— Зачем вы меня здесь держите?
— Это нелогично, — будто соглашаясь с ней, кивнул он. — Свой пистолет и пистолет капитана Духова вы выбросили, у вас осталось табельное оружие капитана Черновицына. Вы могли бы застрелиться из него. Это не трудно. Во всяком случае, для нас…
— Вы не сказали про пистолет Пахомова, — заметила Татьяна, пристально глядя на собеседника.
— Пистолет Пахомова остался на месте преступления.
— Почему я не застрелилась из пистолета Черновицына?
— Вы торопитесь умереть?
— Нет, меня удивляет, почему я все еще жива… Пахомов жив?
Вопрос прозвучал так резко, что в глазах Чащина что-то дрогнуло.
— Нет.
Он сумел скрыть растерянность, но с ответом все-таки промедлил.
— Жив. И скрывается от вас. — Татьяна была почти уверена в том, что говорила.
— Его уже похоронили.
— Я хочу в этом убедиться.
— Я могу вам устроить свидание. На том свете. Там и убедитесь.
— Что ж, я готова умереть, — набираясь смелости перед смертью, сказала она.
Подставить человека не трудно. Было бы желание, воля, силы и средства. Все это у Чащина было, поэтому не исключено, что Татьяну действительно обвиняли в убийстве на основании неопровержимых улик. Но видно, что-то пошло не так. Видно, Пахомов ушел от Чащина, поэтому он и не допустил, чтобы Татьяна покончила жизнь самоубийством. Возможно, он собирается предложить Олегу обмен. Чтобы заманить его в ловушку…
— Хорошо, завтра вы умрете.
— Почему завтра?
— На рассвете.
— А как же Олег?
— Олега больше нет. Но вы с ним встретитесь. Завтра. На рассвете.
Чащин повернулся к Татьяне спиной, сделал шаг и остановился.
— Вы любите Пахомова?
— Люблю.
— Тогда я жду от вас «спасибо». Могу принять его в письменном виде. Оставьте записку, когда пойдете встречать рассвет.
— Я подумаю.
— Всего хорошего.
Чащин ушел, появился охранник. Он взглядом велел ей зайти в свою комнату. Татьяна внимательно посмотрела на него, анализируя ситуацию. Она владела техникой рукопашного боя и, в общем-то, могла бы справиться с безоружным парнем. Но что дальше? Дверь, через которую можно было покинуть дом, уже закрыта на замок. Охрана знала свое дело.
Парень заметил в ее взгляде брожение смелых мыслей и предостерегающе качнул головой. Он не советовал совершать глупость, которая отправит ее как минимум в подвал. Татьяна вздохнула и зашла в свою комнату. Не надо дергаться, пусть Чащин увидит, с каким достоинством нужно принимать смерть…
Ночь Татьяна провела без сна. Она думала о прожитом, вспоминала Олега. И еще она долго читала «Отче наш», единственную молитву, которую знала. Татьяна не очень верила в Бога, но вдруг он все-таки есть? Вдруг ей действительно будет суждено свидеться с Олегом на том свете?..
Наступил рассвет, но за ней никто не приходил. Утром подали завтрак, а к обеду появился Чащин. И пригласил ее на обед.
— Да, я хочу есть, — кивнула она.
— Суп, вермишель, куриные котлеты, салат из китайской капусты. Больше ничего предложить не могу, — развел он руками.
— Да, я люблю куриные котлеты. Надеюсь, их подадут как последнее желание?
— Последнее желание перед казнью?.. — усмехнулся Чащин. — Вы так торопитесь умереть?
— Нет, но вы обещали.
— А если я передумал?
— Вы решили передать меня в руки правосудия?
— Если я это сделаю, вас посадят. Возможно, на пожизненный срок. Но достанется и мне. Тогда получится, что ваши друзья принесли себя в жертву напрасно.
— У вас плохие шутки.
— А у вас шутки неудачные.
— Это вы о чем?
— Напрашиваетесь на последнее желание. Разве это не шутка?
— Нет.
— Ну, хорошо… — Чащин сунул руку под пиджак, вынул оттуда пистолет «ПМ».
Потом достал из кармана платок, протер пистолет и протянул ей.
— В обойме один патрон. Вы знаете, что с ним сделать. Или страшно?
— Не страшно! — Татьяна выдернула у него пистолет.
Она понимала, что это фарс. Или обойма пустая, или патрон в ней безнадежно испорчен. Иначе бы Чащин не дал ей пистолет, который мог обернуться против него. А стрелять она умела. Но Чащин спокоен, он ничего не боится.
— Скажите, что вы пошутили, и я вас ни в чем не упрекну. — Он протянул руку, чтобы она вернула пистолет.
— Чему бывать, того не миновать.
Она вынула обойму, глянула на единственный в ней патрон, который производил впечатление боевого. Вернула все на место, передернула затвор.
