчас крутили по всем каналам как в виде отдельных фильмов, так и сериалов, так что тратиться на покупку кассет с этим барахлом было просто глупо.
— У меня такого идиотизма в видеотеке нету. Зато есть масса отечественных старых комедяшек.
— А «Иван Васильевич» есть? — загорелась Юля, — Миллион раз смотрела и ещё столько же смотреть могу!
— Обижаешь! Это ж классика. Есть, и не только «Иван Васильевич». Покопаешься сама, выберешь, — сказал Борис, прихватывая фужеры, бутылку и направляясь в комнату, — Бутеры со стола прихвати, я сейчас там столик приготовлю.
— Ага. Ты посмотри, какой день-то сегодня! — восторженно сказала она, отходя от окна, — Солнышко так и сияет.
— В соответствии с происшедшим в стране, могу отметить следующее, — сказал Борис, задержавшись на выходе из кухни и переходя на дурашливо-пафосный тон, Сегодня всё, даже погода, говорит о том, что происшедшее суть есть перемена к чему то необычному. Это не просто утро, это утро новой жизни, утро нового мира!..
— Включай свой видик, пророк несчастный! — рассмеялась Юля, беря поднос со снедью, — И стол в комнате давай освобождай. Я что, должна всё это в руках держать?
— Бегу, бегу, бегу! — дурашливо засуетился он, скрываясь в комнате, — Для Вас, фройляйн, всё, что угодно!
…как говорят в иных фильмах или романах про войну, ни он, ни она и, наверное, никто во всей стране тогда не знал, что же именно за утро было в тот день. В какой новый мир вступили герои моей книги? И в новый ли? Не знаю. Поживем — увидим.
Может, Юля и Борис правы? Действительно, не в первый раз в стране бардак такого рода и до сих пор эти перевороты дольше недели не вытягивали. А может?.. Ладно, не будем гадать. Недостойное это занятие. Будущее покажет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