— Пистолет Черновицына? — спросила она.
Это должно было напрячь Чащина. После такого вопроса мог последовать выплеск праведного гнева. Но Чащин не боялся, что Татьяна выстрелит в него. Значит, все-таки патрон липовый. Или боек спилен.
— Это уже не важно, — усмехнулся он.
— Да и выбора у меня нет.
Татьяна приставила ствол к виску и вдруг покрылась липким потом. А что, если патрон только собирались вывести из строя, но не смогли этого сделать? Да и боек никто бы не стал спиливать. Зачем, если пистолет Черновицына — та самая палка, которая хоть раз, но должна выстрелить. Рано или поздно Татьяну застрелят, и она должна это понимать. Но случиться это может рано, прямо сейчас. А умирать так не хотелось…
Но в то же время она должна умереть прямо сейчас. Если Олег вдруг жив, Чащин попытается взять его на живца. Он убедит его в том, что Татьяна жива, и предложит… Что-нибудь да предложит, чтобы заманить Олега в ловушку. И когда это случится, их убьют обоих. Тогда уж лучше Татьяна погибнет прямо сейчас.
— У меня нет выбора, — сказала она так, будто оправдывалась перед Богом.
И, пристально глядя на Чащина, нажала на спусковой крючок. И вздрогнула всем телом, когда раздался холостой щелчок.
— И что это значит? — с трудом подавляя вздох облегчения, сказала она.
— Это значит, что вы, Татьяна, женщина потрясающей смелости, — забирая у нее пистолет, сказал Чащин. — И я потрясен. И очарован.
— Где майор Пахомов?
— Он был вашим мужчиной?
— Почему был?
— Значит, был. Знаете, я ему даже завидую. Обладать такой женщиной…
— Вам это не грозит.
— Я знаю. Вы не та кобылица, которую можно объездить. Я это понимаю. И даже не пытаюсь вас соблазнять.
Татьяна качнула головой, окатив его взглядом, в котором помимо презрения можно было уловить и благодарность за понимание.
— И силой вас брать не буду. Это не в моих правилах.
— Мне нравятся ваши правила.
— Но пообедать я с вами могу?
Татьяна принужденно кивнула. Как ни крути, а Чащин имел полную власть над ее судьбой. Мог убить, мог обесчестить, а мог и подсадить на иглу, превратив в безвольное существо, готовое ради дозы на любое извращение. Одним словом, не стоит злить Чащина без нужды…
Глава 7
Нога ступает по земле мягко, тихо, лук натягивается бесшумно. Тетива тугая, поэтому стрела летит быстро и с легким свистом. Но Олег стрелял с подветренной стороны, шум, как и запах уносило в сторону. А поправку на ветер он взял точно, поэтому стрела вонзилась в селезня, пробив его насквозь. Остальные утки шумно забили крыльями, с криком взмыли вверх. А Олегу осталось только поднять застреленную дичь. Без собаки сделать это было непросто, но ничего, он справится и вернется домой с добычей. Если, конечно, хижину, в которой он нашел пристанище, можно назвать домом. А она совсем рядом, в поле зрения. И не нужно уходить далеко, чтобы добыть уток.
В плавни Олег заходил осторожно, постепенно погружаясь в воду. В ил он ушел по колено, в воду — по пояс, камыши шуршали, касаясь лица. Он дотянулся до мертвого селезня, взял его, теперь можно поворачивать назад.
Хорошо у него получалось с охотой. Вчера зайца крупного в силки поймал, сегодня утром птицу подстрелил. Охотничий азарт будоражил кровь, восторг победы окрылял. Но не опьянял. Разум оставался трезвым — как у волка, который вынужден был вести борьбу за существование. И природу он чувствовал так же тонко, как волк. Все вокруг — свое, родное. Он чувствовал себя частью этого дикого мира. Хищной частью, убивающей, но не злой и не свирепой. Он убивал, чтобы прокормиться.
Все хорошо, только вот плохо, что разуться и раздеться Олег не догадался. Все сушить придется — и джинсы, и куртку. На теле сушить. Возможно, он даже не почувствует сырости. Все это кажется таким пустяком — как для волка шкуру высушить.
Олег уже развернулся, чтобы выходить из воды, когда ветер донес до него голоса. И еще он уловил запах терпкого человеческого пота. Олег сдал назад, погружаясь в воду, на ходу глянул в сторону хижины. И увидел вооруженных людей в охотничьем камуфляже. Чутье подсказало, что это были не обычные охотники.
Один зашел в дом, другой встал у двери, осматриваясь вокруг, третий пошел к воде. Лица у всех напряженные, взгляды беспокойные, хотя в них и не чувствовалось страха. Метров двести-триста до них, не так уж близко, но Олег мог сосчитать все морщинки на лбу человека, который вышел из дома.
